— Да… мой племянник! Верните… вы обещали!

Незнакомец лениво поднялся с кровати, и теперь стало видно — насколько он огромен и мускулист. Даже свободная меховая одежда не скрывала хищной грации его тела.

— Меня поражает… — произнес Безымянный, не обращая внимания на мольбу Митака. — Поражает, почему ваш король осмелился набрать во дворец таких, как ты? Таких… уязвимых. Всего-то и нужно было похитить мальчишку, и ты сам предал своего обожаемого Белого Волка. Сам продался… не за деньги и земли, не за титулы или славу, а всего лишь за сопливого щенка.

— Я сделал все, что вы хотели!.. — резко возразил старший служитель, не в силах унять крупную дрожь всего тела. — Я провел вас в Закрытые покои… вы получили избранного! Где мой мальчик? Вы обещали, что вернете его мне!

— Конечно, вернем, — незнакомец повернулся к кровати и стянул накинутое на нее мятое покрывало. — Вот… возвращаем. Забирай своего племянника. Сладкий был малыш!

Митак, не веря собственным глазам, бросился к ложу и коснулся свернувшегося клубочком полуодетого мальчика. Тот, казалось, спал, уткнувшись лицом в сгиб локтя.

— Сиали… Сиа… ну, что ты, малыш!.. — тихонько забормотал Митак, осторожно тряся племянника за обнаженное плечо. — Вставай, маленький… все закончилось… дядя заберет тебя домой…

Светловолосая головка внезапно легко качнулась, безвольно отклоняясь в сторону. И взору ужаснувшегося Безымянного открылось грубо смятое чужими руками горло и посиневшее от удушья, искаженное страданием лицо юноши.

— Но… как же?.. Не может быть!.. — Ничего не соображающий от горя Митак грузно осел на пол, прижимая к груди бездыханного племянника. — Он ведь просто спит… он не мог… вы же обещали вернуть…

— Ну, так вернули, — равнодушно отозвался незнакомец, натягивая меховые перчатки. — Не уточнялось же, в КАКОМ виде мы его тебе вернем. Щенок сам виноват. Не брыкался бы, когда с ним решили позабавиться, вот и не вывел бы меня из себя. Пришлось чуток придушить, чтобы не орал. Но зато ты сейчас сможешь его достойно похоронить. И жить дальше… авось новым наследником обзаведешься…

Глумливая усмешка на губах Безымянного не успела превратиться в смех, как Митак с удивительным для его грузной фигуры проворством метнулся вперед. Выхваченный из-за пояса нож служителя целил в горло убийце. Но несчастный оборотень даже не коснулся врага, тут же отлетев прочь. И нелепо завалился поперек кровати.

— Идиот, — констатировал незнакомец, брезгливо оправляя слегка помятый воротник плаща. — Тебе ли с твоей жалкой бытовой магией тягаться со жрецом Темной Волчицы! Живи уж, убожество!

И шагнул в открывшийся портал, не обращая внимания на тоскливо взвывшего Митака, только сейчас осознавшего, ЧТО же он натворил. И плевать было на предательство собственного короля! Плевать было на все, кроме быстро остывающего в нетопленном доме тела Сиали… его надежды… его жизни… единственного наследника погибшего брата. Да проклянут боги тех, кто покусился на юную жизнь, а сам он уже проклят! Ведь нашлись же подонки, кто смог резануть по больному. Этот мальчик был смыслом его жизни, единственной отрадой и надеждой на возрождение рода.

А теперь все рухнуло. Все мечты, вся жизнь, все надежды. Ничего не осталось… даже чести. Он предал короля, отдал его Единственного в руки подонков. Но так и не смог спасти племянника. Его мальчик мертв, а самому ему глумливо оставили жизнь, прекрасно зная, что он уже не вернется обратно. Казнь… страшная казнь ждет тех, кто покусился на королевскую Пару.

Митак и на такое был согласен, лишь бы его ясноглазый Сиа продолжать жить.

Нельзя выкупить одну жизнь за счет другой… боги все равно накажут. Слишком поздно он это понял… Сиали не вернуть.

…День уже клонился к вечеру, когда Митак наконец сумел очнуться от рухнувшей на него боли вперемешку с дикой злобой на самого себя. В груди не угасал пожар — жгло, словно рассыпались пеплом угли прежней судьбы. И ждать пощады невозможно. И так удивительно, что его еще не нашли. Видимо во дворце переполох… Пойти и все рассказать… Но что он знает? Ни имен, ни места, куда утащили избранного.

