Весна и осень 1907 года для Седова прошли незаметно. В 1908 году, с начала июня по сентябрь, он работал в экспедиции Каспийского моря под начальством старика Дриженко.

Глава XII

ЗАВИДНОЕ НАЗНАЧЕНИЕ

В конце декабря 1908 года начальник Главного гидрографического управления Вилькицкий вызвал к себе Седова.

— Господин штабс-капитан, я пригласил вас для обсуждения важного дела. Мною получено разрешение организовать экспедицию для описи устья реки Колымы и подходов к ней с моря. Экспедиция очень, очень ответственная. Не скрою — трудная. Но край весьма интересный. И самое трудное в этом деле — преодоление огромных пространств, очень длинный путь. Почти десять тысяч верст до места работы. Их нужно проехать в очень короткий срок, до начала навигации на реке Колыме. В дальней дороге будет немало хлопот и путевых лишений. И еще осложнение — времени в обрез. Мне нужен человек энергичный, выносливый и знающий дело.

Вилькицкий помолчал, переложил с места на место карандаши на бюваре и поднял глаза на Седова:

— Предполагаю назначить начальником этой экспедиции вас. Можете что-нибудь возразить?

Седов стоял навытяжку. Забилось сердце. О предстоящей экспедиции слухи ходили давно. Гидрографы гадали: кого же пошлют в это трудное путешествие через всю Сибирь к устью далекой северной реки? Он больше всех мечтал попасть в экспедицию хотя бы простым производителем работ. Даже прочел несколько книг о северной Сибири и Колымском крае. Теперь мечта осуществилась. И — начальником! Чудесно! Вот счастье!

Но Седов знал, что обнаруживать перед начальством радость совсем не годится.

Сохраняя по возможности равнодушный вид, он еще больше подтянулся по-военному:

— Как прикажете, ваше превосходительство. Я всегда в вашем распоряжении.

Вилькицкий поморщился:

— Нет, нет, я бы хотел, чтобы вы ехали туда с охотой. Я полагаю… м-м-м-м… что при успешном выполнении дела можно будет подумать о внеочередной награде или о производстве в следующий чин.

Седов подавил усмешку.

— Я всегда рад работать на Севере. В этом случае меня страшит только большая ответственность. И еще: мало времени осталось для подготовки. Как понимаю я, — выехать нужно не позднее середины февраля. Если это возможно, в остальном я не вижу затруднений.

— Да, да, я позабочусь, чтобы вам помогли снарядиться к февралю, — веско сказал Вилькицкий. — Приказ о вашем назначении отдам сегодня же. А вы начинайте подготовку. Ознакомьтесь с литературой. На днях устроим совещание, пригласим на него участников Ленско-Чукотской экспедиции. Они отправятся одновременно с вами. Ваша работа и изыскания сухопутной экспедиции имеют общую цель; подготовку пароходных рейсов из Владивостока к Колыме и Лене. Работа почетная и плодотворная. Начинайте же готовиться, желаю вам полного успеха.

Вилькицкий приподнялся в кресле, подал мягкую руку.

За стенами кабинета Седов дал волю радости.

Наконец-то собственная, совсем самостоятельная экспедиция!

Путешествие через всю Сибирь до берегов Ледовитого океана.

С этого же дня Седов горячо взялся за приготовления. Он разузнавал о Колымском крае у бывалых сибиряков. Обошел все библиотеки. Разыскивал в архивах рукописные отчеты старинных путешественников. Днем и ночью думал, как бы облегчить снаряжение. Нужно собраться, как в военный поход: ничего лишнего и все необходимое. Забыть нельзя даже иголки — там не достанешь.

Об одежде и провианте он не заботился. Пища — та или иная — всегда найдется на месте. И там люди живут. Другое дело — мореходное снаряжение и инструменты.

Седов любил свои научные приборы, относился к ним, как к живым существам. Стоило посмотреть, с какой осторожностью вынимал он из футляра и обтирал чистой тряпочкой магниты от инклинатора[12]. Можно было подумать, что эти грубые куски намагниченного железа обладают хрупкостью хрусталя. А процедура ежедневного завода хронометров? Она превращалась у Седова в какое-то священнодействие!

