Отметим, что нигде и никогда не писалось, за что же конкретно получил Золотую Звезду Бурмистров. Упоминание о некоей «спецоперации» сохранилось только в его личном деле, до самого последнего времени хранившемся под грифом «совершенно секретно». Что это была за спецоперация? Скорее всего, Бурмистров, как и его товарищ Египко, перегнал свою С-1 в Кронштадт, а не затопил в океане, причём перегнал не порожняком, а с остатками испанского золотого запаса.
Но и это не последняя тайна в судьбе подводника Бурмистрова! После возвращения из Испании Бурмистров пребывает, прямо скажем, на странных должностях. До 1946 года этот первоклассный подводник занимает третьестепенные должности командиров дивизионов строящихся и ремонтируемых подводных лодок на Балтике. И это при жутких потерях в подплаве и острейшей нехватке опытных командных кадров! Неужели Бурмистров оказался дутым героем? В это верится с трудом. А может, именно в этих назначениях мы нащупали то, что ищем? Может, под ничего не значащими обозначениями дивизиона строящихся и ремонтируемых подводных лодок скрывается нечто иное? Проанализируем прохождение службы Бурмистрова после возвращения из Испании:
— август 1938-го — февраль 1941 года — командование бригадой подводных лодок;
— февраль — октябрь 1941 года — командование отдельным дивизионом строящихся и капитально ремонтируемых подводных лодок;
— июнь 1941 года — апрель 1942 года — эвакуация недостроенных кораблей на Чёрном море, командование Феодосийским и Геленджикским портами;
— 1943 год — учёба в академии, в это время ранен в ногу (?!);
— март 1945 года — март 1946 года — командование дивизионом строящихся и ремонтируемых подводных лодок;
— 1946–1947 годы — преподавание в ВВМУ имени М.В. Фрунзе;
— 1947–1948 годы — преподавание в Тихоокеанском ВВМУ.
Итак, по авторской версии, опытнейший ас подводного флота Бурмистров, как и его соратник Египко, вовсе не прозябал в годы Великой Отечественной войны на вторых ролях, как может показаться после поверхностного ознакомления с его послужным списком. Наоборот, оба они (и Египко, и Бурмистров) были использованы по максимуму, с учётом их богатейшего опыта, как подводники и руководители секретных спецопераций.
Что касается Бурмистрова, то по возвращении из Испании он возглавил особый дивизион, в который должны были войти строящиеся специальные подводные лодки на Чёрном море. С началом войны он уводит эти недостроенные лодки (или лодку) в порты Кавказа. После этого опытный подводник некоторое время командует черноморскими портами — вначале Феодосией, а после её оставления нашими войсками Геленджиком. Впрочем, руководство портами длится всего несколько месяцев. Должности эти временные, и на них Бурмистров долго не задерживается. А затем начинается самое интересное! Бурмистрова вдруг определяют на учёбу в академию. Опытнейшего подводника в самый разгар войны посылают учиться! Чему и кто мог учить Бурмистрова в академии? Тактику использования подводных лодок, не говоря уже об уникальном командирском опыте, он знал лучше любых преподавателей. Скорее всего, «поступление в академию» было очередной легендой. В то время никакой шпион не смог бы в точности проследить, является ли тот или иной офицер слушателем Военно-морской академии или нет. В годы войны Военно-морская академия всё время куда-то переезжала: вначале из Ленинграда в Астрахань, потом из Астрахани в Ташкент, а затем из Ташкента обратно в Ленинград. Переезд профессорского-преподавательского состава, слушателей, их семей, весьма солидной учебной базы занимал долгие месяцы, при этом эшелоны с людьми и имуществом растягивались на тысячи километров. В таких условиях отследить, где находится тот или иной слушатель, было невозможно. Легенда учёбы в академии в период её многомесячных переездов по необъятным просторам страны настолько хороша, что лучше и придумать было невозможно!
