Снова он оказался в окружении.
Но истинный ужас случившегося дошел до Себастьяна минутой-другой позже, когда, петляя, как заяц в мешанине городских задворок, он вдруг наткнулся сразу на двух человек, корчившихся в судорогах на мостовой. Несчастные задыхались и кашляли, исходя кровью. Тела жертв словно ломала незримая жестокая рука, а на губах обильно выступала странная грязно-желтая пена. Наметанный взгляд ювелира немедленно определил в них Искаженных, - еще издали, еще прежде, чем затихли последние хрипы, - страшные предсмертные хрипы. Его собственное головокружение, которое сильф принял за последствия неудачной попытки изменить сущность, не спешило прекращаться, хуже того - с каждым шагом усиливалось.
Всё встало на свои места - ракеты служили не только и не столько призывом для остальных братьев, ожидающих сигнала. Проклятая желтая пыль, просыпанная над городом щедрой россыпью, содержала в себе некие активные вещества, скорее всего, смесь порошков драгоценных камней и ядовитых растений Виросы. Себастьян и прежде слыхал о секретных разработках Инквизиции, направленных сугубо на борьбу с нелюдями, но эта широкомасштабная демонстрация достигнутых результатов превзошла все мыслимые ожидания. Судя по всему, для чистокровного человека парящая в воздухе желтая дрянь была совершенно безвредна, а вот для остальных… Частицы этой пыли, разносимые ветром, оседали на коже, волосах, проникали в легкие и с кислородом - прямиком в кровь. Для Искаженных полученная доза оказывалась смертельной уже после пары-тройки вдохов. А что же, черт подери, станет с ним? Уже сейчас все особые способности, характерные для расы сильфов, оказались недоступны. Лишившись их, ювелир чувствовал себя так, будто оглох на одно ухо и ослеп на один глаз. А дальше, сомневаться не приходилось, будет только хуже.
Воздух был мутен и непрозрачен от крутящейся в нем золотистой взвеси, бесстыдно лезущей в глаза, нос, уши, за шиворот и под рубаху. Себастьян всё еще пытался спастись бегством, ощущая, что теряет, безнадежно теряет ощущение времени и пространства, реальности и вымысла, материи и энергии, причин и следствий. Сам смысл происходящего утрачивался с каждым мигом.
Густое марево, в которое обратился этот подлый, похожий на лабиринт город, утягивало куда-то вглубь, заставляло закрыть глаза и покорно опрокинуться в подступающее, как прилив, небытие, но ювелир из последних сил сопротивлялся, не переставая бежать - или плестись? - куда-то, куда вело его внутреннее чутье. Бесстыдно смеясь тысячами голосов, город-мираж кружился вокруг в колдовской пляске, в чертовом хороводе, путая следы и сбивая с толку, - а может, это просто кружилась его голова. Соображать в таком состоянии было крайне трудно, но одно не вызывало сомнений - чтобы выжить, нужно вырваться за пределы воздействия токсичного порошка. Учитывая размах проведенной святой службой операции, это однозначно означало - вырваться за пределы Ледума.
На улицах меж тем происходила непередаваемая суматоха и сумбур. Напуганные необычным туманом жители вели себя крайне противоречиво: часть высыпала наружу и беспорядочно металась от дома к дому, сея панику, часть, напротив, пыталась скрыться от загадочной напасти за дверями и ставнями. Всеобщее внимание привлекали несчастные, которые внезапно падали наземь и начинали биться в агонии. В целом, жадные до зрелищ жители Ледума были довольны таким представлением. Зевак не смутили даже внезапно появившиеся инквизиторы, которые хватали и уводили всех, кто им казался подозрительным.
Это была настоящая облава. Себастьян не сомневался, что он, уж конечно, не был единственной причиной творящегося вокруг беспредела. Операция была задумана заранее и лишь “удачно” совпала с его преследованиями. Инквизиторов было много, они сыпались отовсюду, как горох из прогнившего дырявого мешка, прямо на головы несчастных Искаженных. Интересно, переживет ли Альбер этот черный для “Нового мира” день? Не исключено, учитывая его колоссальный опыт выживания. Но наступление светлого будущего, на которое так уповал глава Искаженных, уж точно откладывалось на неопределенный срок: значительная часть его паствы, окончив страдания, отравится сегодня к праотцам. Возможно, и София в том числе. Ювелир хотел было определить своё отношение к такому исходу, но это оказалось невозможно.
