Изменить стиль страницы

— Уф-ф-ф! И напугали ж вы меня!

Хозяин дома, пребывавший до того в благодушном настроении, явно не хотел менять его ради незнакомца.

— Кто вы?

— Имею честь представиться: штабс-капитан Заступников Фёдор Пафнутьич, участник многих сражений обладатель бесчисленных наград…

Реакция хозяина усадьбы была на удивление спокойной.

— Я тоже воевал… И что?

Барин не спешил тащить гостя в дом, в отличие от казака Репкина и другой гостеприимной деревенщины. Образовалась пауза.

— Я вот думаю… — промолвил раздосадованный капитан, давненько помышлявший о застолье и прочих проявлениях гостеприимства, к коим успел уже привыкнуть. — Смотрю на вас и думаю…

— Думаете? — почему-то вдруг растрогался Баранов.

— Думаю-гадаю! Кумекаю-соображаю!

— О чём же, не томите?

Изголодавшемуся гостю стало ясно: наступил черёд финальной фразы, которую он готовил и даже репетировал вслух почти полдня.

— Готовы ли вы…

— К чему?

— Готовы ли расстаться со всей этой красотой, да и с верными собаками в придачу, ежели, к примеру, найдётся подходящий вариант в столице?

Никита почесал затылок.

— Не думал о таком, признаюсь… А уж судачить о таких вещах при лунном свете вовсе не решусь…

— Так пригласите меня в дом! Али боитесь?

Никита почесался весь, ещё чуток подумал. Оценил фигуру капитана, примерно так же, как давеча служивый оценивал девкины достоинства.

— Заходите! Вреда от вас будет мало, даже если и надумаете чудить…

Глава 8 Никита Баранов

Дальнейшая беседа гостя и хозяина протекала уже не при Луне, а при светильниках. И под знатное угощение. Капитану удалось-таки нащупать душевные струны поручика. И хорошенько брякнуть по ним!

— Стыдно, батенька, позорно герою войны в деревне загнивать, когда в столице дел невпроворот. Это всё лень помещицкая в вас говорит… Столица, может быть, только и живёт ожиданием своих героев, ей, матушке, может быть, тошно плодить щелкопёров-чиновников, устала она, может быть…

Никита почесал затылок, пожал плечами.

— Да накой я ей нужен, столице-то?

— Как это «накой»?! Вы меня удивляете! Страна, может быть, стоит на пороге войны с Польшей…

— Что вы говорите! Неужели?!

— Али газет не читаете совсем?

— Читаю!

— И ничего не помните из прочитанного?

— Признаться, нет… Выпиваю я, сильно выпиваю с горя… Вдовый я, бездетный…

Капитан, будто сильно удивившись, заорал:

— Бааааа!!! Удача-то какая!!!

Баранов тут же захотел объяснений. И получил их. Все пояснения были выданы ему в форме военных сводок.

— Выражусь коротко, — с надрывом начал капитан. — По проверенным слухам, в Польше зреет восстание.

Никита поёжился.

— Бр-р-р-р! И Польша катится в тартарары, не только матушка-Россия?!

— Совершенно верное ваше замечание. Неблагодарные поляки, освобождённые нами от Наполеона, так и норовят отделиться, уменьшить размеры великой империи…

— Как по мне, катились бы они, эти поляки, на все четыре стороны!

Сказав так, хозяин дома с жадностью набросился на студень, стал уплетать его, громко чавкая.

— Э-э-э! Не по-государственному мыслите! — воскликнул капитан. — Неправильно!

— А как надобно мыслить?

— Чувствуется в вашем понимании этакий застой, этакая тухлость деревенская. Ну, ничего, мы эту затхлость вашу, эту лень преодолеем!

— Каким же образом, если не секрет?

Склонившись над тарелкой и не перестав жевать, Никита быстрым жестом отправил к себе в горнило стакан водки.

— Простите великодушно, но одинокому вдовцу малая толика непонимания простительна… А водочка просто-таки необходима! Вот и батюшка благословил…

Капитан с досады вынул трубку. Стал нервно набивать её. Самокрутки при таком серьёзном разговоре были неуместны. Закурив, начал ждать более разумного ответа.

