После нескольких обсуждений в составе делегации, направляющейся в Тегеран, были произведены замены. Премьер Пишевари все-таки принял на себя руководство делегацией. Ее состав стал следующим: секретарь ЦК АДП С. Падеган, генеральный прокурор Ф. Ибрагими, член президиума Меджлиса С. Дилмагани, заместитель премьер-министра доктор Н. Джаханшахлу, представитель курдов Сейф Гази. Вали Резайе Т. Шахин был избран секретарем делегации.

Уже 24 апреля в Тебриз поступила информация о том, что иранское правительство ведет серьезную подготовку к встрече азербайджанских представителей. В тегеранском аэропорту Пишевари должен был встречать заместитель Кавама Музаффар Фируз. Для обеспечения безопасности делегации было выделено 50 жандармов и большое число полицейских в штатском.

28 апреля 15 тысяч жителей Тебриза собрались в аэропорту, чтобы проводить своих посланцев в Тегеран. Состоялся большой митинг, на котором выступили Пишевари и другие члены делегации. Вместе с азербайджанской делегацией в Тегеран вылетел и Ф. Ипекчиан, а уже 29 апреля начался первый тур переговоров.

С первых минут ни одна из сторон не желала уступать свои позиции: Иран не отступал от объявленных для региона 7 пунктов уступок, а Азербайджан отстаивал 33 пункта своих предложений, раскрытых в документе «Сохранение существующего положения в Азербайджане, укрепление и расширение основ демократии во всем Иране». Окончание двухнедельных переговоров и полный вывод советских войск из Иранского Азербайджана, можно сказать, совпали. И это, несомненно, значительно ослабило позиции азербайджанской делегации.

За день до отбытия тебризцев Багиров отправил Сталину донесение о ситуации в связи с выводом войск из Ирана. Он сообщал, что отдал приказ о возвращении 62 артиллерийских орудий, 34.854 артиллерийских снарядов, 49 станковых пулеметов, 4 млн. патронов. Винтовки, ручные пулеметы, револьверы и 3 млн. патронов остались у партизан для использования в случае необходимости. Одновременно Багиров просил санкции на следующие действия:

1. Часть актива азербайджанского демократического движения — человек 200 с семьями, наиболее проявивших себя в борьбе с реакционными элементами — в случае обострения обстановки вывезти в Советский Союз.

2. В связи с предстоящим развертыванием нефтяной разведки на севере Ирана штаты консульских и торговых организаций в Иранском Азербайджане не сокращать.

3. Сохранить советские больницы в гг. Тебризе и Реште.

4. Сохранить созданный Советами тебризский Дом культуры ВОКСа, увеличив число работников на 10–15 человек.

5. Типографское оборудование армейской газеты «За Родину» передать в распоряжение тебризского Дома культуры для организации еженедельной газеты ВОКСа, как это делают англичане и американцы.

6. Продолжать издание в Баку для Иранского Азербайджана ежемесячного общественно-политического и литературного журнала «Азербайджан».

7. Оборудованную в Тебризе стационарную вещательную радиостанцию передать местным властям города как дар Красной Армии.

8. Трикотажную фабрику, вывезенную в свое время из Баку в Тебриз, передать ЦК ДПА для материальной поддержки партии, оформив это документом продажи ее группе купцов-демократов.

9. Сохранить организованную в 1944 году в Тебризе советскую среднюю азербайджанскую школу[762].