Но и это ещё не всё! Именно в то время, когда, судя по личному делу, Бурмистров успешно учится в академии, он вдруг получает серьёзное ранение. Причём в личном деле указывается, что ранение именно боевое, а не полученное по неосторожности или по каким-то другим причинам. При этом не указано, где конкретно и при каких обстоятельствах боевое ранение было получено. Это тоже весьма странно и не типично для личных дел того периода. Можно предположить, что Бурмистров выполнял какое-то очередное спецзадание, в ходе которого и был ранен. Это косвенно подтверждается и награждением Бурмистрова именно в 1944 году (в это время он, по документам, всё ещё учится в академии!) вторым орденом Красного Знамени. Но ведь не за успехи в учебе он был награждён боевым орденом!
На последнем этапе войны Бурмистров снова находится в должности командира особого дивизиона. Затем, по-видимому, он занимался организационными вопросами специальных подводных операций в Ленинграде, хотя числился преподавателем в ВММУ имени М.В. Фрунзе (впрочем, ряд лекций он мог и действительно там читать). Затем Бурмистрова назначают руководителем подводных спецопераций на Дальнем Востоке. Преподавание в Тихоокеанском высшем военно-морской училище — тоже не что иное, как очередное прикрытие основной деятельности. Такое прохождение службы для первого подводного аса Страны Советов гораздо логичнее, чем его прозябание в бесконечных тяжбах с заводскими службами на должности заурядного комдива ремонтируемых субмарин, а затем служба в училищах в ранге заурядного преподавателя.
Одиссея золотых дублонов
Итак, мы выяснили, что в конце 1930-х годов советские подводники вполне были готовы к проведению специальных операций. Теперь нелишне было бы выяснить и то, какое именно золото перевозил из Испании на своей подводной лодке Египко, а возможно, и не он один.
Исследователь темы испанскою золота Еремей Парнов пишет:
«К 30-м годам XX века Испания потеряла свои заокеанские территории, превратившись в третьестепенную державу, но золотой её запас считался четвёртым по величине в мире. Золотые и серебряные слитки и монеты составляли колоссальную по тем временам сумму в 2 миллиарда 367 миллионов песет, или в пересчёте — 788 миллионов долларов. По сегодняшнему курсу это равно примерно 40 миллиардам долларов…»
Золотой запас Испании состоял из золота исчезнувших цивилизаций ацтеков, инков, сокровищ священной инквизиции, присвоившей имущество сожжённых еретиков.
Достоверно об испанском золоте известно следующее. В середине сентября 1936 года войска генерала Франко, тесня республиканцев, оказались на подступах к Мадриду. Республиканское правительство уполномочило своего премьера Аарго Кабальеро и министра финансов Негрина перевезти банковские активы в безопасное место.
Вот что пишет об этом Еремей Парнов:
«Золотые слитки были тщательно упакованы в ящики и специальным поездом переправлены в Картахену. Там их спрятали в огромной пещере, вырубленной в горе над портом. Вся операция проводилась в секрете. Лишь резидент НКВД Александр Орлов был посвящён в тонкости мероприятий республиканского правительства. К тому времени НКВД распоряжалось в Испании, как в своей вотчине: обыденным фактом были аресты и ликвидация неугодных Кремлю деятелей, с широким размахом велись чистки среди гражданских чиновников и в рядах интернациональных бригад, сражавшихся против полков Франко. Отобранные у добровольцев из разных стран паспорта поступали в распоряжение ИНО — иностранного отдела НКВД, чья агентура активно действовала буквально по всему миру.
В такой обстановке в голове Сталина родился хитроумный план, который преследовал одну цель: заполучить испанское золото под предлогом обеспечения «бескорыстной интернациональной помощи». Ежов, сменивший Ягоду на посту наркома внутренних дел, получил на сей счёт соответствующие жёсткие инструкции.
