— Я тебе тогда у костра неправду сказал, что ты мне нравишься... — тоже шепотом говорил Артем. -— Я тебя люблю... Слышишь, Таня, люблю!

Он нащупал тесемку купальника и дернул. И тут солнечные пятна набросились на них сквозь дырявую крышу. То выхватывали из полумрака ее полные губы, то глаза, то золотистое плечо, то удивительно белую, с загнутым вверх соском грудь.

Артем целовал Таню. Ничего подобного он еще никог­да не испытывал. Он на миг разжал свои объятия, что­бы поделиться переполнявшим его через край счастьем, сказать какие-то нежные слова, но она зажала ему рот ладонью и прошептала:

— Ради бога, молчи!

3

Артем сидел, привалившись голой спиной к жестко­му сосновому стволу и вытянув ноги. Над островом плы­ли облака -— его любимые облака, которые сейчас ниче­го не напоминали. Ровно шумели деревья, добродушно плескалась у берега волна. Где-то в стороне, за островом, прошла моторная лодка. Долго слышался басистый гул. Постепенно он становился визгливее, тоньше и наконец оборвался. И снова благословенная тишина. Совсем близ­ко пролетели три большие утки. Казалось, они очень то­ропятся и чего-то боятся: длинные шеи напряженно вы­тянуты, быстро-быстро машут крыльями. И что за жизнь у бедных уток? В любой момент может грянуть выстрел, и дробь со свистом рассечет воздух.

Пришла Таня, тихая и печальная. Села рядом. В во­лосах запутались сухие травинки. Длинные ресницы опущены. По тому, как они вздрагивают, чувствуется, она ждет: что он сейчас скажет?

Обняв ее за плечи, Артем сказал:

— Таня моя... Моя Таня!

— Почему твоя?

— А чья же? — Он, улыбаясь, приподнял ее подбо­родок и посмотрел в глаза»

Девушка отодвинулась, сняла его руку с плеча.

— Ты стал такой самоуверенный.

— Ладно, критикуй, ругай, можешь даже отколотить, только позволь тебя поцеловать.

— Нет.

Она еще дальше отодвинулась. Сорвала почти про­зрачный колокольчик на длинной ножке и стала сосредо­точенно рассматривать его.

— Даже теперь мы с тобой не можем найти общий язык, — с досадой сказал Артем.

— Даже теперь... — повторила она.

— Я хотел сказать...

— Лучше ничего не говори, — перебила она. — У ме­ня такое впечатление, что ты вдруг поглупел.

— Это, наверное, от счастья. ,

— А вот я не чувствую себя счастливой... — со вздо­хом сказала она.

Над головой зашуршало, посыпались сухие иголки, и скрипучий голос громко произнес:

— Пр-ривет!

4

Умываясь утром, Артем заметил на другом берегу, ря­дом со своей машиной, мотоцикл. «Рыбачок пожало­вал», — подумал он. Иногда в пятницу приезжали ры­баки, но они всегда останавливались на песчаной косе, далеко выдававшейся в озеро. И рыбачили совсем в дру­гой стороне. Артему так и не удалось с ними ни разу пе­рекинуться словом. Впрочем, ему не очень-то этого и хо­телось. Он чувствовал себя на острове владетельным кня­зем и не желал, чтобы кто-либо нарушил невидимые гра­ницы его вотчины.

После завтрака Таня с Кирой отправились на прогул­ку по острову, а Артем, испытывая смутное беспокой­ство, сел в лодку и поплыл к противоположному берегу. Про мотоцикл он Тане ничего не сказал.

«Москвич» стоял под толстой елью. Гладкую крышу будто кто-то нарочно усыпал иголками. Какая-то птица оставила свою отметку на капоте. Артем увидел снаружи в лобовом стекле свою загорелую до черноты борода­тую физиономию со светлыми глазами. На лбу длинная царапина: это он сам себя зацепил блесной. Большой нос покраснел и облупился.

— М-да... хорош женишок! — пробормотал Артем. Тут послышалось покашливание, и грубоватый голос насмешливо произнес:

— Видали мы таких женишков...

Из прибрежных кустов вышел Володя с ружьем на плече, В зубах тлела папироса. Рукава рубахи закатаны. Руки мускулистые, волосатые. Возможно, он давно сто­ял здесь и видел, как Артем причалил и по-идиотски лю­бовался на себя, смотрясь в лобовое стекло, будто в зер­кало.

— Где ее прячешь? На острове?

— На дурацкие вопросы я не отвечаю.

Володя выплюнул окурок, наступил на него огромной ступней в сапоге, подошел ближе. Сузившиеся глаза смот­рят зло, губы кривятся в усмешке.

