Реакция коллектива странная – тишина, никто к кошелям с золотом не притрагивался.

– Да, что с вами, чего сидим, чего ждем?

Один Скуратов совершенно спокойно запихал кошель в карман парадного кафтана. Ситуацию прояснил Ярослав.

– Мы, царьбатюшка, в некотором смятении, ты нам взаправду даришь такие деньжищи?

– Ребята, вы совсем обалдели, какие шутки, быстро спрятали свое золото.

Народ ожил, зашумел. Я встал.

– Первый мой тост за вас, други мои, за наш замечательный народ.

– Ура. – Гаркнули троекратно.

– Ну, слава Богу, пришли в себя.

Царский пир удался, повара себя превзошли. Одно плохо, не было электричества, но это дело поправимое, мои спецы и рукастые, и головастые. Для танцев на хорах собрали духовой оркестр, в данный момент они потихоньку наигрывали незатейливые мелодии.

– Вася, позови ко мне Невдобу.

Подошедшему Тарасу сказал:

– Ты зря думаешь, что я о тебе забыл. – Держи кошель, здесь сто золотых монет. – Работать будешь?

– Конечно, Государь, куда я денусь – и упал на колени, целуя руку.

Нет, надо отменить такую церемонию, я не дамочка и не священнослужитель, чтобы мне руки целовали.

– Василий, запиши указ – царским особам руки отныне не целовать и становиться только на одно колено.

– Как же так, царьбатюшка, не будет ли урону царскому Величеству.

– Не будет.

Алена, сидевшая рядом, была задумчива и тиха.

– Аленушка, что с тобой, милая, али кручина какая гложет?

– Прости, Государь, но сегодня казнили твоего сына, поБожески ли это?

– Аленушка, посмотри мне в глаза, ты забыла основной закон на Руси – око за око. – На его совести двенадцать невинно убиенных душ, среди них семь девочек. – Жаль, нет возможности казнить его столько раз – он тать и убийца, прошу тебя забыть о нем и не вспоминать. – Улыбнись, краса девица, у тебя такие симпатичные ямочки на щечках.

Аленка покраснела и прикрылась рукой.

– Аленушка, выпей со мной италийского вина.

Подскочивший по моему знаку слуга, живо наполнил наши кубки.

– За тебя, Аленушка, за твою красоту, дай Бог тебе здоровья и счастья.

– Мое счастье видеть тебя, Государь, – сорвалось с ее губ, она опять покраснела, но взяла себя в руки и открыто глянула на меня, своими васильковыми глазами.

– О, Господи, неужели, правда – пронеслось у меня вы голове. Я в растерянности хлопнул кубок вина, не почувствовав его вкус. – Ну дела… Передернул плечами, приходя в себя.

– Девочка моя, ты хочешь сказать, что питаешь ко мне особые чувства?

– Да, Государь, – прошептала девушка, еле слышно, склонив низко голову.

В полном изумлении ляпнул:

– И давно?

– С детства, Государь, с момента нашей встречи на дороге.

– Ой – ёй – ёй – вякнул я. – Аленушка, мне, конечно, лестно, что первая красавица Казани обратила на меня внимание, но может тебе показалось, может это детская влюбленность. – Такое бывает.

– Государь, я люблю тебя всю жизнь, потому и замуж не пошла, никто кроме тебя сердцу не мил. – Ты не беспокойся, я не буду тебе в тягость, понимаю, у тебя жена. – Скоро уеду из Казани, так будет лучше для всех.

Я всполошился.

– Чего удумала, уедет она, а ты знаешь, что я холостой теперь. – Завтра в Казанском соборе архиерей объявит о моем расторжении брака с царицей Марьям.

– Правда, Государь?

– Истинная правда, бывшая царица Марьям на следующий неделе уходит в монастырь – навечно.

– Суровый ты, царьбатюшка.

– Нет, Аленушка, похорошему ее на плаху надо отправить, но пожалел, да и Толгатхана я уважаю.

Здесь я слегка покривил душой, казнь Марьям для Руси не зер гут. У Толгатхана под рукой крупное воинское соединение – факт, который пришлось учитывать.

За столом пировали часа три, затем культурная программа. На первый тур вальса я пригласил Алену.

– Вы прекрасно танцуете, княжна.

– Благодарю вас, Государь, в пансионе нам хорошо давали уроки танцев.

