Глава 2

Как-то раз, увидев Элизабет Тейлор верхом, Пандро С. Берман подумал, что из нее получится неплохая кандидатка на главную роль в ленте «Нэшнл Велвет», однако, взглянув еще раз, передумал.

«Довольно хорошенькая, но уж слишком мала», — заявил продюсер студии «МГМ».

Случилось это осенью 1943 года, когда Элизабет было одиннадцать лет, но ростом она скорее напоминала первоклассницу. Она бы неубедительно смотрелась в роли Велвет Браун, английской девочки, которая, переодевшись мальчишкой, пробирается в комнату, где взвешивают жокеев, и побеждает на общенациональных скачках. Однако Берман решил подождать, пока Элизабет подрастет. Он отправил своего ассистента Билли Грейди рассказать Элизабет и ее матери историю «Нэшнл Велвет», популярной книжки Энид Багнольд о маленькой девочке, которая мечтает выиграть в деревенской лотерее лошадь по кличке Пай. И она выигрывает ее и снова начинает мечтать, на этот раз о том, чтобы принять участие в общенациональных скачках. Затем Велвет Браун предается фантазиям о том, как она выиграет самый трудный и самый престижный стипль-чез. Ее мать, которая в свое время переплыла Ла-Манш, поощряет стремления дочери. «У каждого человека хотя бы раз в жизни должен быть шанс на сумасбродный поступок», — говорит она.

Итак, благодаря помощи жокея-неудачника, роль которого должен был сыграть Микки Руни, Велвет начинает объезжать свою лошадь. Затем, переодевшись мальчишкой, она выигрывает скачки. Когда же обнаруживается, что она девочка, ее дисквалифицируют, но Велвет уже все равно. Она воплотила в жизнь свою мечту, провернув отличное дельце, которому позавидовала бы любая другая девчонка в мире.

Элизабет хотела получить роль Велвет, потому что Берман пообещал, что студия заплатит за ее уроки верховой езды в конюшнях Дьюли, где Элизабет обучат стипль-чезу и прыжкам. Сара, разумеется, тоже ухватилась за эту роль, потому что благодаря ей можно было выйти в звезды. Она убедила дочь, что из той получится настоящая Велвет Браун, и Элизабет, легко поддававшаяся внушению, перевоплотилась в английскую девочку. Она превратила свою комнату в небольшую конную выставку — полную уздечек, седел и статуэток лошадей — и даже начала называть себя Велвет.

«Велвет — это была я», — говорила она годы спустя, все еще не расставшись со своими детскими фантазиями.

Каждый день Сара молилась вместе с дочерью перед тем, как прийти к Берману на «МГМ» где тот, поставив Элизабет у двери, измерял ее рост. Как только девочка подросла до того, чтобы играть в паре с Микки Руни, Берман разработал график съемок.

«Если учесть, что сам Микки от горшка два вершка, то ей не пришлось расти слишком долго», — заявил продюсер.

Чуть позднее Сара Тейлор и «МГМ» из соображений рекламы решили, что измерение роста само по себе не слишком впечатляет, и сочинили другую историю — о том, что Элизабет, для того чтобы получить эту роль, якобы заставила себя за три месяца подрасти на три дюйма. Сара без конца повторяла рассказ о том, что когда она привела дочь в кабинет к Берману, тот сказал ей, что девочка слишком мала ростом. Если верить утверждениям миссис Тейлор, Элизабет тогда с подкупающей убежденностью произнесла:

«Я обязательно подрасту, мистер Берман. Вот увидите, я подрасту».

И, с придыханием говорила Сара, словно дивясь собственному рассказу, ее дочь действительно подросла. «Она ведь дала слово, и, как мне кажется, начала расти с того самого момента, как дала это обещание».

Элизабет тоже предпочитала эту, более трогательную версию. Она рано продемонстрировала свое умение смешивать фантазии с реальностью и неизменно, словно попугай, повторяла сочиненную студией историю, словно так оно и было на самом деле.

Съемки «Нэшнл Велвет» растянулись на семь месяцев и стали для Элизабет первым наглядным свидетельством того, сколь мучительным может быть создание кинокартины.

«Я работала над этой лентой, не зная сна и отдыха, — вспоминала позднее актриса. — Ни одна другая картина за всю мою жизнь не стоила мне таких трудов, как эта».