И осторожное движение пальцев, приподнимающих крышку от футляра, и сосредоточенное выражение лица при каждом повороте заводного механизма, внимательность даже при укладке ключа в гнездо — все действия, до тошноты надоевшие любому рядовому капитану своей ежедневной повторяемостью, для Седова оставались столь же волнующе приятными, как и в тот день, когда ему, ученику Мореходного училища, впервые разрешили самому завести хронометры. О них он беспокоился больше всего. Как охранить от тряски и резких перемен температуры нежные механизмы больших хронометров? Десять тысяч верст! А ведь без точного времени невозможно определение хороших астрономических пунктов. И карта, которая привязана к ненадежным астропунктам, не годится никуда.

Георгий Яковлевич заказал специальный хронометрический ящик и каждый день забегал к мастеру посмотреть, ладно ли идет работа. Этот ящик походил на обыкновенный дорожный сундук, но внутри на пружинах висел еще один солидный ящик, выложенный волосяными подушками. В полые стенки этого ящика вставлялись плоские цистерны из цинка. В них можно было наливать воду, теплую или горячую, в зависимости от температуры воздуха. Вода поддерживала температуру, наиболее выгодную для хронометров. Пружины и волосяные подушки смягчали неизбежные в дороге толчки.

Подготовка снаряжения, хлопоты с получением карт, книг, инструментов и проверка их заняли весь январь. В начале февраля все было готово.

Но выехать из Петербуга оказалось не так-то просто. Бюрократическая машина в Гидрографическом управлении работала неуклюже и медленно. То деньги не отпущены, то никак не может собраться комиссия для выработки инструкции, то некому ее подписать.

Только 16 марта 1909 года, когда солнышко стало пригревать совсем по-весеннему, Седов, издерганный всеми проволочками, сел, наконец, в вагон сибирского поезда.

Вышел из вагона в Иркутске. Иркутск тогда был главным административным центром Сибири. Здесь Седову надлежало явиться местным властям, получить «подорожные» и подготовиться к долгому пути на лошадях.

На перроне Седов схватился за голову: всюду проталины, с юга тянет теплый ветерок, извозчики— на колесах. Пахнет весной. «И это в начале пути! Что же будет дальше? А ехать по санному пути еще пять тысяч верст. Неминуемо застряну где-нибудь в тундре, — подумал он, трясясь на извозчике к городу. — Полетит к чёрту вся экспедиция!»

Иркутяне-старожилы немного утешили его:

— До настоящей весны еще далеко. Здесь оттепель. Санный путь плох потому, что снега выпало мало, грязь только поблизости города.

Но все же бывалые люди с сомнением покачивали головой, когда узнавали, что моряк собирается попасть на Колыму по зимнему пути.

— За Якутском не миновать распутицы. Придется месяц или два просидеть среди тундры. Надо торопиться, может успеете проехать большие реки до разлива.

Посоветовали купить проходные сани, лучше всего сибирские возки с крытым верхом: не нужно при смене лошадей перегружать багаж на каждой станции. Седов послушался совета. Возки пришлось отправить вперед, на станцию

Хомутово, недалеко в горах, — там еще снег сохранился. Сам добрался до Хомутова на колесах.

«Я ехал с единственным своим помощником боцманматом Василием Жуковым — добрым и выносливым малым, — начинает Седов описание путешествия по сибирским просторам. — Моими, спутниками были участники еще двух экспедиций: Чукотской и Ленно-колымской… Покинув Иркутск, мы облегченно вздохнули и перенеслись мысленно к заветным берегам далекого океана, куда уже давно мечтали попасть, чтобы посвятить свои труды на их изучение. Одно нас пугало — это поздний выезд из Петербурга…

Но вот и станция Хомутово, а с нею и первый удар экспедиции: на станции не оказалось для нас лошадей и нам пришлось их ждать семь часов. Такая потеря золотого времени не могла не отразиться тяжело на нашем самочувствии… но делать было нечего, пришлось подчиниться судьбе — ждать.