— Получил диплом в Сорбонне по истории искусств, сейчас в Лондоне, постигает премудрости экономики, говорит, без этого нельзя в современном мире.

— Женился?

— Что вы, Марина, у него и мыслей таких нет!

— А вот какая-нибудь «английская роза» и подскажет?

Полина от души рассмеялась:

— Англичанка? Это невозможно!

— Почему?

— Александр — интеллектуал, всегда им был, а англосаксонские девушки этим не блещут, им внешний блеск и мишура важнее. Как может женщина соблазнить мужчину, не будучи изысканной, утонченной и культурной?! Александр как-то сказал мне, что английская девчонка может быть хорошим парнем, и выпить с ней можно, и на секс она согласна без уговоров, но не более того.

— Надо же, а я и не знала.

Полина придвинулась к ней ближе и понизила голос, как будто собиралась сказать что-то неприличное:

— Марина, вы не поверите… Я была у него в Лондоне на Пасху, мы гуляли по городу, я была в шерстяном пальто — морозно. Так вот, когда стемнело, мимо нас стали пробегать полуголые девицы со смехом и криками. Как они были вульгарны — фуй! У нас в Париже тоже есть женщины сомнительного поведения, но и они выглядят приличнее. Я спросила Александра, куда смотрит полиция, а он в ответ захохотал, что это нормальные девчонки на танцы бегут. Нет, это невероятно, я до сих пор не могу успокоиться и понять: они разделись, чтобы соблазнять? Какое унижение — дать понять мужчине, что ты совершаешь ради него такие усилия. Фуй!

Марина напряглась — с Полиной она всегда старалась казаться… умнее, чем была, — и выдала:

— Я думаю, что феминизму в Англии пришел конец. Бабушки и мамы этих бедных созданий в борьбе отстояли свои права, а дочкам до этого дела нет: они хотят мужского внимания и добиваются его подобным смехотворным способом, ведь мамы их не научили, как это лучше делать. Может, и сами не знали никогда… кроме одного простейшего способа.

Полина одобрительно засмеялась. Разговаривали они по-русски. Полина говорила бегло и почти без акцента, хотя язык начала учить уже взрослой. Давно, еще во время их первой встречи в Москве, Марина спросила, почему так поздно. И услышала в ответ:

— Мы и в семье по-русски не разговаривали. Жизнь нас не баловала. Главное было выжить и стать, как все. К нам было особое отношение — мол, понаехали русские, у нас рабочие места отбирают. Нам пришлось очень-очень трудиться, чтобы выбиться. Мой брат занимает ответственный пост в Архитектурном департаменте Парижа. По-русски не говорит.

Муж Полины, оператор, много лет назад снимал фильм в Румынии и подхватил там полиомиелит — ему уже было больше сорока. Привезли в Париж умирающего, но интенсивное лечение, многократное переливание крови и прочее, помогли — он выжил, хотя несколько лет Полина вывозила его в свет в коляске. Она так гордилась французской медициной: «Кто бы то ни был — хоть президент, хоть подметальщик улиц — получишь лучшую из всех возможных бесплатную помощь. Сомневаюсь, что Анри выжил бы в какой-нибудь другой стране!» Как-то рассказала и о том, как возвращала мужу веру в то, что он по-прежнему любим и желанен, что он мужчина. Есть русские женщины во французских селеньях! Впрочем, почему в селеньях? Полина с мужем жили у самой Триумфальной арки.

Полина работала в модельном бизнесе и всегда помогала найти в своем магазине что-нибудь новенькое и не очень дорогое. Расстались, договорившись встретиться еще раз.

Программа по шоппингу, музеям и галереям была выполнена, осталось несколько дней просто на отдых. Гуляя, Марина зашла в «Самаритен» — не покупать, а в «комнату отдыха», как это называют американцы. Поднялась наверх и — нарочно не придумаешь! — прямо перед ней стояла ее московская знакомая, переводчица Надя, придерживая спиной дверь в кабинку. Увидев Марину, она безо всякого удивления по-деловому приказала:

— Марина, быстрее заходи, пока я дверь держу, а то тут все платное.

Обманув таким образом парижскую мэрию и облегченно вздохнув, расцеловались, хотя поговорить не пришлось: Надю ждала группа русских дам.

