Я села на резной диванчик с твердым сиденьем, закинула ногу на ногу и мысленно внушила себе расслабиться. Но вместо этого мне пришла на ум прочитанная где-то фраза, что все мы чьи-нибудь близкие друзья. И теперь, находясь в этом затхлом и вместе с тем изысканном логовище женской порочности, я поняла, что это как раз тот момент, когда само присутствие в подобной обстановке такой сугубо земной и здравомыслящей персоны, как я, служит наглядным подтверждением этой банальной истины.

С серебряным подносом в руках вернулась Изабель. На подносе были три обычные кружки с пакетиками чая, несколько крекеров, немного сливочного сыра и бутылка красного итальянского вина. Я выдавила из себя улыбку. Дома я не стала есть, рассчитывая (чего же еще ожидать от мечтательной простофили со Среднего Запада), что здесь мне подадут угощение наподобие того, что описывают в сценах чаепития в английских романах — обильное и изысканное.

В тот самый момент, когда Изабель опустила поднос на столик, раздался скрежет поворачиваемого в замке ключа, и вошла Джой.

С хмурым видом Изабель одарила ее страстным поцелуем в щеку. Джой совершила промах, не ответив ей тем же. Она была слишком оживлена и поглощена болтовней, чтобы обратить внимание на подобную мелочь. Так было всегда, когда обе ее жертвы — или прислужницы, или кем там еще были для нее Изабель и я — встречались.

— И ты здесь, Мадлен. Замечательно. Ах, прошу прощения за опоздание. Я ехала в таком такси — даже и рассказывать об этом не хочется. Да еще дождь. Куда мне деть зонтик? Ух ты, крекеры! — Она говорила без умолку. — О, Изабель, ты уже приготовила чай. Как чудесно! Я чувствую себя настоящей англичанкой. Как тебе понравилась квартира, Мадлен? Изабель, а где пятая глава? Я обыскалась ее у себя. — Она подошла к роялю и стала разыскивать потерянные страницы среди пепельниц и грязных фужеров.

— Не смей трогать это, — хрипло сказала Изабель.

Джой отпрянула от рояля, послав в мою сторону красноречивый взгляд — «видишь, что мне приходится терпеть». Я вжалась в спинку дивана, теша себя надеждой, что за этим последует одна из знаменитых сцен с выдиранием волос, и гадая, хочет ли Джой, чтобы я тут выступила в роли очевидца, призванного разнимать дерущихся — как это обычно происходит в кино, — или просто ушла.

— А, вот она. — Джой ткнула указательным пальцем в тонкую стопку желтой бумаги. При этом она со страхом посмотрела на редакторшу.

Изабель подошла к роялю и взглянула на желтые листы.

— Нет, это не то. Твоя рукопись у меня в конторе. Над ней надо еще работать и работать.

Она повернулась ко мне и тем же голосом приказала:

— Пейте чай.

Сама тоже села и взяла одну из кружек. Когда она наклонилась вперед, ворот ее кимоно приоткрылся и можно было увидеть белоснежный, атласный, отделанный кружевом лифчик.

Я тоже взяла кружку и, дождавшись, когда чай окрасится в густо-коричневый цвет, поискала глазами, куда бы положить использованный пакетик. Все пепельницы были на рояле, к нему приблизиться я бы не решилась.

— Мне нравится ваша викторианская мебель, — сказала я, продолжая держать в руке остывающий пакетик. — Она очень гармонирует со стилем вашего дома.

Я обвела комнату восхищенным взглядом и незаметно подкинула мокрый пакетик на серебряный поднос.

— Не сюда, — скомандовала Изабель, снова наклонившись вперед, и переложила пакетик на тарелку с крекерами.

— Извините, — пристыженно шепнула я.

— А я эту квартиру ненавижу, — заметила Изабель, коротко кивнув в ответ на мое извинение. — Я хочу переехать в пригород. — Взглянув на Джой, она ядовито усмехнулась.

— Изабель хочет переехать в Коннектикут, а я пытаюсь убедить ее, что ездить на работу из пригорода в центр и обратно будет ужасно тяжело, — скорбно пояснила Джой, не геряя, однако, своей решительности и даже воинственности.

Ноздри Изабель раздулись. Видимо, этот вопрос давно уже был у них камнем преткновения.

