В своем отчете госсекретарю Мюррей так резюмировал беседу с Кавамом: «Кавам остерегается, что, если Совет Безопасности, осудив СССР, потребует вывода войск, русские озлобятся и различными способами будут нагнетать напряженность в Иране, создавая все новые поводы для беспокойства и опасения, а ООН не сможет оказать Ирану адекватную помощь. Опытный политик Кавам считает, что давно уже пора договориться с СССР о нефти в Северном Иране. Он верит, что в будущем любой Меджлис санкционирует решение о предоставлении СССР концессии и что эта концессия неизбежна. Он очень осторожно готовит этот план, чтобы выставить его как условие вывода войск». Одновременно посол предупреждал госсекретаря, что если шах не сможет отговорить Кавама, то последнему удастся договориться с Садчиковым об условиях вывода войск не позднее 6 недель после установленного срока[658].
В то время как Кавам испытывал сильнейшее беспокойство в связи с советской угрозой Тегерану, в Вашингтоне посол Г. Ала выступил 21 марта с протестом по поводу обращения А.Громыко. Посол сообщал, что недопустимо более откладывать вывод советских войск из Ирана, т. к. это еще более усугубляет кризисную ситуацию в стране, а в дальнейшем может нанести вред национальным интересам Ирана. Заявление президента Трумэна от 21 марта еще более окрылило посла Ирана. Наконец, 22 марта А. Громыко заявил журналистам, что позиции СССР в этом вопросе незыблемы; по его словам, заседание Совета Безопасности ООН должно быть отложено именно в интересах Ирана, ибо поспешность в этом вопросе может осложнить ситуацию. В Москве, несмотря на заявление для печати советского представителя, предпочли не сообщать в газетах об обращении Ирана в Совет Безопасности ООН и всех последовавших за этим событиях. 22 марта Дж. Кеннан писал из Москвы в Вашингтон: «Хочу привлечь внимание департамента к тому, что прошло уже несколько дней с момента обращения Ирана в Совет Безопасности, но это известие ни прямо, ни косвенно не попало в советскую печать. Также не попала в печать просьба о переносе даты заседания. В эти дни ничего не написано о переговорах между двумя странами. В целом советская общественность не в курсе того, что Советский Союз своими действиями создал в Иране кризисную ситуацию»[659].
Проанализировав последние рапорты из Тегерана, госдепартамент обвинил Мюррея в подталкивании Кавама к предоставлению Советам концессии в обмен на вывод войск, а также в том, что он дал совет держать двери открытыми для СССР. От Мюррея потребовали объяснений, он оправдывался тем, что ему трудно вести переговоры, не имея четких инструкций департамента. В принципе, он смог убедить премьер-министра отступиться от планов, кажущихся ему удачными, но не уверен, что в результате сложившейся затем ситуации ООН и США смогут защитить Иран. Мюррей выразил уверенность, что вывод советских войск крайне необходим и только в этом случае можно будет сохранить советско-иранские дружеские связи. По его мнению, вызвавшая много шума победа над Советским Союзом в Совете Безопасности может обернуться неадекватными последствиями: или вывод войск так и не будет осуществлен, или этот дипломатический реванш лишь унизит русских, и тогда они отыграются на Иране.
