А из двери на меня выскочила счастливая моя Юлька – глазищи распахнуты, рот перекошен:

– Венька, Венька, вот дурак, убью, не могу без тебя, родной, Вееенька-а!

46

Тем утром, едва забрезжил в оконце неяркий свет, я была уже на ногах. Однако Ахиэзер оказался проворнее меня – полностью одетый, он перепоясывался, явно собираясь куда-то уходить. Я рванулась идти с ним вместе, но он скорее жестами, чем приглушенным шепотом, стараясь не разбудить прочих обитателей домика, велел, чтобы я осталась внутри и не тревожилась, все будет хорошо. В очередной раз мне пришлось покоряться, изображая из себя типичную женщину Востока. Но как же это трудно – ждать, не зная, когда и чем все закончится, просто сидеть у окошка в ладонь шириной, не отрывая глаз от дороги…

К счастью, ожидание мое оказалось не слишком долгим. Хозяйка домика всего два раза предложила мне поесть, удивившись отказу, но третий раз звать не стала, просто оставила на краю стола лепешки и миску козьего молока. От тревоги и нетерпения мне на еду и смотреть не совсем. Сидеть дома было и вовсе уже невыносимо, и я уж решилась переждать во дворе, а заодно и бабушке со стиркой помочь – и надо же мне было высунуть нос наружу как раз когда к дому подходил Ахиэзер, а за его спиной маячила такая знакомая и любимая кудлатая Венькина башка… Убила бы дурака такого, вот честное слово, прямо на месте бы убила! Так я ему и сказала сразу… ну, или не совсем сразу, а как только он оторвался со своими поцелуями.

– Надеюсь, – вмешался в наше воркование неожиданный наш знакомец – вы не в претензии, что пришлось прибегнуть к купле? Никаких юридических последствий в этой или нашей эпохе, разумеется, утренняя транзакция иметь не будет.

– Что? – обалдело уставились мы на него. Нам не почудилось, он-таки говорил на русском языке! Немного странном, с легким каким-то акцентом, но, несомненно, русском. Да вроде… вроде как он и вчера на нем говорил, только я в состоянии шока ничего не замечала.

– Выкуп. Я заплатил за тебя выкуп, – продолжил он, – Это из средств экспедиции, не берите в голову. Emergency fund, никаких траблов.

Мы оба обалдело смотрели на него, но ко мне дар речи вернулся первой.

– Большое вам спасибо, – сердечно сказала я, – без вас уж и не знаю, что бы мы делали!

– Да-да, – обалдело подтвердил Венька, – спасибо вам.

– Это долг – выручить коллегу.

– Коллегу? – переспросили мы хором.

– Разумеется. Я уже представился: Ахиэзер. Но теперь добавлю свою позицию: senior explorer at the Eurasian Institute for non-linear history.

– Какой-какой хистори?

– Старший эксплорер в институте нелинейной истории. А вы, коллеги, откуда?

– Я вообще-то ремонт делаю, – ответил простодушно Веня, – и в Сокольниках живу. В Москве.

– А я – Юля из Беляева. Вольный художник. Леплю, к примеру, верблюдов из глины. Вам не надо случайно?

Теперь на нас смотрел он. Дубиной вроде только одного Веньку стукнули, хотел он нам сказать, что же мы вдвоем-то придуриваемся?

– Я еще позавчера, – он все-таки совладал с собой, – имел инсайт, что вы хронодайверы. По-русски тут еще никто другой не научится ругаться еще тысячелетия три или так. Но я могу дать матрицу на релоад, что от нашего института в этом тайм-слайсе нет других экспедиций.

– Не надо нам матрицу, – ответила я торопливо, – мы не от института, и безо всяких слайсов. Просто я в пещеру сдуру полезла, а он за мной. Еще там землетрясение было, а потом мы в Угарите очутились и уже полгода выбраться домой не можем. А вы, наверное, давно за границей живете, так непривычно говорите…

– За границей? – удивился он, – нет, в Европе. Последние два года в Англии, но это неважно. Дистант джоб, в любом кейсе-мейсе. Но я вот говорю о чем…

А кто же осуществлял ваш дайв и какими средствами?

– Да никто не осуществлял, – теряя терпение, пояснила я. – Мы с Венькой были в Сирии на экскурсии, забрались в пещеру, а там землетрясение. И мы тут. Вот и все.

