– Здравствуйте, здравствуйте, гости дорогие. Раздевайтесь, проходите к столу, перекусим, чем бог послал.

Коренастый бородач, которому было явно далеко за шестьдесят, была облачен в старенькую военную форму без знаков различия, в скрипучих, начищенных до блеска сапогах, и скорее походил в своих галифе на отставного военного.

– Меня Иваном при рождении нарекли, сын Петра я буду, а вы столобыть и есть наши гости дорогие. Проходите, мы тут со Степаном как раз за жизнь толкуем, – проговорил хозяин. Знакомя гостей с сидевшим за столом товарищем. – Он у нас можно сказать знаменитость местная! Как-никак с казаками семиречинскими, участвовал в штурме крепостей Ур-Тюбе и Джизак! Совершал так сказать присоединение Бухарского ханства во имя трона российского, а это гости наши, поручик Орлов и урядник Степанов.

– Скажешь тоже знаменитость, – пророкотал Степан басом, кивая гостям в знак приветствия.

– Вот энто самовар, – с восхищением проговорил урядник, вешая полушубок на вешалку из оленьих рогов.

Хозяин расплылся в гордой улыбке и, глядя с любовью на медного, начищенного до блеска гиганта проговорил:

– Да уж, с самой Тулы через оказию доставили. Проходите к столу, за жизнь нашу потолкуем. Анастасия! Подай-ка нам шулюма горячего, да с гостями поздаровкайся – это они для слободы нашенской, товары со шхуны подарили.

Не высокого роста аулетка, лет тридцати, с черными, как смоль, густыми волосами, спрятанными под косынку. С такими же черными, как угольки глазами на смуглом лице. В нарядном сарафане, пошитом из фабричной ткани, в обрезанных по щиколотку валенках, появилась на пороге из соседней комнаты. Слегка поклонившись гостям, стала, молча хлопотать у потрескивающей печи.

Орлов слушая Ивана, с нескрываемым удивлением смотрел, как на столе появлялась самая настоящая, деревенская еда. В глиняных горшках и стеклянных тарелках, жена старосты проворно ставила сметану с маслом, жареную яичницу с ломтями сала. Рядом с Орловым появилась на подносе, головка резаного сыра, с кусками отварного, парящего мяса, миски с какими-то разносолами, чашки с дымящимся жирным супом. А самое главное внушительная стопка с лепешками, и прибор из трех пузырьков с настоящими заморскими специями. Гости смотрели на все это великолепие, как и первый раз у Георгия, с нескрываемым восхищением. Им казалось, что все это сон, в бесконечной череде завтраков и обедов всухомятку. Они, как и первый раз, смотрели, как на столе появились ножи и вилки из серебра, словно они попали на званый прием к высоким начальствующим особам.

– Что, Константин Петрович, – усмехнувшись, проговорил Иван, заметив удивление гостей, – смотришь опять с казаком и, наверное, думаешь, как нам удается в провианте достаток иметь?

Орлов посмотрел на хозяина, который открывал пробку с литровой бутылки заморского вина и, кивнув, сказал:

– Не скрою, удивлен как вы живете.

– А на самом деле все просто! Мы ведь живем не по приказам и распоряжениям, живем мы своей жизнью, далекой от глупых предписаний. Держим коз, которые не бояться холодов и не требуют больших укосов, им не нужно как для коров сено косить благородное – они ведь жрут все подряд. Ну а через это имеем все продукты молочные, сыр, сметану, творог, масло с сывороткой, мясо опять же у них не плохое. Держим гусей с утями, которым и счета не знаем, и которые круглый год на воде пасутся…, опять же мясо с яйцом имеем.

– К рыбалке опять же относимся сурьезно, – вставил Степан, оглаживая бороду. Принимая из рук хозяйки большую чашку с кусками вареной рыбы. – Здесь же сами знаете, за рыбой в океан хаживать нет надобности, вон в» старицах» с протоками ее хоть ведрами черпай.

– Да-а-а-а, – протянул хозяин, разливая вино по стеклянным фужерам, – жареные ленки с тайменями и лососем – это просто чудо этих мест. Их же, как селедку местную в сезон, только успевай таскать, да засаливать! Ну, давайте православные, за встречу нашу, за хлеб с солью, за знакомство значит!