Кавам отмечает, сообщал Мюррей, что между СССР и Ираном весьма протяженная граница, и если войска покинут Иран вынужденно, Советы будут иметь достаточно возможностей для осуществления диверсий в Северном Иране. Возможно, что именно об этом предостерегал премьер-министр через Абульгасана Эбтихаджа, который сказал во время нашей беседы, что Иран не может вечно просить Совет Безопасности защитить его от могучего соседа. Кавам считает, и, может быть, это верная мысль, что Ирану следует все же уступить нефтяные концессии России. Если это правильная позиция, то она поможет решить этот столь щекотливый вопрос. Если Советы смогут заполучить концессию в Иране, то они, естественно, проникнут в страну, но это, однако, не означает тактическое или потенциальное поражение США в нефтяном вопросе, т. к. шансы Штатов получить нефтяные концессии в этом районе нереальны. И даже если США получат такую возможность, то транспортировка нефти, с экономической точки зрения, будет абсолютно невыгодна. Премьер очень хорошо представляет себе опасность укрепления России в этом районе и старается свести ее к минимуму, а потому готовит соглашение со все возможной тщательностью. План Кавама подготовлен в лучших персидских традициях, то есть предполагается предпринять обходной маневр и добиться своего хитростью. Кавам получил истинно восточное воспитание, и весьма возможно, что аргументы, приводимые американским дипломатом, не действуют на него. Но это не означает, что аргументы и факты, используемые официальным Вашингтоном, также не дадут должного эффекта. По мнению Мюррея, он не мог возражать против единственно удовлетворяющего всех в это сложное время варианта, и, решив эту проблему, ООН и США могли бы заняться другими, более важными вопросами.
После пространных объяснений Мюррей писал: «Можно прийти к выводу: чтобы защитить свои права, Иран должен дать взятку. Как это ни прискорбно, я не считаю этот путь неправильным. Не исключено, что большинство иранцев сочтут данное решение верным и приемлемым. Эбтихадж упорно твердит, что если Каваму удастся осуществить свой план, это даст надежду многим малым народам, живущим в зоне влияния русских. Если план успешно осуществится, то образуется фундамент для улучшения советско-иранских отношений. С другой стороны, мы не можем гарантировать защиту Ирана от всех опасностей. Я даже сказал бы, что это соглашение будет в известной мере победой США и ООН, так как Америка сможет с помощью резолюций ООН умерить аппетиты России. Иранцы понимают, что вывод советских войск может осуществиться только с помощью США, и поэтому благодарны нам»[660].
Обращение Ирана в Совет Безопасности, довольно прохладная обстановка на переговорах Кавама с Садчиковым, продолжающиеся поставки боевой техники в Южный Азербайджан нагнетали в Тегеране нервозную обстановку. Уже ходили слухи, что не только зажиточные горожане, но даже шах и премьер собираются покинуть столицу. Не исключалась возможность захвата Тегерана русскими. Теперь Кавам и шах каждый свой шаг сверяли с мнением Америки. Мюррей писал госсекретарю: «Весьма вероятно, что они будут советоваться с нами — уезжать или не уезжать из столицы. Сейчас иранское правительство столкнулось с серьезной потенциальной угрозой. Если шах и правительство, невзирая на советскую угрозу, останутся в столице, то департаменту стоило бы подумать о средствах защиты этого правительства от советского давления. Жду ваших указаний по поводу вывода правительства из столицы. Считает ли департамент нужным сопроводить правительство сотрудниками посольства? Я считаю, что мы не должны прерывать связь с шахом и премьером».
23 марта посол в Тегеране получил от Бирнса инструкции, что Госдепартамент оставляет на усмотрение Мюррея — советовать или нет шаху и Каваму покидать Тегеран. Вместе с тем рекомендовалось шаху и Каваму не покидать Тегеран даже в случае некоторой угрозы и растущего беспокойства. В случае если шах решит переехать в другой город Ирана, то разрешалось секретарю посольства сопровождать его. Если же шах покинет Тегеран в поисках убежища, то сопровождать его не стоит. В любом случае, Мюррею предоставлялась полная свобода действий в зависимости от обстановки[661].
23 марта Ахмед Кавам устроил пресс-конференцию, на которой заявил, что перенос заседания Совета Безопасности на одну-две недели — не такое сложное дело. Стало известно, что Кавам поручил послу Ала не возражать против переноса даты заседания. Причем Кавам подчеркивал, что Ала действовал подобным образом без всяких на то полномочий. По его мнению, после объявления своей позиции президентом Трумэном иранскому послу не было необходимости выступать с возражениями. Уже чувствовалось, что Кавам готов принять условия СССР. Он надеялся решить вопрос без вмешательства Совета Безопасности.