Внезапно удача улыбнулась сильфу - так широко и ласково, что тот поначалу не поверил своим глазам. Неподалеку ювелир заметил редкий в этих краях кэб. Похоже, кэбмен и сам не понимал, как его занесло в такую дыру, и теперь пытался как можно скорее убраться подобру-поздорову. Здесь их желания счастливо совпадали. Сунув опешившему мужику золотой и пригрозив для убедительности револьвером, Себастьян прямо-таки ввалился внутрь и велел что есть духу гнать на окраину.
Самое время, потому что уже в следующую минуту силы окончательно оставили его. Жестокие конвульсии выгнули тело ювелира дугой, и большую часть пути сильф даже не осознавал. Сознание заполнило цоканье по мостовой конских копыт, свист кучерского кнута и смутные крики беснующейся толпы.
Придя в себя, Себастьян обнаружил, что кэбмен, как и договаривались, вывез его на самую границу Ледума. Возблагодарив Изначального за благосклонность, сильф выпрыгнул из экипажа и, не заботясь более ни о чем, поспешил прочь из проклятого города. Не сосчитать, сколько раз он уже уносил ноги подобным образом, но чтобы так отчаянно, истекая кровью, скользя по самому краю пропасти - никогда прежде. И если раньше он был уверен, что преследовать его в Пустошах никто не решится, то сегодня всё было иначе. Пустоши для ликвидаторов - дом родной, многие из них живут там всю жизнь и благополучно умирают от старости. Ну, разумеется, не в теплых постелях с одеялком, натянутым до подбородка. По слухам, инквизиторы сами выбирают момент смерти, считая её самым важным моментом и целью земной жизни. Веря в очистительную силу пламени и предчувствуя близкий конец, адепты святой службы добровольно и с молитвой восходят на костер. А тем, у кого не доставало сил или решимости, искупить грехи и соединиться с Творцом помогают добрые собратья. Убитых также предают огню, посмертно. Себастьян не мог не признать силу духа инквизиторов, граничащую с фанатизмом, но он не был уверен, что такие ужасные жертвы угодны Изначальному.
Ледум имел четыре полноценных крепостных стены, возводившихся по мере роста и расширения города и делящих его, как вишневый пирог, на четыре аппетитных слоя. Но и вне четвертой стены давно уже возводились постройки, в основном промышленного характера, заводы опасных и вредных производств, склады, бараки для рабочих, зоны для осужденных на каторжные работы. Сейчас Себастьян находился как раз в этом неблагополучном районе, и впереди оставался последний и самый надежный рубеж, защищающий Ледум от внешнего мира - магические оборонительные башни, построенные лордом Эдвардом. Мимо них и лежал путь ювелира - прямиком в дикие земли Пустошей.
Устройство сторожевых башен было таково, что выйти из города, если бы такое противоестественное желание возникло у кого-нибудь из жителей, можно было беспрепятственно - а вот вернуться обратно тем же путем уже никак. Башни создавали вокруг города энергетический барьер, но он, для более экономного расходования ресурсов, был непроницаем только с одной стороны. По договоренности с лордом правом свободного входа обладали только инквизиторы, причем возможность эту обеспечивало им наличие на теле личной серебряной фибулы. Об этом мало кто знал, но для пущей безопасности фибула должна была быть освящена заранее в особой огненной купели святой службы, оставлявшей на вещице уникальный информационный оттиск, который и служил пропуском. Он сохранялся на металле не более трех суток, что конечно, не исключало полностью возможность незаконного проникновения, но значительно снижало его вероятность.
Миновав линию магической защиты, которая легко угадывалась не только по переменам окружающего пейзажа, но и по внутреннему ощущению, похожему на легкий удар электрическим током, Себастьян вздохнул с облегчением. Видимых причин этому не имелось, однако сильфу было как-то спокойнее вне городских стен. Здесь не было господ и слуг, высокорожденных аристократов и простолюдинов, и жизнь зависела не от чьей-то воли и прихоти, а исключительно от собственных способностей.