Путники расположились у каменного мостика, отсюда им было видно, как Мэри и Корнуэлл, поднявшись на холмик и подойдя к крыльцу, беседовали у открытой двери.

— Ты всегда была испорченным ребенком, — говорила ведьма. — Вечно ты откалывала какие-то штучки, хотя в этом ты ничем не отличалась от других детей. Ты просто ужасно мучила бедного людоеда, тыкая палками в его пещеру и кидая камни. А еще ты напускала туда дыма, так что бедняга совершенно не мог спать. Ты удивишься, узнав, что он с нежностью вспоминает о тебе. Ты этого не заслуживаешь. Когда он узнал, что ты направляешься сюда, он вознадеялся увидеть тебя. Однако он великан, у него сильно развито чувство собственного достоинства, и вряд ли он позволит себе явиться сюда для встречи с тобой. Если ты хочешь увидеть его, нанеси ему визит.

— Я помню людоеда, — сказала Мэри, — и помню, как мы кидали палки в его пещеру. Не думаю, что мы с ним увидимся, хотя я не имею ничего против. Я часто вспоминала его и порой думала, в самом ли деле он людоед. Люди говорили, что так оно и есть, но я никогда не видела его, так что не знаю.

— Конечно, он людоед, и очень милый, — ответила ведьма. — Но я совершила оплошность. Я была так рада, увидев тебя снова, моя дорогая, что, боюсь, проявила невежливость. Я заставила вас стоять на пороге, хотя должна была пригласить вас к чаю. И даже ни одним словом не приветствовала этого прелестного кавалера, который служит тебе. Правда, — продолжала она, адресуясь к Корнуэллу, — я не знаю, кто вы такой; о вас и о всей вашей компании уже рассказывают удивительные истории. И, конечно, о тебе, — обратилась она к Мэри. — Я вижу, что у тебя больше нет с собой рога единорога. Только не говори мне, что ты его потеряла.

— Нет, он не потерян, — ответила Мэри. — Но его неудобно таскать с собой. Словно все время хвастаешься. Я оставила его у друзей, которые ждут возле мостика.

— Ах вот как, — сказала ведьма. — Тогда взгляну на него попозже. С тех пор, как я о нем услышала, я надеюсь увидеть его. Ведь ты мне его покажешь, правда?

— Конечно, покажу, — пообещала Мэри.

Старая карга хихикнула.

— Я никогда не видела рога единорога, — сказала она, — и как ни странно, единорога тоже никогда не видела. Это животное встречается очень редко, даже в наших краях. Но пойдемте попьем чаю. Только мы втроем. Так будет куда уютнее. Я пошлю корзинку с пирожками тем, кто ждет вас у мостика. А пирожки-то те, что ты всегда так любила, моя дорогая.

Она приоткрыла дверь пошире и жестом пригласила гостей. В прихожей было темно, чувствовался запах сырости.

Мэри остановилась.

— Тут что-то не так, — сказала она. — Этого я не помню. Дом всегда был светлым, в нем было много огней и смеха.

— Это тебе лишь кажется, — быстро возразила ведьма. — Ты вечно что-то выдумывала. Ты одна придумывала разные игры с этим глупым троллем, который жил под мостом, и с этим сумасбродным Фиддл-фингером. — Ведьма закудахтала, вспоминая. — Тебе есть, о чем с ними поговорить. Они терпеть не могли лепить пирожки из грязи; но лепили их ради тебя. И ужасно боялись людоеда, но когда ты кидала камни в его пещеру, они отправлялись с тобой и тоже кидали камни. Ты говоришь, что я ведьма. Спина у меня сгорблена, я хромаю — артрит одолел, нос у меня длинный. Но на самом деле ты сама ведьма, моя дорогая, и еще почище меня.

— Остановись, — сказал Корнуэлл, и его рука скользнула к рукоятке меча. — Миледи — не ведьма.

Старая карга осторожно положила костлявую руку ему на кисть.

— Я сказала ей комплимент, которого она вполне заслуживает, благородный сэр. Нет ничего лучше, чем сказать женщине, что она ведьма.

Что-то буркнув, Корнуэлл отвел руку от меча.

— Следи за своим языком, — сказал он.

Она ухмыльнулась ему, обнажив крючковатые зубы, и поковыляла через темную, сырую и пыльную прихожую, провожая их в маленькую комнатку, застланную старым выцветшим ковром. У одной стены был небольшой камин, почерневший от дыма. Лучи солнца, проникая сквозь широкие окна, освещали убогую обстановку. На узкой полке стояли щербатые кастрюли и миски. В центре комнаты размещался массивный стол, накрытый каким-то платком, а на нем стоял серебряный чайный сервиз.

