Постепенно Рес совсем успокоился, и уже даже боялся, что у Ныряльщицы не получится. Впрочем, и переселяться в драконе все еще не хотел по-настоящему. Сам не знал, чего хотел.
Глава 20
У нее получилось. Произошло это резко, без перехода: только что Рес стоял возле чана с Укравшим Кошку, и вдруг отделился от тела и от мира, завис в ничто-нигде-никогда, только и осталось, что его беспомощная сущность. Может быть, если смотреть со стороны, это длилось мгновения, но для Реса времени тоже не существовало, и мгновение ничем не отличалось от вечности. А поскольку Рес все еще немного боялся присоединяться к дракону, то получилась вечность, наполненная легким страхом. Если это была временная смерть, то лучше оставаться в живых.
Рес не заметил, как снова вернулся в мир. Да и после очухался далеко не сразу. Вначале понял, что у него есть тело, потом — что вокруг податливая, обволакивающая прохлада, очень приятная. Вспомнил, что это золотой песок с водой. Услышал целую многоголосицу звуков, а ведь раньше казалось, что в подземелье тихо. Глаза были закрыты, тем не менее, Рес видел — не ими, а, пожалуй, колдовским зрением, про которое недавно узнал, присоединившись к душе Леск. Можно было разобрать зал, чаны, стены, толщу песка сверху, снизу и с боков — все бесцветное и окутанное мерцающей дымкой. Еще одним, совершенно нечеловеческим чувством ощущалось, что в зале есть другие существа. Большинство спокойны и расслаблены, двое сосредоточены и чему-то радуются, еще двое совершенно равнодушны. Тут уже кое-как вспомнил все остальное и догадался, что сосредоточенные это Черный и Ныряльщица, а равнодушные — человеческие тела, его и Леск. Ну а расслабленные — драконы, спящие в других чанах. Рес попытался открыть глаза, но не смог, пошевелить рукой, ногой или хоть чем тоже не вышло. Тело чужое, и еще надо договориться с Укравшим Кошку. Кстати, где он? И не только он…
— Леск? — встревожено позвал Рес. Не вслух, потому что тело не подчинялось, а про себя, мысленно.
— Рес! — радостно ответила она. Чувствовалось, что Леск тоже здорово ошеломило переселение в дракона, и что она уже пришла в себя.
— А где хозяин? Как его позвать?
Леск тут же мысленно изобразила жесты языка моряков: «Укравший Кошку?»
И пришел равнодушный ответ: «Да».
«Может, вылезем из чана?» — неуверенно предложил Рес.
И снова равнодушное: «Да». Тело пришло в движение. Ловко выбралось, или лучше будет сказать — выскользнуло из песка. Одновременно отряхивалось — проходила сверху вниз дрожь, от которой осыплись песчинки и водяные капельки, ни одной не осталось, и ни одна не упала мимо чана. Потом Укравший Кошку спрыгнул на песок и замер. Ясно ощущалось: хозяину тела действительно все равно, что делать — дальше спать в чане, отправляться на войну с грифонами или умереть. И что Леск это пугало. А вот Реса устраивало — Укравший Кошку не будет зря пререкаться, что скажешь, то и сделает.
А зрение у драконов гораздо лучше человеческого — можно было различить мельчайшие подробности и тончайшие оттенки цвета, и это в темноте. Кожа драконов теперь многоцветно переливалась, причем у Черного гораздо тусклее, чем у Ныряльщицы. А тело Укравшего Кошку хорошее — Рес ощутил силу, ловкость, легкость и точность движений. И крупное, вровень с Ныряльщицей.
Проснулось еще одно чувство, которое Рес сразу про себя назвал внутренним зрением — потому что увидел непонятные картинки, но не глазами, а неизвестно чем, и не в зале, а внутри своего разума. Как будто очень ярко их представил. Тут же появилось еще несколько картинок, но не просто других, а кем-то другим созданных.
«Ныряльщица спросила, кто сейчас управляет нашим телом, я ответил», — перевел Укравший Кошку, то есть внутренне зрение на самом деле один из драконьих способов общения, из тех на которых соврать нельзя.
Рес загорелся: «А дай и я попробую телом этим управлять!»
«Да», — и тут же стало понятно, что тело подчиняется уже Ресу.
