Мендерис молчал.

– Ладно, с этим обождем… Расскажите, как вы вошли в сговор с Артуром Румбиниеком? До этого трюка с потерянным паспортом или позднее?

– С каким Румбиниеком?

– С тем самым, который сбыл через комиссионный магазин предъявленную инспектором Яункалном поддельную «Сикуру». Может, вы и об этом уже позабыли?

– Ах, пенсионер…

– Это что – его кличка?

– У меня голова раскалывается. Я ничего больше не понимаю. Напишите все, что считаете необходимым.

– Если хотите сегодня ночевать дома, придется взять себя в руки и ответить на все вопросы. Иначе буду вынужден вас задержать.

– На каком основании? Вы не доказали ни одного из ваших фантастических утверждений!

– А незарегистрированная валюта, которая у вас хранится? Или вы будете отрицать и это тоже? Ваша жена была куда благоразумней.

– За те десять долларов – пожалуйста! Я все равно теперь не могу Виктории в глаза смотреть. – Мендерис впервые взглянул на Яункална. – А не могла бы общая наша знакомая позвонить моей жене? Она уж найдет, что сказать. Или пускай расскажет только про пистолет и про валюту… Я перед вами в долгу не останусь…

Когда приемщика увели в камеру, инспекторы посмотрели друг на друга с немым вопросом.

– Завтра он наверняка признается! – воскликнул Яункалн.

– Не знаю, не знаю, – покачал головой Селецкис. – У меня такое впечатление, что этот несчастный Эмиль скорее даст себя засудить за чужие грехи, чем вернется к жене прелюбодеем, пойманным с поличным.

– Как в детективном романе. Человек, на которого падают все подозрения, в конце концов оказывается безвинной жертвой случайного стечения обстоятельств.

Селецкис пожал плечами.

– Ладно, поглядим. Поэтому сегодня ночью надо хорошенько выспаться. Попрошу, чтобы дежурная машина развезла нас по домам… Да… а старухе Зандбург расскажите только самое необходимое.

Отказавшись от провожатых, тетушка Зандбург спешила к Виктории Мендере. Она отказалась бы и от многого другого, лишь бы сохранить за собой роль утешительницы сломленной горем женщины. Всего несколько часов тому назад она обозвала Викторию ведьмой, своими руками толкнувшей слабохарактерного Эмиля на путь преступлений. Теперь же, когда та сама попала в беду, тетушка Зандбург не могла не прийти к ней на выручку.

Честно говоря, Тедис Яункалн не слишком настаивал на исполнении своего джентльменского долга. Ему действительно хотелось завалиться в постель, ни о чем не думать, поскорее уснуть.

Едва щека Яункална коснулась подушки, как в дверь забарабанили. Или же он все-таки успел задремать? Неужели хозяйка забыла взять ключи от дома? Накинув на голые плечи плащ, Тедис босиком сбежал вниз по лесенке и отпер дверь.

На крыльце стоял полковник Эдуард Кашис со своей дочкой Расмой.

Утихомирив растявкавшегося Томика, Яункалн пригласил поздних гостей пройти на кухню.

– Товарищ Зандбург будет так рада вашему приезду… Сейчас я поставлю чайник, вы же с дороги… С этой болезнью она себя чувствует вдвойне одинокой… – Он без умолку сыпал словами, чтобы скрыть свое замешательство.

– Разрешите усомниться, – сухо сказал Кашис. – С таким братом милосердия и с таким ласковым песиком воскрес бы даже покойник… А где же сама больная? Я должен передать ей от жены привет и малиновое варенье, которое должно ее исцелить.

– К врачу ушла, – в отчаянье врал Яункалн. – Наверно, скоро вернется.

– Это ночью-то?! Все поликлиники давным-давно закрыты.

– Вы не знаете свою тещу, если можно вас цитировать, товарищ полковник. – От смущения Яункалн становился все нахальнее. – Она доверяет только своему приватному доктору.

– Да что ты к нему прицепился, товарищ полковник? У самого не получилось с перевоспитанием бабушки, так теперь норовишь свалить ответственность на других. Манера, типичная для начальства! – упрекнула Расма отца.

Лишь теперь Яункалн заметил, какой она стала красивой за эти годы. Вьющиеся черные волосы, высокий лоб и синие глаза делали девушку ослепительно яркой, и было трудно вообразить, что лет через пятьдесят она уподобится своей бабушке. Голос у Расмы был низкий, чуть глуховатый, и это придавало некую таинственность любой, даже самой обычной ее фразе.