Дабы скрасить ожидание, служивый, поднявшись с табурета, несколько раз обошёл гостиную. Припадая строго на ту конечность, которая отдыхала в селе Болотникове, на хуторе у Фросенькиного отца.

В числе объектов, заинтересовавших гостя, была стопка скатертей, с виду, вроде бы, ни разу не использованных. Далее взгляд его остановился на часах старинной работы, висевших на крашеной белилами стене.

Интересно, что все стены горницы, а их было почему-то шесть, ввиду тупости некоторых углов, все стены были каждая иной расцветки.

Вот, например, бордовая с золотыми росписями стенка давала весьма своеобычное впечатление. Расписать бы так всю горницу, можно было бы принять её за приёмную борделя, отнюдь не дешёвого.

Радовала глаз и стена с премилыми квадратиками — жёлтыми на голубом фоне. В каждом квадратике помещалась надпись чёрными чернилами. Вероятно, то были автографы наиболее уважаемых посетителей. Либо имена крестников. Либо ласковые прозвища любовниц. Либо и то, и другое, и третье. Можно было и спросить, но риск сбить с мысли незадачливого барина представлялся слишком уж огромным. Оставалось молча ждать, когда, наконец, пьяный деревенский увалень начнёт задавать умные вопросы. По существу сделанного предложения. А пока можно было посвятить себя исследованиям.

Если уж исследовать, так всё. Не обделил вниманием хромой вояка и следующую стену, коричневато-красную, однотонную. Вся она была усеяна картинками, исполненными неуверенной рукой, почему-то мелом. Сюжеты представлялись несколько сомнительными, равно как и сопутствующие надписи к ним, однако все эти узоры общий вид не портили.

Не портила вида и стоявшая прямо на полу, двумя рядами, изысканная коллекция небольших фигурных бутылочек, с диковинными надписями на этикетках. Не зная иностранных языков, но применив фантазию, можно было догадаться, что ранее в тех пузырьках хранились анисовые капли, водку редкого урожая, экзотические вина и так далее. А можно было ничего не думать, так спокойнее.

Была ещё стена с огромными иконами, не поместившимися в красный угол.

Последняя стена ничем не радовала, ибо денег на её убранство явно не хватило. Она была бревенчатой, невыносимо голой. Но зато не раздражала пестротой и аляповатостью. Что ж, гуляя по такому вернисажу, можно разное удовольствие получить.

Ждать, однако, капитану пришлось не очень долго. Его хитрый расчёт удался: через минуты три Никита не выдержал, бросил вилку, вытер лицо салфеткой, пошёл к иконам, стал креститься. Тут уж и гость не выдержал.

— Перестаньте вы поминутно крестом себя осенять, чай не в церкви находимся!.. Приказываю вам немедленно собраться и мысленно сосредоточиться, иначе…

— Иначе что?

— Иначе разговора у нас с вами не получится! Не удастся мне вас в Петербург перетащить…

Никита, игриво махнул салфеткой.

— А-а-а… Ну… Это пустяки! Сущие пустяки!..

Он снова сел к столу.

Гость решился на крайнюю меру: сменил капитанский тон на полковничий.

— Приказываю вам… Немедленно встать! Встать, говорю!

Никита поднял на него изумлённые глаза, икнул.

— Встать? Зачем?

Капитан брызнул слюной.

— Встать, когда старший по званию вам велит! Увалень вы этакий…

Никита неохотно поднялся, стал по стойке «смирно», попытался подтянуть живот.

— Господин штабс-капитан, вам и невдомёк, что мне теперича вся эта муштра, всё это кровавое… воинское… мракобесие… без интереса… без надобности…

— Что такое?!

— Я уж и обет дал… Монастырю… И всё имущество туда… им… скоро отпишу… Не о чем мне больше волноваться в этой жизни…

Вот так удар! Капитан полдня потратил составление речей. К тому же, им было, пока в уме, подсчитано, сколько земель у отставного поручика Баранова, сколько работников и какая движимая часть имеется.

Никите же было не до подсчётов. Он с новым рвением принялся уплетать остатки ужина, с довольным видом поглаживая живот. Регулярно отрыгивая.

Заступник ветеранов посерел с лица.