– Почему ты им сам не скажешь?

– Потому что я ниггер, Док, которого не волнует постоянство или перемены.

Торговля. Каждый выскочка выше хозяина.

Я снял с себя однажды значок, но не потерял желание бороться с мразью.

Словно моральный закон, мы находим то, что мы ищем, но с опозданием.

– Ладно, разве ты слышал, чтобы он предлагал нам работу?

– Хорошо, давай убьём его, и заберём его работу себе.

Безо всякого медицинского образования, или чего иного, я констатирую следующую сраную истину: тот, кто не может есть, не в состоянии выжить.

– Он страдает болями в спине, хитрое трепло вроде меня может использовать это как манёвр, чтобы отвлечь его.

– Как?

– Курс лечения, длительный, акцентированный на пентикостальных возгласах, и физической энергии, во время призыва тайных сил. Совокупность душевных недугов должно усилить его симптомы.

– Ты молодец, что поймал этого мудака в сеть, Джек, в такой печальный день.

Оттащи этих озабоченных от сраного сосания титек.

Шесть поделить на три, будет два. Такова комбинация сейфа в скобяной лавке. Ты должна её запомнить, наступает опасное время.

– Лагерь должен понять, что это мои люди.

– Если такое понимание произойдёт из-за каких-нибудь беспорядков на главной улице, я вовсе не буду возражать.

– Медноголовый мудозвон Хёрст, привёл сраных Пинкертонцев.

– Не очень большой разбег, Дэн, между кровавым аппетитом и верностью политическому осуждению.

Ты не перепутаешь журналиста. Он похож на… большую черепаху.

– Я думаю, он приехал верхом.

– Конечно не пешком, учитываю его грубую виртуозность.

– Как поживаешь, Триксти?

– Жалоб нет. Также насрать на всё, как и другим.

На расстоянии вы выглядите в последнее время лучше, чем раньше вблизи.

Жизнь театра на одном месте кратковременна, кочевая без стержня, так скажем, в подобном месте особенно моя многословная деятельность может ослабить недоверие к моим людям, особенно в таком месте, как этот лагерь.

О, я думаю эти каракули столь же понятные, как для тебя дождевая вода, Джонни. Вот кто бы сразу всосал те сраные иксы и чёртовую прямую линию. Подмигивай, улыбайся, подари Ву большое «окей».

Благословенная мисс Стабс, чей бюст настолько удался, что каждый в лагере узрит.

Ваше содействие может быть весьма полезным. Если можете кувыркаться или раздувать щёки словно рыба…

Очевидно, моя кончина не неизбежна. Всё же, я ошибаюсь также часто, как и не ошибаюсь.

– Это пришло для мудилы, мистер Сверенджен.

– Отнеси это ему.

В нашем договоре на рубку древесины, не только членообразные брёвна.

– Ты, блять, арестован.

– За что?

– За заёбывание стража порядка. Пошли со мной на допрос.

Скажи ему, что если бы мой темперамент решил бы завледеть моими лучшими способностями, то мозги этого мудака оказались бы на полу.

– Хлеб насущный, я бы всё равно взял, мистер Хёрст, словно новорождённый птенчик, подошёл бы, в надежде поесть из вашего рта.

– Не подходи слишком близко, блин.

Этот охуенный дом с деревом в драгоценных сраных ветвях, специально, чтобы засранцы-дети играли там в безудержном веселье?

Я буду держать твоё сердце в правой руке, чтобы ты рассмотрел его своими маленькими крысиными глазками, прежде, чем я запихаю его в твоё сраное горло!

– Почему ты об этом спросил?

– Потому что меня не волнует концентрация дебилизма и жалости к себе, которые накопились в вас.

– Кое-что удивляет, сэр, если прошлым вечером в вашем общежитии поселилась женщина экзотической наружности, не может быть, что это не циганка.

– Какое ваше дело до этого, даже если это она?

– Узнать своё будущее.

Разве это не абсурдно, добиваться своих интересов с помощью секса?

– Приведи блядского Эллсуорта. Никто из её жизни не должен быть мишенью.

– Чё мне ему сказать, когда найду его?

– Просто вломи ему, и тащи сюда.

– Она попрыгала и поела, и говорит, что вся её ебаная диета изменилась.

– Из какой тарекли она ела?

– Она, бля, из обоих пожрала.

– Вы сами-то верите в то, во что говорите?

– Я выдвигаю гипотезу.

– А есть ли у вас какая-нибудь отдельная гипотеза, относительно моей возможной роли?

– Насчёт стрельбы в миссис Эллсуорт?

– Насчёт восхода солнца.

Нам не хватает его безмятежного времяпровождения, занятого беспорядком и недовольством. Нам не хватает его усидчивости, дуемся, словно трёхлетние, будто бы наши игрушки не подходят ему.

Если это закончится отверстием промеж хёрстовых глаз, позволь мне сыграть по его правилам и одобрению.

Я скажу тебе вот что: мне не нравится то, что случилось с Джо Тёрнером. Мистер Хёрст пришёл к нему, и сказал: “Продолжай, даже если ты победил его, и можешь убить”.

Хорошо. Но я скажу тебе вот что: ты и наполовину не похож на половину злоёбной личности.

– Ты кто нахуй такая?

– Жанин, подруга Сары из Цинциннати.

– Хмм. Это глупое имя для шлюхи. Заставляет лохов чувствовать, что они заики. "Жа-ни-ни-ииии-ииии-иин", словно они находятся в ёбаных Альпах.

– Вы можете называть меня по-другому, если хотите.

– Хорошо, давай будем звать тебя тупицей, пока не придумаем что-нибудь получше.

Ещё раз отмечу, тупица: каждый из нас вдыхает и выдыхает.

Столкнувшись со всеобщим падением, мы на пороге катастрофы, не говоря о ёбаных интригах.