28 апреля 1946 года во время обеда у госсекретаря США Д.Ф. Бирнса в отеле «Мерис» в Париже состоялась беседа Д.Бирнса с В. Молотовым, которую можно назвать «разбором полетов» по свежим следам. Молотов начал с того, что в последнее время, как считает Москва, действия правительства США были однозначно направлены против СССР, способствовали созданию атмосферы недоверия вокруг СССР и развертыванию международной кампании, враждебной СССР. Взять хотя бы пример с Ираном. Правительство США не пожелало отложить обсуждение иранского вопроса хотя бы на две недели, как об этом просило советское правительство. Позже Вашингтон настаивал на оставлении иранского вопроса в Совете Безопасности вопреки просьбам СССР и Ирана. Бирнс парировал, что в декабре прошлого года он изложил генералиссимусу Сталину точку зрения правительства США по иранскому кризису, предупредив, что если иранский вопрос перейдет в Организацию Объединенных Наций, США будут вынуждены выступить в защиту Ирана. И он, Бирнс, надеялся, что во избежание этого будет принято предложение по Ирану, которое сделал в то время Бевин. Если бы это предложение было тогда принято, то иранский вопрос вообще не возник бы. Поскольку же вполне разумное, по мнению американцев, предложение было в последнюю минуту отклонено советским правительством и иранский вопрос перешел в Организацию Объединенных Наций, позиция США в Совете Безопасности не должна была стать неожиданной для СССР.

И окончательно отметая все претензии русских, Бирнс добавил: «Ссылки советского правительства на то, что Иран может представлять опасность для СССР, столь же безосновательны, сколь были бы безосновательны ссылки США на то, что Эквадор угрожает США. Что касается иранской нефти, то еще во время Крымской конференции Стеттиниус и Иден заявили об отсутствии у США и Англии возражений против приобретения Советским Союзом нефтяных концессий в Иране. Следовательно, нежелание Советского Союза выводить войска из Ирана было вызвано стремлением советского правительства добиться от Ирана принять свои требования… Это создало у мирового общественного мнения впечатление, что СССР стремится в Иране к экспансии, так же как он осуществляет это в Европе. США вовсе не стремились оставить иранский вопрос в повестке дня Совета Безопасности. Наоборот, когда Советы сделали заявление об отводе войск из Ирана в течение шести недель, он, Бирнс, доверяя советскому правительству, предложил не обсуждать иранский вопрос до 6 мая, когда он оказался бы автоматически снятым с повестки дня, поскольку СССР выполнил бы свое обещание. Совет Безопасности согласился с этим, и иранский вопрос не обсуждался до тех пор, пока его снова не поднял сам того не желая Громыко, настаивая снять его с повестки дня. Это было весьма неразумным шагом советского представителя, который тем самым воскресил рассмотрение иранской проблемы».

Молотов в ответ возразил, что советское правительство не могло принять предложение Бевина, так как не знало, как отнесется к этому Тегеран. Впоследствии оказалось, что иранское правительство и общественные круги страны отрицательно восприняли предложения Бевина. Подчеркивая неприемлемость примера Бирнса с Эквадором, Молотов заметил, что «опасность со стороны Ирана Советскому Союзу проистекает из того факта, что Иран при наличии там враждебного СССР правительства может вновь попытаться, как это было в прошлом, столкнуть лбами СССР, с одной стороны, и США и Англию — с другой»[763].

Начиная с последней недели апреля и до дня победы — 9 мая Советская Армия покидала Южный Азербайджан. В оставляемых населенных пунктах население трогательно прощалось со своими защитниками. В Ардебиле, Мараге, Резайе, Хое, Зенджане и других городах проводы были торжественными. 5 мая в Тебризе проститься с Советской Армией собрались 100 тысяч человек. Даже дипломатический корпус принял участие в этой акции. Вице-консул Р. Россоу писал по этому поводу: «Неожиданно начиная с 22 апреля советские боевые машины, танки, войска начали движение на север. 5 мая покинули и Тебриз. Однако, если быть точными, эвакуация до 6 мая, как было обещано, не завершилась»[764].

В те дни пресса США описывала «отход русских» как праздник. Вместе с тем на страницах прессы выражалось мнение, что американская общественность может проникнуться ложной мыслью, что «иранский вопрос окончательно решен». Журнал «Тайм» писал: «Несомненным фактом является то, что Россия никогда не желала неопределенной оккупации Северного Ирана. Она хотела, первое, наличия в Тегеране правительства, прислушивающегося к ее требованиям; и второе, дотянуться до иранской нефти. Именно на выполнение этих стремлений намекал Кавам при заключении русско-иранского договора»[765].