Ведьма указала им на стулья, а сама села рядом с кипящим чайником.

Разлив чай, она сказала:

— Ну, теперь мы можем поговорить — о старых временах, как тут все изменилось, и о том, что вам тут надо.

— Я хотела спросить о моих родителях, — подхватила Мэри. — Я ничего не знаю о них. А хотела бы выяснить, кто они были такие, почему оказались здесь и что с ними случилось.

— Они были хорошими людьми, — сказала ведьма, — но очень странными. Не как другие люди. Они не воротили носы от тех, кто жил в Затерянных Землях. Они испытывали к ним не зло, а глубокое понимание. Они разговаривали со всеми, кто им встречался.

И они спрашивали… о, они интересовались этой землей — вот о чем они спрашивали. Я часто задумываюсь, почему они тут появились, ибо казалось, у них не было тут никаких дел. Мы проводим здесь отпуск, говорили они мне, но просто смешно было предполагать, что такие умные люди, как они, могут выбрать эти места, чтоб проводить тут отпуск. Если это и был отпуск, то очень длинный, они были тут больше года. Все время ничем не занимались, а только бродили вокруг и были очень приветливы со всеми, кто им встречался. Я помню тот день, когда увидела их. Они шли к мостику, и ты, моя дорогая, шла между ними, перебирая ножками, а они держали тебя за ручки, хотя тебе никогда не была нужна ничья помощь — ни тогда, ни в другое время. Только представь себе, какими нервами и какой непринужденностью надо было обладать этим двум людям, которые вместе с ребенком спокойно прогуливались по дороге в Затерянных Землях! И если бы нашелся тут кто-нибудь, кто мог бы причинить им вред, они были бы так изумлены, что даже руки не подняли бы в свою защиту. Я помню, как они пришли сюда, постучали в дверь и обратились ко мне с просьбой: не могут ли они здесь остановиться, и, конечно, я, добросердечное создание, которое никому не может отказать…

— Знаешь ли, — сказала Мэри ведьме, — я думаю, что ты врешь. Не верю, что это был твой дом. Не могу представить, что мои родители когда-то могли гостить у тебя. В словах твоих нет правды, и бесполезно даже пытаться выяснить ее у тебя.

— Но, моя дорогая, все это чистая правда! — возразила ведьма. — С какой стати мне врать тебе?

— Давайте не будем спорить, — сказал Корнуэлл. — Правда или нет, но давайте разберемся до конца. Так что же с ними в конце концов случилось?

— Они пошли к Проклятой Долине, — ответила ведьма. — Я так и не знаю, почему они это сделали. Они никогда мне ничего не говорили. Хотя, конечно, всегда были очень вежливы, но никогда ничего не рассказывали. Они оставили у меня своего ребенка и пошли к Проклятой Долине, и с тех пор о них ничего не было слышно.

— И тогда вы, если это в самом деле были вы, отправили Мэри в Приграничье?

— Ходили разные ужасные слухи. Я боялась оставлять ее здесь.

— Что за слухи?

— Теперь я их уж и не могу припомнить.

— Ты же видишь, как она врет, — возмутилась Мэри.

— Конечно, врет, — поддержал Корнуэлл, — но мы не знаем, сколько лжи в ее словах. Только чуть или все целиком.

— Мне очень грустно, — сказала ведьма, пытаясь выжать слезу из глаз, — что за своим собственным столом я подаю чай людям, которые сомневаются в моей честности.

— Они оставили какие-нибудь бумаги? — спросила Мэри. — Письма? Вообще что-нибудь?

— Это и есть самое странное, — ответила ведьма, — то, о чем ты спрашиваешь. Заходил еще один, который спрашивал о том же. Человек, по имени Джонс. Я сказала ему, что ничего не знаю. Я туда не заглядывала; я не сую нос в чужие дела. Меня можно считать кем угодно, но в чужие дела я не лезу. Я сказала ему, что, может быть, чего-то там осталось на втором этаже. Я и сама толком ничего не знала. Конечно я, не могла подниматься на второй этаж. О, я знаю, вы думаете, что ведьме стоит только оседлать метлу и она доберется куда угодно. Но вы, люди, в этом деле ничего не понимаете. Есть определенные правила…