– Окрызенно, кызым! – восхитился Ахиэзер. – Значит, вы имели удачу найти натуральный колодец. Это верная Диксоновская премия, коллеги. Опишите ваш дайв, представим материал в Кембридж, когда сделаем назад. Это было только в старых, очень архивных файлах, что такое имело место. Где-то в начале века.

– Подождите-подождите, – озадачилась я. – А мы-то в каком времени живем, то есть, жили? Это ж самое начало века и есть. Двадцать первого. А вы о каком говорите?

– И я о нем же, – терпеливо ответил Ахиэзер, – явление, как вы помните, заявлено Леруа и Крюгером, Диксоновская премия 2046 года.

– Какого? – разинули рты мы оба.

– Сорок шестого, forty six. Подождите… а вы?

– Мы в 2008-м жили, пока вся эта заварушка не началась.

– На самом деле? – вскрикнул от неожиданности теперь Ахиэзер. – Вы обязательно должны мне показать локацию, это же чрезвычайно важно. Это не Диксон, это Нобель-Мобель!

– А смысл? – робея под напором мальчика из будущего поинтересовалась я, – Мы там сто раз все облазили, только обратно все равно не работает, локация эта. Даже пещеры той нет.

– Похоже, это история на не один слот, – кивнул он головой, – предлагаю поланчевать, тем более, что завтрака, кажется, вы не имели. А для тебя, Веня, есть медицина. От потрясенных мозгов, как раз.

Он достал откуда-то из складок своей одежды радужную капсулу.

– Спасибо большое, Ахи, – отозвался мой драгоценный, засовывая дар себе в пасть, – вообще за все спасибо, и за лекарство в частности. Но все-таки, почему ты так странно говоришь, и как тебя зовут, на самом деле?

– На самом деле меня зовут Ахиэзер, в этой экспедиции, – ответил он, – а моя речь… брат, языки меняются. Я эксперт по древнему Ближнему Востоку, но и о русском могу сделать выводы. За шестьдесят лет иногда довольно быстро меняется язык, да? Но с вами я постараюсь говорить аккуратнее, языком классической отечественной литературы, которую полюбил еще в колледже.

– Шестьдесят лет! – выдохнули мы разом.

– Да, друзья, я еще не родился в этом вашем 2008-м, – ответил он, – только не ждите, что я буду предсказывать вам будущее, особенно, дату смерти. Я ее не знаю, пардон, это во-первых, и не могу знать, а во-вторых, это запрещено, раскрытие инфы. Ну и я не эксперт по Восточной Европе начала века, или где там это Беляево-Меляево…

– В Москве! – гордо сказала я.

– Милый город, – отозвался он, – несколько раз бывал там.

– Насчет будущего, – переспросил Венька, – у нас один главный вопрос: как отсюда выбраться?

– Хронодайв на троих будет непростой задачей. Дисперсный, тем более… Энергии слишком много, и это не emergency… Канал всего один… очень сложная задача. Очень. Не знаю пока, коллеги. Все же, я скажу насчет ланча… простите, отобедать, откушать изволите ли? – поправился он, переводя свое чириканье на язык наших предков, – а вы за трапезой уведомите меня поподробнее, что там у вас произошло. Соблаговолите.

Нам, действительно, накрыли внутри дома, и мы, перескакивая с пятого на десятое, вкратце передали всю историю наших угаритско-финикийских приключений, да и начинающихся израильских, ничуть не более веселых на данный момент. Мне страшно хотелось узнать побольше и про самого Ахиэзера, и про его институт, и про экспедицию, но он отговаривался какими-то общими фразами и на контакт, по сути, не шел. Национальность у него – европеец, русским свободно владеет с детства, это язык его предков по матери, да и один из основных языков Евразийского Сообщества.

А теперь направляется – вот удача! – в Иерусалим, сиречь Евус или град Давида, по своим хронодайверским делам. Вроде как точка всплытия у него там, и вообще он исследует давидову династию. Проект так и называется: «Давид и сыновья». Только подробнее он о нем не рассказал – а нас с собой позвал. Выйдя в путь этим же вечером, мы еще имели шанс нагнать вчерашний караван, он только сегодня утром отправился в путь – и лучше бы в Дане до поры до времени никто не знал, куда мы делись.