– Аленушка, переселяйся в Кремль, хватит тебе у Сашки на выселках жить.

– Не могу, Государь, грех это, при живой жене нельзя.

– Хорошо, а когда она исчезнет, переедешь?

– Поживем, увидим, Государь – и улыбнулась своей мягкой неповторимой улыбкой.

Несмотря на тяжесть в своей душе, мне от ее улыбки стало легче дышать, появилась реальная надежда на счастливую семейную жизнь. Хорошо, хоть совесть помалкивает, а то совсем хана.

Сев за стол, сказал Аленке:

– Я тебя не тороплю и ни к чему не принуждаю – не имею права. – Твое слово последнее.

– Спасибо, Государь.

Да, любовь такой девушки заслужить большое счастье. Все же меня гложут сомнения – за что ей меня любить, да и старше я ее. Все, не буду морочить себе голову, гулять будем.

В конце пира подозвал слугу.

– Не забудь всем гостям с царского стола угощения при отъезде вручить?

– Сделаем, Государь, не сумлевайся.

В двенадцать ночи закончили, со мной остался лишь Скуратов, да тигры дрыхли за спиной. Мы посидели немного, выпили с устатку мальвазии.

– Семен, на следующей неделе я поеду в Уфу, ты остаешься. – Присмотри за оружейкой, Юрий с Никитой начнут ее восстанавливать. – Напряги их на основное, государству нужны деньги, пусть ищут заготовки и штампы, да найдут немца художника Франца Бергера.

– Сделаю, Владимир.

– К Толгатхану дочь отвезу, заодно озадачу монастырь построить. – Обязательно вытащу Карчи, хватит ему в тенечке торчать – он мне здесь нужен. – Работы непочатый край.

– Эт точно, командир, кстати, вы с Аленкой такая красивая пара, глаз не оторвать.

– Да будет тебе.

На этом тяжелый день закончился. В трудах и заботах время летело незаметно – прошла неделя.

С утра запрягли лошадок в карету – я решил посетить ближайшие деревни. Картина поразительная, подворья голые, ни живности, ни птицы. Спрашиваю старосту – куда все подевалось?

– Мытари все забрали в счет долгов.

– Сколько сейчас ваш налог.

– Дык, почитай все и отдаем девятьдесятых, сейчас лето – хорошо, лебеду варим, скоро грибы, ягоды пойдут.

Я выматерился про себя, вот же суки драные, до чего народ довели.

– Василий, пиши указ – все прежние налоги отменить, с крестьян брать натуральный налог по осени, размер – пятьдесят процентов. – По таможне – десять процентов от стоимости товара. – Приедем домой подробно поработаем по всем налогам. – Староста, вот тебе двадцать рублев серебром, живность купите и семян разных, картошку не забудьте.

Василий сунул деньги очумевшему мужику, и мы понеслись дальше. На сегодня запланировано посетить семь деревень – в четырех уже побывали и картина один в один. Я уже устал зубами скрипеть. Вот б…ди доруководились, люди лебеду едят.

Несмотря на последующие выходные, вызвал в Кремль канцелярию в полном составе – потребовал отчет за последние пятнадцать лет. Мой приказ для них оказался шоком, они не смогли предоставить конкретных документов, грубо говоря, расходприход отсутствовал.

– И что с вами делать, отправить всех на виселицу? – Наверное, это будет правильное решение.

После моих слов несколько чернильных душ упали с лавок в обморок. В воздухе нехорошо запахло. Начальник канцелярии Шпак с мордой сушеной воблы, проблеял, дескать, за короткое время все бумаги найдутся и отчет будет предоставлен.

– Даю вам три дня, иначе веревка. – Пошли вон.

Вызвал Семена.

– Сеня, мне нужно смотаться к Людмиле в 2028 год по делу. – Не корчь рожу, отставить смешки. – Оттуда притащу золота, серебра и меди – монету станем чеканить. – Кстати, напиши заявление о разводе, по пути в ЗАГС закину.

Скуратов тут же уселся строчить бумагу.

В воскресенье объявил Василию:

– С субботы до пятницы у дома Сашки Кота, должна дежурить крытая повозка с возницей и двумя конными гвардейцами. – Я отлучусь на неделю по делу.

Все это мелочи – я не мог решить главную проблему – тигры. Они не отходили от меня ни на шаг. Уговаривал их часа два, без толку. Пришлось подключать Аленку.