В середине октября воинские части Франко, усиленные помощью Гитлера, взяли крупный город Толедо. Премьеру Кабальеро не оставалось ничего иного, как принять предложение Москвы — вывезти золотой запас страны на временное хранение в СССР. Ответственность за транспортировку сокровищ Сталин лично возложил на Орлова, фактически выполнявшего роль наместника Кремля. Мадрид в те дни всё ещё находился в руках республиканцев, однако правительство готовилось покинуть столицу. Именно в этот напряжённый момент в отель «Гейлорд», где располагалась резидентура НКВД, поступила совершенно секретная телеграмма Ежова «Передаю вам личный приказ Хозяина», — сообщалось в самом начале, что значило — сообщение предназначалось только Орлову. Забрав текст у радиста, он сам тут же принялся за расшифровку депеши. В ней говорилось: «Вместе с нашим послом Розенбергом договоритесь с главой испанского правительства Кабальеро об отправке испанских золотых запасов в Советский Союз. Используйте для этой цели советский пароход. Операция должна проводиться в обстановке абсолютной секретности. Если испанцы потребуют расписку в получении груза, откажитесь это делать. Повторяю: откажитесь подписывать что-либо и скажите, что формальная расписка будет выдана в Москве Государственным банком. Назначаю вас ответственным за эту операцию. Розенберг проинформирован соответственно». И подпись — Иван Васильевич.
Столь необычным псевдонимом пользовался в самых важных случаях Сталин. И в данной ситуации «Иван Васильевич» указывал на исключительный характер поручения. Для Орлова само имя Ивана Грозного, которого вождь называл своим учителем, прозвучало недвусмысленным предупреждением: «Ответишь головой».
В переговорах с испанцами советский посол держался на заднем плане. Инициативой полностью завладел Орлов. Он сразу же отверг предложение министра финансов революционной Испании поручить перевозку войскам (в столь сложном деле резидент мог полагаться только на своих людей). Тут же была придумана и легенда, будто золото вывозится на хранение в Англию или Америку. Скрепя сердце Негрин согласился выдать документ, согласно которому, Орлов являлся представителем одного из наиболее респектабельных лондонских банков. Отныне он становился мистером Блэкстоуном. Так с самого первого момента стали заметаться следы.
На другой день Орлов вылетел в Картахену. В пути его самолет был атакован немецким истребителем из отряда «Кондор». Резидент чудом избежал гибели — пилот совершил вынужденную посадку, и до места пришлось добираться на машине.
Орлов знал, что подводные лодки фашистской Италии останавливают и обыскивают суда под советским флагом, и не хотел рисковать. Он решил рассредоточить драгоценный груз на нескольких пароходах. Но даже военно-морскому атташе Кузнецову, будущему наркому флота, нельзя было доверить тайну операции. В придуманной для него легенде говорилось о «никелевой руде», якобы срочно необходимой для изготовления оружейной стали. Кузнецов сумел договориться с командиром Картахенской военной базы, и тот выделил для охраны груза матросов-подводников. Несколько суток они отсиживались в пещере, убивая время игрой в карты. Расплачивались фисташками. А рядом лежали тонны золота и серебра!
В порту Картахены в лихорадочном темпе шла разгрузка советских кораблей, доставивших самолёты, танки и боеприпасы: почти непрерывно порт бомбили немецкие юнкерсы. В любую минуту мог произойти взрыв, тем более ужасный, что в соседних гротах хранились ящики с динамитом. О том, чтобы переправить золото при дневном свете, да ещё и уложить в освободившиеся трюмы, нечего было и думать. Двигаться же по крутым и извилистым горным дорогам в ночной тьме даже с выключенными фарами, чуть ли не на ощупь, тоже сулило мало приятного, но выбирать не приходилось.
Вести грузовики довелось переодетым в испанские мундиры танкистам РККА. Для пущей надёжности автоколонну возглавил комиссар НКВД.
Пещера с сокровищами произвела на Орлова неизгладимое впечатление: «Я остановился у входа в пещеру. Передо мной были деревянные двери, встроенные в склон горы. При тусклом электрическом освещении я увидел, что пещера забита тысячами аккуратных деревянных ящиков одинакового размера и тысячами мешков, уложенных друг на друга. В ящиках находилось золото, а в мешках были серебряные монеты». Это было сокровище Испании, накопленное за века. Вся сцена внушала суеверный страх: странная атмосфера пещеры, тусклое освещение и зыбкие тени.»