— Все эти алкоголики и извращенцы в здешней округе…

— В пригородных поездах тоже хватает пьяниц.

— Мне необходим свежий воздух.

— Там ты летом схватишь сенную лихорадку, а зимой будет такая холодрыга, что ресницы заиндевеют…

— Это если плакать.

Джой снова посмотрела на меня, ее взгляд красноречиво говорил о том, что если кто тут и плачет, так это она, а не Изабель.

— Ненавижу пригород. — Она легонько стукнула кулачком по жесткой бархатной обивке стула.

— А мне на моей Одиннадцатой порой кажется, что я живу где-то в деревне, особенно весной, когда цветут деревья, — сказала я, решив принять сторону Джой не потому, что я придерживалась той же точки зрения (я частенько мечтаю о домике в сельской местности), а потому, что всегда вставала на защиту Джой, когда, по моему мнению, с ней обходились несправедливо.

Изабель грозно вылупила на меня глаза и опять обратилась к Джой.

— Хочу свой сад и солярий, и чтобы во дворе в мусоре рылся енот. И огромного пса, — твердо заявила она.

— Тебе там будет одиноко, и когда начнутся снежные заносы, твой дом откопают последним, — жалобно сказала Джой.

Я взглянула на часы и, взяв два крекера, — я просто умирала с голода, — запихнула их в рот. Осторожно, боясь задеть что-нибудь на тесно заставленном столике, я поднялась с места. Ноги мои затекли.

— Почему это мой дом откопают последним? — В голосе Изабель звучало напряжение. — Почему ты так говоришь?

— Потому что такова жизнь, — отрезала Джой. Обычно она владела собой во время светской беседы, но сейчас, видимо, не на шутку разозлилась. Ясно, что ей хотелось держать редакторшу в городе, в пределах досягаемости.

Мне захотелось остаться, но я уже встала и приняла решение уйти отсюда (пусть только для себя — они так и не заметили, что я встала) и отступать от него не собиралась.

— Я только что вспомнила, что должна забрать сына из школы. Я предупредила, что поведу его сегодня к дантисту, так что на школьном автобусе он не поедет, — как можно громче объявила я.

— О, Мадлен, мы совсем не поговорили. Право, мне так жаль, — сказала Джой.

— Да и мне очень жаль. Я считала, что сегодня свободна, как птица, но сейчас вспомнила, что меня ждет Гарольд, бедняга.

— Я и не знала, что у вас есть дети, — сказала Изабель. Голос ее звучал ровно, но взгляд был таким, каким Шарко или молодой Фрейд, вероятно, смотрели бы на последнюю из записавшихся к ним на этот день истеричку, входящую в кабинет.

— Да. Двое. Мальчик и девочка. Ну, спасибо за чай. С удовольствием побывала у вас.

Изабель встала и протянула мне руку; теперь она приветливо улыбалась.

— Как жаль, что вы не можете побыть еще.

— Да. Мне тоже очень жаль. Вы не знаете, куда я положила свой зонтик?

— Вы оставили его за дверью. — Она быстро прошла к двери, при этом кимоно, распахнувшись, хлопало ее по лодыжкам. — Было очень любезно с вашей стороны заглянуть к нам… да еще в такой дождь.

Джой стояла возле меня. Взяв меня за руку, она встала на цыпочки и поцеловала меня на прощанье; ей-богу, это было лишнее. Она, хотя и кажется меньше, всего на два дюйма ниже меня.

— Завтра я тебе позвоню, — тепло сказала она.

Я вышла в холл, но они обе стояли в дверях, провожая меня ласковыми улыбками. Поразительно, как много выигрываешь в глазах хозяев, покидая дом, где тебе не слишком рады. Ко мне вернулось веселое настроение.

— Спасибо большое за чай, желаю скорее найти пятую главу, — сказала я и помчалась по лестнице вниз.

Вечером, когда Ральф пришел домой, я рассказала ему о своем безрадостном визите во всех подробностях. Я была так разъярена, что даже предложила ему послать Джой счет, чтобы та его оплатила.

— Напрасная трата времени, — лаконично заметил он. — У нее нет ни гроша.

— Но ведь она получила аванс за вторую книгу.

— Ты и вправду хочешь, чтобы я отнял у нее эти деньги?

— Нет.

— Она влюблена, и потому не в себе.

— Да что это за любовь? Одни злобные пререкания.