Как мы видим, все это были отрасли, насаждаемые при помощи иностранцев во всех странах Запада и входившие в железный инвентарь меркантилизма. Многие из них у нас пытались создать уже при Алексее Михайловиче, но успех был тогда лишь кратковременный. Однако всех тех льгот и преимуществ, которыми Петр с этой целью наделял промышленников, было недостаточно. Сплошь и рядом не хватало самого главного — капитала для учреждения предприятия и ведения его. Этим капиталом в значительной мере снабжала предпринимателей казна; от нее же они нередко получали безвозмездно не только строения, но и материалы и инструменты, получали и денежные суммы. Так, например, Щеголин с товарищами в 1720 г. получил строения и инструменты суконного двора вместе с мастеровыми и сверх того деньгами 30 тыс. руб. в беспроцентную ссуду, та же сумма в 30 тысяч выдана Докучаеву также на устройство суконного предприятия в том же 1720 г., в 1744 г. Докучаев получил еще 30 тыс. Суммы в 5 тыс. даны в 20-х годах кожевенному мастеру Риттеру, суконщику Воронину, Исаеву, Павлову для кожевенного завода, Ивану Тамесу, в 3 тыс. — Волкову для устройства коломянкового предприятия, Короткову — на бумажный цех.

Что же касается сумм, вложенных самими предпринимателями, то они не велики. Так, капитал, внесенный в учрежденную графом Апраксиным мануфактуру, составлял около 90 тыс., но из них Апраксин сам внес 10 тыс. и потом еще 10 тыс., остальная сумма была внесена Шафировым, Толстым и различными приглашенными купцами. Но и они получили ссуду от казны в размере 45¹/₂ тыс. руб. В компании Меньшикова капитал составлял всего 21¹/₂ тыс., причем ему самому принадлежало всего 10 тыс., три участника вложили по 3 тыс., один 2 тыс. и один 400 руб. — суммы небольшие. В предприятие, учрежденное Тамесом, только один Микляев поместил 12 тыс., шесть участников, в том числе Тамес, от 4¹/₂ до 3 тыс. каждый, один 2100 руб., один 1600 руб., четверо по 1300, один 1050 и двое 650 и 250 руб.

На основании этого Ланпо-Данилевский приходит к тому выводу, что «большинство долей, вкладываемых в предприятия компанейщиками, не отличались большими размерами, хотя и переведены были в рубли современной нам ценности. Впрочем, добавляет он, даже таких капиталистов было сравнительно немного, да и они чувствовали нужду в правительственных субсидиях»^{731}. В регламенте Мануфактур-коллегии такая денежная помощь устанавливается как общее правило — в случае надобности коллегия может, с ведома Сената, ссужать всех фабрикантов деньгами на известное время без процентов^{732}.

В жалобах на недостаток в капитале и в остановках предприятий за отсутствием оборотных средств едва ли не наиболее ярко выражается тот факт, что необходимого для создания промышленности капитала было недостаточно. Впрочем, раз, как мы видели, в Австрии, Пруссии, в значительной мере и во Франции предприниматели не могли обходиться без денежной помощи казны, то едва ли приходится удивляться тому, что такие затруднения возникали у нас.

Шелковое предприятие графа Апраксина заявляло, например, в 1720 г., что у него капиталов, потребных на производство, не имеется, и шелка нет, причем последнее обстоятельство компания объясняла отсутствием «искусства в купечестве». В особенности такого рода явления обнаружились, когда Мануфактур-коллегия поручила асессору Меженинову осмотреть фабрики. Оказалось, что часть их прекратила свою деятельность «за неимением капитала». Так обстояло дело с предприятиями: парусным Симонова, полотняным Кузнецова, Ворохбина в Корочеве, грека Артина в Нежине. Такой же участи подверглись бумажные предприятия Маслениковых и Титичкина и суконное Голикова с товарищами. На последнем «сукна и каразеи не делается за тем, что из содержателей той фабрики двое померли, а двое за оскудением денег на ту фабрику не дают, за тем де ту фабрику одним им содержать нечем».

