Пожилая женщина, погрузившись в воспоминания, уже не могла остановиться и плакала навзрыд.

— …а также отказываться бесплатно работать в домах ваших сеньоров. Я освобождаю вас от обязанности делать подношения вашим сеньорам на Рождество и бесплатно обрабатывать их земли.

Арнау помолчал некоторое время, глядя на тех, кто стоял за спиной обеспокоенной знати. Толпа замерла в ожидании, надеясь услышать единственное слово, которого не хватало в речи барона. Люди знали это и заволновались, когда Арнау внезапно замолчал. Не хватало всего одного слова!

— Я объявляю вас свободными! — крикнул он, набрав в легкие побольше воздуха.

Carldn вскочил и затряс кулаком в сторону Арнау. Знать, которая его сопровождала, тоже начала махать руками и кричать.

— Свободными! — всхлипнула пожилая женщина, слыша восторженные крики толпы.

В этот день, когда представители знати отказались чествовать воспитанницу короля, крестьяне, которые обрабатывали земли, составляющие баронства де Граноллерс, Сант-Висенс дельс Орте и Кальдес де Монтбуй, стали наравне с крестьянами новой Каталонии, баронства Энтенса, де ла Конка дель Барбера, окрестностей Таррагоны, графства де Прадес, де ла Сегарры и ла Гарриги, маркизата Айтоны, территории Тортосы и окрестностей Уржеля. Они стали такими же вольными людьми, как крестьяне любой из девятнадцати комарок[9] Каталонии, где свобода была завоевана усилиями и кровью их отцов.

— Вы свободны! Вы остаетесь крестьянами, но никогда больше ни вы, ни ваши дети и внуки не будете на этих землях рабами!

— Ни ваши матери, — прошептала Франсеска. — Ни ваши матери, — повторила она, и слезы снова потекли по ее щекам. Не отдавая себе отчета, она прижалась к Аледис, которая тоже расчувствовалась.

Арнау пришлось уйти с помоста, чтобы люди, потрясенные услышанным, не набросились на него. Жоан помог Элионор, которая была не в состоянии идти сама, дойти до дому. За ними шла Мар, едва сдерживающая охватившее ее волнение.

Равнина стала пустеть, как только Арнау и его свита ушли в замок. Знатные господа, договорившись, как представить дело королю, вскочили на лошадей и погнали их галопом, не обращая внимания на людей, которые шли по дороге. Чтобы не быть сбитыми каким-нибудь горячим всадником, тем приходилось сворачивать в сторону, на пашню. Улыбаясь, крестьяне неторопливо возвращались к своим очагам.

И лишь две женщины продолжали стоять на опустевшей равнине.

— Почему ты меня обманула? — спросила Аледис.

Франсеска повернулась к ней.

— Потому что ты его не заслуживала… и он не должен был жить вместе с тобой. Ты не та женщина, которая могла быть его женой. — Франсеска не сомневалась в своей правоте. Она говорила холодно, так холодно, насколько ей позволял охрипший голос.

— Ты действительно думаешь, что я этого не заслуживала? — с обидой в голосе спросила Аледис.

Франсеска вытерла слезы; казалось, к ней снова вернулись энергия и твердость, помогавшие ей вести дела вот уже столько лет.

— Разве ты не видишь, кем он стал? Неужели ты думаешь, что с тобой его жизнь была бы такой же?

— О моем муже и дуэли ты…

— Ложь.

— О том, что меня искали…

— Тоже ложь.

Сдвинув брови, Аледис посмотрела на Франсеску.

— Ты мне тоже солгала, помнишь? — выкрикнула ей в лицо хозяйка.

— У меня были на это свои причины.

— А у меня свои.

— Ты пошла на это, чтобы заполучить меня для твоего ремесла… — медленно произнесла Аледис. — Теперь я понимаю.

— Это не единственная причина, но, признаюсь, так и было, — сухо ответила Франсеска. — У тебя есть жалобы? Скольких простодушных девушек ты обманула с тех пор?

— В этом не было бы необходимости, если бы ты…

— Хочу тебе напомнить, это был твой выбор. — Франсеска холодно посмотрела на нее.

— Мне пришлось многое пережить, Франсеска. Я добралась до Фигераса не для того, чтобы меня унизили и сломали. Зачем?..

— Ты живешь хорошо, лучше, чем многие из тех знатных господ, которые сегодня были здесь. У тебя есть все.