Марина вышла на крышу, которая была смотровой площадкой: «Лепота!» Совсем рядом — Ситэ, Собор Парижской Богоматери, Сена, крыши Парижа. Этот город она любила. Неожиданно она вздрогнула: в ее сумке ожила уже неделю молчавшая «Нокия». Медленно, не веря своим глазам, Марина читала английский текст: «Привет, Марина. Как вы? Помните ли вы меня? Дэвид». Немедленно ответила: «Я в лучшем городе мира». «В Риме? В Лондоне?» «Нет, не угадали — в Париже». «Вы с друзьями?» «Одна». «Можно я приеду?» «У меня осталось три дня, буду рада, если успеете». «Вы этого хотите?» «I do, I do, I do, I do, I do».[25]

«Иногда радость сваливается так неожиданно, что не успеваешь отскочить в сторону», — выдала память. Марина начала декламировать в голос:

— Париж подо мною… — но, увидев понимающую улыбку в глазах стоящего рядом месье, перешла на «mute»[26], — ко мне едет кто-то, я так хочу кого-то… Отпуск у меня в конце концов или как?! Я хочу быть женщиной!

Она летела по Парижу, сама не зная куда. Остановилась перед витриной магазина и поняла: сюда, в царство роскошного белья.

— Знаете, я всегда покупаю белье только в Париже! — оповестила Марина прохожих и, мягко покачивая бедрами, вплыла в ароматный салон. Захотелось жеманиться, захотелось иметь крохотные губки сердечком. Полуобнаженная красотка с губами от уха до уха на огромной фотографии вернула ее в начало XXI века. Кроваво-красные буквы поперек голого живота красотки складывались в призыв: «Хотите, чтобы муж не изменял? Облегчите ему эту задачу!»

Отвернулась. «Не хочу в этот век, хочу туда, где женское белье было тайной, где свет не карал заблуждений, но тайны требовал…» Размечталась!

— Вам помочь, мадам?

Продавец был юн и смотрел на нее с участием: наверняка, выглядела она глупо. Нашлось все, как она любила. Цвета — черный и пудры, никаких рюшечек и поролона — только гладкое кружево или просто шелк. Попросила отнести в примерочную «и это, и то, и… вот это, пожалуйста». Вошла в большую комнату, больше похожую на будуар королевы Марии Антуанетты, опустила розовую бархатную штору, села в кресло с позолотой и такой же розовой обивкой. Хотелось говорить по-французски, бегло, грассируя. Хотелось шампанского с клубникой. Разделась, облачилась в шелка, повернулась и — по зеркалу показывали рекламу французского белья. Моделью была хорошо сохранившаяся блондинка возраста элегантности. В меру пухлые губы «модели» сами собой растянулись в улыбке. Это мышечное движение ушло внутрь, рождая там радость. Что за чудо это французское белье! Подобно скульптуру — берет «кусок» тела и убирает все лишнее. Пококетничав сама с собой, Марина пошла к кассе. За ней шла продавщица, неся элегантные коробки с сокровищами.

Перед кассой ее охватило сомнение. Это — как примета не покупать ничего до рождения младенца. «Но этого правила, кажется, теперь не придерживаются. В конце концов, это удовольствие для меня самой: хорошее белье придает женщине уверенность в себе!»

Оставив в магазине почти все деньги с карточки, вернулась в гостиницу, наполнила ванну до краев, налила туда гостиничного геля, утопила себя в горячей воде и стала мечтать о том, что будет завтра. Ее номер, к счастью, на втором этаже.

Позвонил, как и обещал, после полудня:

— Я иду к вам.

Она подождала немного и вышла из номера. Высокий мужчина стоял в вестибюле. Брутальный. Надменный. Почему? Она стала спускаться по лестнице, он увидел — лицо стало приветливым.

Подошел — и все вышло не так, как ей представлялось. Она с трудом его узнала, не потому, что он изменился: за эти три с чем-то месяца она его просто забыла. Осторожно поцеловал в щеку. Ему удалось забронировать номер в ее гостинице, он пошел туда, чтобы оставить сумку и переодеться. Она ждала его в холле. О том, чтобы пойти за ним или пригласить его в свой номер не могло быть и речи: незнакомый человек. Появилась даже мысль сбежать, придушенная, однако, в зародыше.