Добро, блядь, пожаловать в Дедвуд! Тут иногда разобрки случаются.

Жиду дай нюхнуть монетку. Они от запаха бабла сразу в чувство приходят, если коньки не отбрасывают.

Джоуни, дай-ка я сам за Мэдди поухаживаю. Мне ж надо выебнуться, шоб произвести впечатление.

Можешь пока пару раз отсосать. А денежку себе оставь, я же гостеприимный хозяин.

– Он не говорил, чё у него там дальше по плану?

– Вернуть револьвер со значком.

– Видишь ли, Эл, вся загвоздка в том, что говорил он это восьмилетнему пацану.

– Стар поправится?

– Ну, если и не поправится, то сдохнет под кайфом.

– Прости, что наблевал.

– Было бы иначе, я бы посчитал, что ты торчок со стажем.

Не стоит разочаровываться в женщинах, пока не встретишь бабу с причудами.

– А чё ж ты не подорвался и не маякнул мне об этом на улке, когда я хотел пырнуть хуесоса?

– Тогда это было бы неуместно.

– Тебе наверняка в рыло кучу раз прилетало, при таких-то поспешных и дерзких ответах.

– Закатай рукава, Дорис. Потрудись от души и развей тревогу.

– Молю бога, шоб плечо у тебя ныло так, словно острозубый зверь раздирает его изнутри.

– Я тебя чем-то обидел?

– А не надо тут кайфовать, кода должно быть херово.

Я верю в следующий принцип: когда люди пытаются развиваться, их нужно поощрять.

Когда я подохну, обещай не копаться в моих останках, а то тя хлебом не корми дай этой хернёй помаяться.

– Его застрелили в Мексике. Там и похоронили.

– Мексика-хуексика.

– Я поехал туда, нашёл его труп и отвёз домой.

– Ну а чё ему там лежать? Он же не мексиканец.

– Рёбра болят?

– Да болят, ёбтить.

– Ну, надо полагать, у Всевышнего с рёбрами вообще был крындец, када тот висел на распятии.

Сто пудов, ты и твой напарник, покидая это место, уссываетесь, мелочно так, по-уебански, когда не полируете свои поршни, пердоля друг друга в сраки. Зуб даю.

– Господи Иисусе!

– Либо Эл увидел Бога, либо Долли запихнула ему в жопу палец.

– Шоб через 5 минут нарисовался со значком и револьвером!

– Выходи давай, хуесос англосаксонский! Шоб ты там застрял, выползая из-под кровати.

А ведь он не деревня тупая. Буллок, блядь, у нас особый. У таких фиг поймёшь, чё за хуйню они затевают.

– Одевается.

– Непросто это подбирать одежку, шоб, блядь, обоссанное место прикрывала как следует, да?

Про тебя он так сказал: «Мистер Буллок поднимет лагерь с колен. Я надеюсь, он останется с нами и сделает это место пиздатым на долгие, блядь, годы, несмотря на свой непростой харатер и личные заёбы, ибо все мы нихуя не ангелы. А бегство от самого себя абсолютное и ничего не решающее уебанство».

– Мать моя, женщина! Там какой-то хорёк на твои бочки вылупился.

– Да забей. Это местный мэр.

Мой образцовый рассказ – это всего лишь нить укрепления экономики, вплетаемая мною в социальный ковёр.

«Сегодня ночью Дедвуд может лечь спать мирно и спокойно ибо поставщик всемозможных низменных и порочных развлечений Эл Сверенджен, отмудоханный сегодня днём по полной шерифом Буллоком, вернул ему шерифский инвентарь и регалии. Вне пошлых стен салуна Сверенджена „Самоцвет“ добропорядочные граждане могут радостно и свободно заниматься любыми богоугодными делами. В этой связи мы особенно рекомендуем…» Далее проставляешь название занятий, которые сделают тебе неплохую рекламу.

Хош знать, када мы откроемся, Тесс? Когда мы с Джонни так, блядь, решим!

– Овсянка пылью покрылась.

– Ей трёх часов нет. 45 минут ещё.

– Хорош трындеть и замени грёбаную овсянку.

– Что-нибудь передать?

– Вообще-то да. "Эл, если ты ещё не помер, но уже разлагаешься, то мои вести тебя оживят. В наши воды заплыла рыбка, шоб потягаться с легендарным левиафаном. Поправляйся скорее, и мы подсечём этого хуесоса. Твой друг И Би". Ну и постскриптум можно: "А ещё у меня есть вести по вновь прибывшим пёздам, про которых ты приказал разведать". Прошу.

К цветастым рыбам присмотрись. Я их называю гиганстерами.

Я понимала, что при нём лагерь обречён на процветание.

Вот эта вот непонятная херь охуенно располагает к доверию.

Сладкая, результат гарантируют только в том случае, когда подписываются на еблю.

– Кто там у нас сказал: «Никогда не откладывай на завтра то, что можно сделать и послезавтра»?

– Точно не мой старик.

– Кажись, многим из нас сильно свезло на удары судьбы для воплощения типичных идей.

– Это вы про какие такие идеи?

– Простым людям они приходят на ум, когда мы обозлены. Но будучи аристократом я скажу так: "вы расстроены до глубины души".

Если кому-то нужно расквасить носяндру, то я готов предложить отличную кандидатуру.

Блядь, шли бы вы все нахуй. Надо было мне, блядь, деревом родиться.

– Это чё ты с ним делать собрался?

– Введу ему этот инструмент в мочевой пузырь через пенис. Инструмент стукнет по камням, если они там есть. Если я услышу стук сквозь его вопли, то выясню причину непроходимости.

А насчёт деталей: пусть ими занимается дьявол, когда я вмажусь до полного охуения.

– Я бы посчитал этот расклад любовью господней, не будь я прожённым циником.

– Я думаю, Бог любит нас.

– Да неужели, сладкая? Это по воле божьей тебя продали и на панель пустили?

Скажу по секрету, чудовищный неистовый хаос, бушующие воды, огромные волны страшной силы, которые ушатают даже матёрого морского волка, обрушатся на наш лагерь. А мы, Ричардсон, ты, я и, что трагично, ещё очень многие люди, прибывшие в Холмы застолбить свои участки в надежде на связанное с ними будущее, всего лишь пешки в бушующем море и игрушки его блядской бездны. Очевидно, мирная гавань, где суда по-тихому загнивают, безмятежно качаясь на лёгкой зыби, не наш удел. Мы же до самой смерти будем барахтаться в головокружительных штормовых волнах и сокрушительных отливах!