— Кроме чести.

Франсеска выпрямила свое высохшее тело и встала перед Аледис.

— Послушай, Аледис, я ничего не понимаю в чести и почестях. Ты мне свою продала. А мою украли, когда я была девственницей. Мне никто не дал право выбора. Сегодня я оплакивала то, что не могла оплакивать всю мою жизнь, и теперь этого достаточно. Мы — те, кто мы есть, и воспоминания о том, как мы до этого дошли, ничего не дадут — ни тебе, ни мне. Пусть другие скандалят и дерутся за свою честь. Ты их сегодня видела. Кто из тех господ, которые стояли рядом с нами, может говорить о чести и достоинстве?

— Возможно, теперь, без дурных обычаев…

— Не заблуждайся, — перебила ее Франсеска. — В жизни по-прежнему будет полно несчастных, которые не смогут найти места, чтобы спокойно умереть. Мы много боролись, чтобы прийти к тому, к чему пришли. Не думай о чести: она не для простого человека.

Аледис огляделась по сторонам и задумалась. Этих людей освободили от дурных обычаев, но они остались теми же мужчинами и женщинами, которые утратили надежду, теми же изголодавшимися детьми, босыми и полуголыми. Она кивнула и обняла Франсеску.

41

— Ты не посмеешь оставить меня здесь одну!

Элионор слетела с лестницы, как фурия. Арнау был в зале, сидел за столом, подписывая документы, в которых отменялись дурные обычаи на его землях. «Как только он их подпишет, я уйду», — сказала она Жоану. Монах и Мар, стоя за спиной у Арнау, наблюдали за сценой.

Мар и Элионор обменялись холодными взглядами.

— Разве я говорю недостаточно ясно, Элионор? Подпишешь?

Она подписала.

Арнау не стал ждать, когда соберется Элионор, и в тот же день, подождав, пока стемнеет, чтобы не ехать под жарким августовским солнцем, уехал в Барселону в нанятой повозке — такой же, на какой он приехал в замок.

Никто из Эстаньолов не оглянулся, когда повозка выехала за ворота замка.

— Почему мы должны жить с ней? — спросила Мар, обратившись к Арнау во время поездки.

— Я не должен обижать короля, Мар. Никогда не знаешь, какой может быть реакция монарха.

Мар молчала некоторое время, оставаясь задумчивой.

— Именно поэтому ты пошел на сделку с ней? — спросила она после паузы.

— Честно говоря, да. Но главной причиной все же были крестьяне. Я не хочу, чтобы баронесса жаловалась королю. Конечно, официально король обеспечил нас доходами на всю жизнь, но на самом деле их нет либо они минимальны. Если Элионор приедет к королю и скажет, что своими действиями я лишил ее этих доходов, то, возможно, он отменит мое решение.

— Король? Зачем это королю?

— Дело в том, что много лет назад Педро IV подписал указ, ущемлявший права рабов-земледельцев и отменявший те привилегии, которые он сам и его предшественники предоставили графским городам. Церковь и знать потребовали от него принять меры по отношению к крестьянам, которые бежали со своих земель, оставляя их невозделанными… И он это сделал!

— Я не думала, что Педро IV способен на это.

— Король — это всего лишь еще один представитель знати, Мар, первый из них.

Они переночевали в одном из домов в пригороде Монткады. Арнау щедро заплатил крестьянам — хозяевам дома. Они поднялись на рассвете и, прежде чем наступила жара, въехали в Барселону.

— Ситуация критическая, Гилльем, — сказал Арнау, когда закончились все приветствия и они остались вдвоем. — Положение графства гораздо хуже, чем мы предполагали. До нас сюда доходят не все новости. Видел бы ты, в каком состоянии находятся наши земли! Мы не выживем.

— Я давно уже принимаю меры, — огорошил его Гилльем. Когда Арнау потребовал, чтобы он продолжал, мавр пустился в объяснения: — Кризис тяжелый, но его следовало ожидать. Мы уже как-то говорили об этом: наши деньги постоянно обесцениваются на зарубежных рынках, однако король не предпринимает никаких шагов здесь, в Каталонии, и мы вынуждены нести невосполнимые потери. Муниципалитет залезает все в большие долги, чтобы финансировать всю структуру, которую создали в Барселоне. Люди не получают прибыли от коммерции и ищут более надежные места для вложения своих капиталов.