Вкушая угощения, под крепкое испанское вино, они еще долго сидели за столом. Обсуждая как лучше заготавливать рыбное филе, почему аулеты не признают удочек, а используют лишь остроги на длинном древке. Которые у них всегда лежат под рукой вдоль борта каноэ, и которое они бросают, едва заметив тень рыбы.

– Таймень рыба сурьезная, – горячился Степан, споря с урядником, – особливо та которая на десятки пудов тянет! Вытягивать его дело бесполезное сразу!

– Согласен, – кивая головой, бормотал урядник, – тут премудрость и сноровка нужны. Поэтому ударив острогой его отпустить надобно, ну а уже когда рыбина из сил выбьется, лишь тогда его тянуть можно.

Поручик, рассеянно слушая разговор, глядел на накрытый стол. Думая о том, что интенданты в фортах, даже не пытались перенять столь удачный опыт, довольствуясь лишь тем, что должно было выдаваться по предписанию.

Заметив загрустившего Орлова, староста подсел поближе и, разливая очередную порцию вина, усмехнувшись, спросил:

– Что призадумался, Константин Петрович? Думаешь, почему так поселенцы в фортах не живут? Да все просто, офицер. Они ведь, как и солдаты с казаками, всегда были заперты в фортах предписаниями, да артиклями! А мы люди свободные, не служивые, а стало быть, к указам с Невы отношения не имеющие.

– Вот, вот, – проговорил его товарищ, – нам от кромке океана никто удаляться не запрещал. Здесь только, кажется, что среди неудобий жить нельзя.

– Как же ты здесь оказался, братец? Да еще с такой ногой, – спросил Орлов, кивая на грубый деревянный протез Степана.

– А чему тут удивляться? – отозвался тот, жуя кусок отварного мяса. – Казаки ведь всех казачьих общин, в близком родстве состоят издавна. Донская казачья кровь, она ведь течет в жилах создателей Сибирского казачьего Войска, а те в свою очередь через два полка своих полчан заложили основу Семиреченскому Войску.

– Сибиряками пополняли и Амурскую укрепленную линию, – вставил староста многозначительно.

– Вот, вот, – поддакнул Степан. – Потом на Амур и Уссури переселились тысячи семей не только донских, но и оренбургских, и кубанских казаков. Вот через такие переселения, так и я здесь объявился, правда, уже с обрубком ноги, да на энтой деревяшке. После батальниц азиатских, в строевые, уже не годился, да и в тыловые не очень-то спешили брать…, тогда один добрый человек из нашего казачьего племени и предложил туточки жизнь новую начать. Есть, мол слобода с нашими поселенцами, кои работают для промысловых нужд Р А К а, хочешь, говорит, помогу с переездом. Так я здесь и оказался.

– Не пожалел? – спросил Орлов, цедя вино из бокала.

– А чего тут жалеть, – отозвался тот, пожав плечами. – Всю жизнь воевал с малолетства, вот, наконец-то под старость и покой здесь нашел, прибился к тихому месту. Туточки ведь сама природа жизнью дышит, благодатно тут как в храме. Одно скверно, что руки под старость лет к земле потянулись, а землицу здесь не распашешь, ну, а распашешь так не вызреет ничего.

– У нас в слободе, – засмеялся староста, разливая вино, – через эту тягу, некоторые мужики всерьез хотят отправиться на Миссури. С тем, что бы перейти ее, распахать землю, завести крупный скот. Ладно, давайте выпьем за вас, гости, дорогие! Сам Господь видать вас к нам отправил, дай то Бог, что бы у вас все так сложилось, как вы удумали! Ну и спасибо за подарок ваш, который будет способствовать росту и процветанию нашей слободы Николаевской. Теперь мы и храм богатый справить сможем! Где службу можно будет справлять, и по убиенным, и по безвременно сгинувшим. Да и детишек, окрестить можно будет. И нету на нас тут с вами вины, что продали землицу эту, да и нас получается в придачу.

Осушив залпом фужер, Иван посмотрел на Орлова и тихо спросил:

– А может ее продали из-за времен смутных, в которых нам жить выпало? Может ты нам, что-то поведаешь, Константин Петрович? А то ведь до нас новости, ох как поздно доходят. Вот я и хочу полюбопытствовать, насчет смуты, что в империи назревает, неужто и впрямь времена грядут окаянные? Ведь на самого божьего помазанника, руку поднимать стали нехристи! Али мы здесь, что-то не правильно смекаем?