– Университет вы, наверно, уже окончили. Где работаете? Преподаете французский?

– Окончательно еще не решила. – Она улыбнулась. – Потому и приехала вместе с полковником. Мне предложили место инструктора в Интернациональном клубе моряков, но сперва я хочу посмотреть, стоит ли соглашаться. Здесь работает моя давняя подруга.

– Не Ева Микельсоне?

– Я смотрю, вы быстро успели перезнакомиться с самыми красивыми девушками Вентспилса, – не без ехидства заметила Расма.

– Не только! Теодор Яункалн успел раскрыть крупную аферу и арестовать опасного преступника. Ты, Эдуард, мог бы у него поучиться!

Никто не слышал, как вошла тетушка Зандбург. С торжественным видом она уставилась на зятя.

Кашис схватился за голову.

– Если не ошибаюсь, он не обошелся без вашей помощи, дорогая тещенька. Наверно, вы и заболели-то от умственного перенапряжения…

– Что сказал врач? – поторопился с вопросом Яункалн. – Не ругал за то, что так рано поднялись с постели?

– Слова не сказал! – мгновенно уловила ситуацию тетушка Зандбург. – Мне требуются свежий воздух и полный покой. Надеюсь, дорогие гости примут это во внимание. – Она многозначительно посмотрела на Кашиса. – Теперь мы с Расмой соберем ужин, а потом я расскажу, что мы с Теодором успели сделать.

День пятый

Вентспилсский Интернациональный клуб моряков занимал мрачноватого вида двухэтажное здание, выстроенное на грани веков для нужд царского военного ведомства. Судя по его близости к порту, можно было предположить, что в нем размещались таможенники или пограничники, но это мало интересовало нынешних хозяев дома. Они бились над неразрешимой проблемой – каким образом гармонически соединить современную, легкую, угловатую и блестящую мебель с необычной планировкой и старинным интерьером здания, с высокими потолками и узкими стрельчатыми окнами, с парадными лестницами и длинными анфиладами комнат.

Внизу, где располагались танцевальный зал, бар и кафе, можно было обойтись ликвидацией перегородок, зато на втором этаже посетители сталкивались с вопиющим разностильем, приводившим архитекторов в ужас, но странным образом очаровывавшим моряков, не обладавших тонким художественным вкусом, потому что каждый видел в нем частичку того, к чему привык у себя дома.

Лабиринт помещений странно усилил тревогу Расмы. Она просто не могла себе представить, с чего начать свой разговор с подругой. Ева была на два года старше Расмы; в университете они сдружились на комсомольской работе. Сейчас ее смущала просьба отца и Яункална: выудить у Евы интересующие милицию сведения об обстоятельствах пропажи ее паспорта, почему-то казавшиеся Тедису подозрительными. Спросить ее об этом напрямик тоже не хотелось. Ева еще вдруг догадается, что Расма действует по заданию милиции, и больше не поверит ей ни одной из маленьких тайн, обычно составляющих суть бесконечных разговоров девушек.

Даже в этот тихий утренний час в клубе было удивительно многолюдно. Да, о тишине тут не могло быть и речи, поскольку в зале репетировал танцевальный оркестр, старавшийся избытком громкости сгладить недостатки в исполнении. Репертуар, как показалось Расме, был локально-патриотический – экспортные варианты песенок Раймонда Паула, Александра Кублинского и Улдиса Стабулниека, которые исполняла на ломаном немецком языке платиновая блондинка.

Почти столь же шумно протекало и совершение формальностей, связанных с передачей смены буфетчицами. Кастаньетами стучали счеты, пустые бутылки звенели, как тамбурины, голоса официантов хриплостью напоминали о Луи Армстронге, да и высказывания их по поводу битой посуды цветистостью не уступали текстам модных песенок.

Весь этот гвалт, конечно, заполнял и второй этаж, где добавлялся еще сухой перестук бильярдных шаров и мячиков настольного тенниса. Но похоже, все это ничуть не беспокоило посетителей библиотеки: моряки разных национальностей рассеянно перелистывали переведенные на английский и испанский языки брошюры или фотоальбомы, посвященные Празднику песни. Они ожидали, когда их поведут на экскурсию по историческим местам города, о которой извещало желающих объявление на доске.