Элизабет вставала рано поутру и до школы в течение часа упражнялась в верховой езде на своей капризной лошади по кличке Король Чарльз, в фильме превратившейся в Пая. Все трудные прыжки на беговой дорожке исполнялись профессиональным жокеем, но вся остальная верховая езда была делом самой Элизабет. И хотя ни одна из сцен, в которых она скакала верхом, не представляла собой опасности, юная актриса, тем не менее, была вынуждена часами оттачивать свое мастерство.

Роль Велвет Браун требовала, чтобы Элизабет носила ортодонтическую пластинку. Первоначально студия отправила девочку к дантисту, и тот изготовил для нее золотую пластинку за 120 долларов и серебряную за 86. На цветной фотопленке были сделаны пробы, но ни одну из пластинок не сочли достаточно фотогеничной.

Вот почему была сделана третья, проволочная с фальшивым небом, и Элизабет явилась на примерку. Ей удалили два молочных зуба, а в кровоточащие лунки вставили два временных, чтобы сие приспособление плотно держалось во рту. Видя, каким мучениям подвергается его дочь, Фрэнсис Тейлор вышел из себя. Когда же «МГМ» потребовала от Элизабет остричь волосы, чтобы еще сильнее походить на жокея-мальчишку, отец восстал против этой затеи. Студия проконсультировалась с юристами — вправе ли «МГМ» требовать от актрисы, чтобы та постриглась.

После нескольких совещаний, юридический отдел пришел к следующему заключению: «Данное требование является необоснованным, и заключенный контракт не дает нам права требовать от актрисы, чтобы она себя обезображивала или в такой степени изменяла свою внешность».

Таким образом, Элизабет сохранила волосы и надевала парик.

То был первый и последний раз, когда Фрэнсис Тейлор занимал решительную позицию. По правде говоря, его положение мужа, отца и главы семейства становилось все более шатким. В тот год на день Святого Валентина Элизабет купила две открытки. Одну из них она подарила отцу, даже не удосужившись ее подписать. Другая предназначалась ее отцу в фильме, Дональду Криспу. На ней Элизабет написала: «От твоей махонькой дочурки. С приветом, Велвет».

Участие в съемках стало целью всего существования Элизабет, как, впрочем, и Сары. Та сопровождала дочь повсюду на съемочной площадке и продолжала делать понятные только им обеим знаки, когда чувствовала, что игра дочери оставляет желать лучшего.

«Согласно калифорнийским законам, любой ребенок, не достигший 18 лет, работающий в студии, должен все время иметь при себе сопровождающее лицо, будь то опекун или кто-то из родителей, — объясняла Сара. — Так или иначе, я все равно была бы при ней. Ведь это единственный способ позволить ей сниматься в кино».

Однако Сарой двигали несколько иные чувства, нежели стремление защитить ребенка. Она, в не меньшей степени, чем ее дочь, находилась под впечатлением присутствия знаменитых кинозвезд, которых она ежедневно встречала в столовой. Элизабет удовлетворяла свою страсть тем, что всегда имела при себе записную книжку и при первой возможности умоляла таких звезд, как Спенсер Трейси, Кэтрин Хепберн или Хеди Ламарр, дать ей автограф. Одновременно Сара осаждала пресс-отдел «МГМ» чтобы ее познакомили с Кларком Гейблом.

«В «Нэшнл Велвет» я была дублершей Элизабет, — вспоминает Маргарет Керри. — И помню одно — что всякий раз, как ее мамаша начинала говорить, у меня мурашки бежали по коже. «О, Элизабет!» — этим своим голоском, — мисс Керри отлично передразнивает визгливый голос Сары, причем каждая последующая нота звучит все резче и пронзительней.

«О, Элизабет! — обычно восклицала мать после каждого эпизода. — О, Элизабет, дорогая, пойдем! — подражает ей мисс Керри. — И Элизабет, которая в ту пору была пай-девочкой, послушно ворковала в ответ: «Иду, мамочка!»

Голос самой Элизабет так и не достиг полноты диапазона и звучания, даже несмотря на уроки драматического мастерства.

«Обычно мы каждый день посещали уроки Люсилль Райман, — говорит Маргарет Керри. — И мисс Райман натаскивала всех нас — Сьюзан Питерс, Донну Рид, Кэтрин Грейсон, Элизабет и меня, — и мы выходили от нее, разговаривая совершенно одинаково».