И даже не отмстить. Тот мерзавец прав — его силы как мага ничтожны. Но и уходить, не отомстив, нельзя…

Враз постаревший и исхудавший Митак поднял на руки бездыханное тело племянника.

Последняя надежда, последняя ниточка, что связывала его с прежней жизнью…

Все кончено. Он сам сломал свою судьбу. И обломки не склеить даже богам.

Завернув Сиали в собственный плащ, Безымянный вынес его во двор, где так кстати росли роскошные ели, отливая благородной голубизной хвои. Магический клинок ветра споро накромсал пушистых красавиц, формируя погребальный костер. Магическое пламя вспыхнуло стремительно и бездымно, с гулом взметнувшись в низкое зимнее небо, затянутое снеговыми тучами.

Прости меня, малыш. Я не сумел… не смог тебя уберечь. Я виноват перед тобой. И вскоре уйду следом. Дай то боги, чтобы ТАМ ты встретил своих родителей. А я… мне путь в другое запределье. Такие, как я, не уходят в Поля Вечной Охоты. Нам нет места среди праведных душ.

Опустившись коленями на промороженные плиты двора, Митак ножом резанул себя по запястьям. Боли не было… совсем. Лишь с легким треском распадалась кожа, сразу же заливая глубокие раны алым и капая частыми каплями на быстро тающий иней под ногами.

Страха не было. Только яростная просьба к богине не оставить его призыв без ответа.

Кровь стекала уже непрерывным потоком, подчиняясь магии, что вытягивала ее из жил. И рисуя причудливую пентаграмму. Магия крови… что может быть страшнее… но призвавший ее — призывал и собственную смерть. И невозможно было использовать в таком ритуале чужака, только себя. И свою жизнь.

Отброшенный за ненадобностью кинжал зазвенел где-то в стороне. Митак уже ничего не слышал… ничего, кроме шума крови в ушах. И, наконец-то, пусть и отдаленно, но стала ощущаться режущая боль в располосованных запястьях. Пусть слабо, но она все-таки чуточку приглушала иную боль. Ту, что сводила его с ума, угнездившись в душе…

— Посланник Крови… приди!.. — рваный шепот срывался со стремительно белеющих губ Безымянного, подобно языкам бушующего пламени. — Приди… укажи путь к спасению тому, кто связан кровью и жизнью… Искупи мои боль… СЕБЯ ОТДАЮ!..

И лицом вперед рухнул на выщербленные плиты двора, уже ничего не видя и не слыша. А в небе проявилась гротескная фигура Посланника Крови — древнего знака, направленного на поиск пропавших кровных родичей. Только так Митак мог искупить свою вину — указав Гирр-Эстегу направление, где скрыли его Единственного. Лишь кровно связанный с предметом поиска мог бы увидеть, как то ли призрачная птица, то ли просто странная загогулина в небе вдруг уплотнилась, клубясь и свиваясь багровым туманом. И, вытянувшись в путеводную нить, вдруг разделилась на две полоски, стремительно рванув в разные стороны…

…Когда в королевский кабинет едва ли не кубарем вкатился какой-то лакей, Габраэл вначале ничего не понял. Как-то в Гирре не было принято вставать на колени перед королем — все-таки не южные королевства. А тут лакей даже носом в ковер уткнулся, что-то бессвязно лепеча.

И только потом Гирр-Эстег разглядел ливрею особого цвета… в таких ходили те, кто обслуживал Закрытые покои. А прислушавшись к бессвязным словам лакея, побелел лицом и рванул из кабинета, не разбирая дороги. Перепуганный канцлер помчался вслед за своим повелителем.

Ворвавшись на половину избранного, Гирр-Эстег грозным рыком разогнал перепугано вопящих слуг, что толпились подле уснувшего в кресле юноши. И хотя король еще с порога углядел характерную волну серебристо-черных волос, но… нюх уже подсказал Габраэлу, что в зале его Пары нет.

Подскочив к обманке, мужчина схватил за плечи незнакомого паренька, занявшего место Арэля, и сильно… не щадя!.. тряханул. Голова незнакомца безвольно мотнулась из стороны в сторону. И пышный парик нелепо съехал на бок, открыв ярко рыжие пряди неряшливо обкромсанных волос.