— Развлекаетесь на лоне природы... Рыбку ловите? Его наглый тон стал раздражать Артема.

— А ты, смотрю, специалист по крупной дичи? — в тон ему сказал он.

— Из ружья не только по. дичи стреляют...

— Ты меня заинтриговал, — усмехнулся Артем.

— Я ведь такой... отчаянный!

— Как же, помню... Когда вы втроем на меня одного навалились.

— Послушай, борода, что тебе, своих питерских мало? Чего к нашим-то девкам пристаешь?

— Дурак ты, — сказал Артем.

Володя выпятил широкую грудь, сорвал с плеча ружье и зачем-то сунул под мышку, а кулаки сжал.

— Я тогда не просил дружков подсоблять мне, — про­цедил он. — Так, по пьянке увязались... Я и один из те­бя котлету сделаю...

— Не тряси ружьем-то, — сказал Артем. — Ненаро­ком выпалит... прямо тебе в ухо!

Володя подошел к сосне и повесил двустврлку на сук. Лицо его побагровело от гнева. Сверля Артема глазами, сказал:

— Хочешь, я твою телегу в озере утоплю?

— Попробуй...

Он матюгнулся, подскочил к «Москвичу» и, навалив­шись грудью на багажник, сдвинул с места. Артем ви­дел, как вздулись под рубахой мышцы, напряглась загорелая шея, а подошвы сапог вдавились в землю. Машина медленно покатилась по пологому берегу к воде. Тресну­ла ветка под колесом, и «Москвич» по радиатор вошел в воду. Парень еще поднатужился, но передние колеса на­крепко увязли в песке.

Володя распрямился и со злорадной ухмылкой посмот­рел на Артема.

— Вытащи-ка теперь, борода... — сказал он.

— Здоров ты, ничего не скажешь... — Артем подо­шел к нему и прежде чем парень сообразил, в чем дело, изо всей силы снизу вверх ударил в подбородок. Взмах­нув руками, Володя упал на спину, как подкошенный. Секунду лежал, изумленно хлопая глазами, потом вско­чил и... тут же получил второй удар в челюсть. На этот раз он поднимался с песка медленно и неохотно. Глаза его осоловели, губы были разбиты. Сплевывая кровь и потирая подбородок, он смотрел мимо Артема. Охота драться и показывать свою силу у него пропала.

— А теперь давай вытаскивать. Попробуем припод­нять за передок, — спокойно сказал Артем и вошел в воду. Володя остался на берегу.

— Ну, что же ты, Геркулес, задумался?

— Я же в сапогах...

Володя потоптался, сел на землю и, кряхтя, морщась, стал стаскивать сапоги.

— Тесноваты? — полюбопытствовал Артем. Володя ничего не ответил. Поставил сапоги рядом, сверху, на солдатский манер положил портянки. Закатав брючины, вошел в воду и стал рядом с Артемом. Вид у него был растерянный и озадаченный. Верхняя губа взду­лась и наползла на нижнюю.

— Раз-два, взяли! — скомандовал Артем.

Касаясь твердыми, как кирпичи, плечами, они с тру­дом вытащили из песка глубоко завязшие колеса и сдали машину назад. Дальше шел подъем, и Артем, наказав Володе не отпускать передок, залез в кабину, включил за­жигание и дал задний ход. Рыча и изрыгая дым, «Моск­вич», пятясь, выбрался на берег. Артем отвел его подаль­ше, выключил мотор и, поставив рычаг переключения на скорость, до отказа вытянул рукоятку ручного тормоза. Теперь машину и трактором не сдвинешь с места.

Парень, сидя на песке, обувался.

— Как ты понял, разговор с позиции силы не получился, — сказал Артем. — Заталкивать машину в воду... Ты бы еще шину проколол...

Володя хмуро взглянул на него и пробурчал:

— У Татьянки научился нотации читать?

— Гм, — озадаченно сказал Артем. — А ты, пожа­луй, прав.

— Боксом занимался? — пощупав подбородок, спро­сил Володя.

— Один год, в армии.

— Иначе ты бы со мной в жизнь не справился...

— Еще бы! Машины в озеро запросто кидаешь...

— Ну ладно, — сказал Володя. — Может, с тобой и не надо было с этой, как ты говоришь, с позиции силы... Только сильно допек ты меня. Ей-богу, как узнал, что ты с ней на озеро укатил, схватил ружье и сюда... Хоро­шо, что остыл маленько. Я ведь с утра тут припухаю. Вот какое дело-то. Татьянка сильно мне нравится.