«Осторожнее», — предупредила Леск.
Рес начал с небольшого — закрыл и открыл глаза. Получилось со второго раза — как-то не так веки двигались, не оттуда росли. Потом решил посмотреть на свою руку — узнать цвет собственной кожи. Только начал, и качнуло в сторону, аж не удержал равновесие и ударился боком о чан. Кое-как ухватился за его край, и золото смялось под пальцами, будто глина. Не так оно просто, быть драконом.
Снова промелькнули картинки, и Укравший Кошку сообщил: «Ныряльщица говорит, чтобы я поделился с вами памятью предков. Я поделюсь».
«Так надо было сразу! — возмутился Рес. — Пока я бед не натворил!»
«Ныряльщица спрашивает, каких бед».
«Ну вот же, вещь испортил», — Рес аккуратненько указал глазами на помятый край чана. Черный и Ныряльщица дружно издали звук, в котором не сразу угадалось насмешливое хмыканье — для нового слуха оно прозвучало гораздо отчетливее и сложнее, чем для человеческого.
«Сейчас я поделюсь памятью предков, — предупредил Укравший Кошку. — Вы готовы?»
«А надо как-то готовиться?» — встревожилась Леск.
Укравший Кошку, помедлив, ответил: «Нет», — и Реса словно ударили по голове чем-то мягким и тяжелым. Целая прорва новых и необычных знаний обрушилась в память. Не беспорядочной кучей, наоборот все очень аккуратно разложилось по нужным местам, но уж слишком всего было много. Рес даже непроизвольно тряхнул головой. А потом понял, что может управлять телом. Прошелся, попрыгал, хвостом помахал. Заодно осматривался, припоминал. Многое становилось понятнее. Тусклая расцветка Черного значила, что он болен — не смертельно, однако желательно подлечиться. Подземелье предназначалось для больных драконов, которых лучше зря не беспокоить, особенно разговорами — на поверхности обрывки чужих бесед распространяются далеко, а сквозь слой золотого песка проходят с трудом. Для того же и вода — от разговоров не защищает, но в мокром золоте драконам легче не обращать на них внимания. Особенно долго Рес рассматривал человеческие тела — они стояли прямо, но лица были сонные. Кожа и одежда непривычного цвета, от этого как-то легче. Почему-то особенно трудно воспринималось, что Леск на самом деле не там, а здесь, и настолько рядом, что дальше некуда.
А с драконьим языком у Реса сразу возникли сложности. Те картинки перед внутренним зрением были и не картинками вовсе, и не словами, а чем-то много более сложным, не просто обозначали что-то, но и выражали его суть, отношение к нему драконов — и одиночных, и всех вместе, — причины такого отношения, явные и неявные взаимосвязи. Ресу не хватало сноровки, чтобы воспринять все сразу, приходилось долго держать картинки перед внутренним зрением, разбираться. Сообщила Ныряльщица, что Рес двигается хорошо, но не так, как Укравший Кошку, а разобрать удалось, только, когда Леск подсказала, куда смотреть. Она-то к языкам привычная, и то ведь не сразу поняла драконий. Хотя самому говорить по-драконьи оказалось не в пример проще — Рес почти сразу, особо не думая, сказал: «Сложный у вас язык». Самого себя понимать легко. Есть у драконов языки — точнее, способы общения, — и относительно простые, но их нельзя использовать в подземелье, чтобы не разбудить спящих в чанах. Этот же способ — его название Леск перевела с драконьего как «емкий», — подходит, чтобы общаться тайком, никого не беспокоя, потому что его «слышат» только те, к кому обращаются.
Ныряльщица сказала еще что-то на «емком», развернулась и пошла к выходу, за ней направились человеческие тела — уверенным, твердым шагом, потому что их вели драконьим волшебством — потом Черный. Рес тоже пошел, по дороге разгадал, что сказала Ныряльщица — она предлагала общаться другими способами, раз у людей сложности с «емким», а для этого надо выйти из подземелья.
Пока шли, Леск попросила: «Пусти меня к рулю». Рес хотел, но не сразу разобрался, как, одного желания оказалось мало. Потом, все же, нашлось в памяти предков своеобразное действие, чем-то похожее на «полностью расслабиться».