Наряду с недостатком в капиталах препятствием к развитию промышленности являлся у нас, как и в Пруссии, Австрии, недостаток в рынке. Несмотря на то что привоз одних товаров был запрещен (например, различных видов шерстяных материй), а других был обложен (по тарифу 1724 г.) высокой пошлиной в 50-75% (например, шелковых тканей, полотна и многих изделий из него), все же русским товарам предпочитали иностранные ввиду более высокого качества и более низкой цены их. В 1727 г. купцы жалуются на это низкое качество русских продуктов, которые «против заморского ничто добротою не будут и весьма площе». Это касалось игл, чулок, суконных, полотняных, шелковых материй. Все они «самые нижние», «ниже против заморских», бархаты «против заморских работою не придут, а ценою продаются из фабрик выше заморских». Точно так же «купорос, черный скипидар, крепкая водка, скорбилы белые, краска, бакан, вохра» не годятся и «заморского ценою вдвое дороже».

Из указа 1740 г. узнаем, что и «сукна мундирные, которые на российских фабриках делаются и на полки употребляются, весьма худы и к носке непрочны», ив 1741 г. было велено комиссии «о доныне деланных на российских фабриках плохих сукнах, отчего оное происходит, обстоятельно исследовать и винных фабрикантов без упущения штрафовать».

В результате в каразейном предприятии Воронина в 1726 г. «станов убавлено 10, и оное учинено для того, что каразей наделано и дежит многое число, а никуды не принимают», в московском чулочном предприятии «призваны были люди, и оные тех чулков никто ничего не купил и о продаже тех чулков от военной канцелярии было публиковано и выставлены листы и по тем публикам для покупки оных чулков охочих людей никого не явилось», почему предприятие «осталось без действа и стояло до 1722 году». В таком же положении находился трухманно-пудренный завод, с которого в 1722 г. «посылано в Стокгольм для продажи 103 пуда, но токмо в продажу там не употреблен и привезен назад и велено продавать трухман дома, но токмо в продаже ничего не были». И в других случаях находим значительные запасы, непроданные. Например, в шелковом предприятии Евреинова за шесть лет было произведено парчи на 40 тыс., из них продана только половина на 18 тыс.; в шляпном предприятии Гусятникова и вощаночном Чиркина почти весь изготовленный товар оставался непроданным^{733}.

Наконец, большие затруднения происходили и в снабжении промышленности необходимой ей рабочей силой, «особенно в начале XVIII века, когда мастеров приходилось выписывать из-за границы, а рабочих разыскивать не без труда среди вольного люда, еще мало склонного к оседлому образу жизни и не привыкшего к тяжелой и постоянной работе». При устройстве шелкового предприятия графа Апраксина в 1717 г. был нанят во Франции «дезигнатор узоров» (рисовальщик) де Бурновиль, которому поручено было в свою очередь нанять иностранных мастеров и закупать за границей материалы, и так как он «чинил компанейщикам многие обещания» касательно учреждения «мануфактуры и приведения ее вскоре во изрядное состояние», то «компанейщики… обнадеясь от него пользу получить», вручили ему «над всеми мастеровыми людьми дирекцию». На самом же деле Бурновиль нанял за границей «мастеровых людей мало искусных и к тому же набрал непотребных всяких к тому делу мужска и женска полу… притом же везли и бездельную их рухлядь на наемных и почтовых подводах», чем он, как и покупкой сырья, «зело дорогою ценою», «приключил убытки компании». А затем «вместо плода и действа в Москве у мануфактур бывши, Бурновиль близь города гулял по городу цугом и только возмущал мастеровыми людьми» и — что всего хуже — не обучал русских своему мастерству «заказывал французам русских учеников учить»). Вследствие этого предприятие долго стояло, а затем стали делать метарии «самоучкою». Так как выяснилось, что «ежели он у того дела будет, то ни в чем добра ждать невозможно», то компания «усмотрела то его непотребство… велела, выдав ему на Москве жалованье, которое надлежало, хотя он того и не заслужил, отпустить сюда, а здесь дали ему паспорт, для проезду до отечества его»^{734}.