***

   Выбраться из города на рассвете у них не вышло: старенькая наемная карета растеряла колеса, едва выехав за ворота Крама. Возница принял такой поворот судьбы с истинно философским равнодушием, в то время как Эдан сдавленно ругался и грозился собственноручно придушить "одну изнеженную истеричку, не умеющую ездить верхом".

   Юлия делала обиженное лицо, но внутренне злорадствовала: слишком живо помнился ей сегодняшний ранний подъем, состоявший из двух пощечин и кувшина воды.

   На тракте, меж тем, людей становилось все больше - и на каждого проходящего светловолосый, вновь спрятавшийся в своем старом плаще, смотрел с плохо скрытой тревогой да подозрением.

   - Сиди здесь, не показывайся! - наконец, бросил он девушке, и зашагал обратно к городским воротам.

   Юлия тяжело вздохнула, но откинулась на потертое сиденье, мудро решив последовать совету. Впрочем, решимость ее продержалась недолго. Вскоре она отчаянно заскучала и высунулась в окошко, пялясь на раскладывающих свои нищие лотки придорожных торговцев.

   Из-за их спин тут же - словно только и ждала в свою сторону любопытного взгляда - вынырнула низенькая, щуплая женщина с большим плетеным коробом. Ремень его тяжело оттягивал перекошенное плечо - да и без того торговка едва шаркала ногами в бурой дорожной пыли. В безликое пятно сливались голова ее, шея и лицо, замотанные большим платком; руки прятались в полотняных перчатках, какие носят порой аптекари или булочники; плотный же, длинный балахон с глухим воротником своей закрытостью мог сделать честь любой храмовой робе. Всякую часть тела, кроме, разве что, водянистых, воспаленных глаз, незнакомка старательно скрыла тканью - и уже это Юлии сильно не понравилось.

   При ее приближении леди испуганно отшатнулась.

   - Я не подаю милостыню, - пискнула брезгливо.

   - Не бойся, госпожа, - голос женщины казался надломленным, как у древней старухи, но говорила она мягко, успокаивающе. - Я ничем не больна. Просто пострадала когда-то в пожаре, вот и не хочу пугать людей вокруг своими шрамами... А к тебе я не за милостыней подошла. Хочу предложить свой товар: амулеты, снадобья для красоты, травы, лечебные и приворотные... - она раскрыла короб, и Юлия невольно подалась вперед.

   - Это правда, барышня! - обозвался рядом усатый дядька-торговец. - Я хоть и знаю Алим недавно, а лучшей травницы и знахарки за всю жизнь не видел!

   - Да? - совсем забыв про страх, заинтересовалась леди. - А полоскание для кожи и волос варить умеешь?

   - Конечно, госпожа! - тут же ловко вытащила торговка нужную склянку.

   Юлия впилась в нее хищным взглядом.

   - А веснушки отбеливать можешь? - спросила предвкушающе.

   Знахарка извлекла еще одну баночку.

   - А массажи для лица делать?.. А питье для стройности готовить?.. А капли, чтоб глаза блестели даже после ночи бессонной?..

   Алим на все кивала утвердительно - и с каждым ее кивком в глазах благородной леди, почти втащившей уже женщину в карету, пуще прежнего разгорался алчный огонек.

   - И нравится тебе вот так по дорогам торговать? - наконец, вкрадчиво промурлыкала Юлия. - Или, может, на тихую службу при доме согласилась бы? С достойной оплатой?..

   Как-то барышне не думалось в этот миг, что ни собственного дома, ни денег у нее больше нет, что сидит она в сломанной наемной карете, и даже нынешнее платье ее да туфли наспех куплены Эданом в Краме...

   - А что? - хитро сверкнули глаза знахарки. - При такой госпоже, может, и служилось бы! А возьмешь?

   Юлия подвинулась, освобождая часть сиденья. Красноречиво похлопала по нему ладонью. Торговка вместе с коробом влезла в карету, поерзала, устраиваясь...

   - Ну, повезло тебе, Алим! - добродушно поздравил усатый дядька. - Все лучше, чем придорожную пыль глотать!

   "Еще бы!" - уже собралась за нее ответить девушка, добавив, какая это честь - служить у столь благородной особы... Но тут дверца с другой стороны кареты распахнулась, и всю важность из Юлии будто выдули.

   На нее смотрел из-под своего капюшона Эдан - и ухмылка у него была совсем не хорошей.

   - Выходи, - приказал он. - Я нашел нам... "экипаж".

   Еще тогда Юлию последнее слово должно было насторожить! Но она так увлеклась, придумывая, как сообщить спутнику о своем нежданном приобретении, что странного злорадства в его тоне даже не заметила.

   - Мм... Эдан? - вытащив вслед за собой из кареты бывшую торговку, состроила просительную рожицу, ринулась на приступ барышня. - Это Алим, моя новая... горничная. Мне ведь нужна горничная, правда? А то Мина, мерзавка, сбежала, да еще с вещами... Не тебе же мои волосы полоскать да корсеты шнуровать, в самом деле?.. Алим, к тому же лекарка... В травах разбирается...

   Но старалась Юлия напрасно: всю путанную эту речь мужчина пропустил мимо ушей. Его внимательный, цепкий взгляд сразу же впился в знахарку, словно пытаясь, как шелуху, сорвать с нее все покровы: пыльную ткань, изуродованную кожу, обманчивую простоватость и угодливость... И женщина вдруг напряженно сжалась, опустила слезящиеся глаза, смиренно склонила голову, ожидая его решения.

   - Алим, значит? - загадочно хмыкнул Эдан. - Ну-ну...

   И, больше не слушая оправданий Юлии, подхватил свои вещи да зашагал вдоль обочины к сгрудившемуся невдалеке торговому каравану.

   Спутницам оставалось только топать следом, кое-как поспевая за его размашистым шагом.

   - Вот и наш "экипаж", дамы! - наконец, указал на груженную мешками с шерстью телегу.

   - ЭТО?! - с искренним ужасом взвизгнула леди, так что бородатый купец спереди даже присел, а гнедая лошадка его прижала уши.

   - Ну, ты же так радовалась, когда сломалась карета! - ехидно заметил Эдан. - Я подумал, что другой "экипаж" больше будет госпоже по нраву... Нет? Так тут неподалеку еще мужичок есть из соседней деревни, ягнят на продажу везет. Может, к нему?..

   Разъяренно шипя, Юлия полезла на телегу.

   - Давай помогу! - не переставая скалиться, милостиво предложил ее мучитель.

   И уже сидя сверху, рядом с невозмутимой Алим, да отчаянно цепляясь за колышущиеся тюки, девушка окончательно поняла, что отныне всякие к негодяю светловолосому романтические чувства в ней умерли.

   ***

   Торговцы медленно катили по дороге, Крам почти скрылся за горизонтом, лениво припекало осеннее солнышко - и Эдан, наконец, позволил себе расслабиться. Он даже не заметил, как легкая полудрема перешла в глубокий сон - и в этом сне заискрились знакомые зеленые глаза, мягким касанием обожгла теплая кожа рук, засияло радостное - живое! - лицо...

   - Лая, - позвал он.

   Улыбка ее была какой-то новой, невиданной им прежде.

   - Смотри, чему я научилась! - лукаво отозвалась она, и голос ее не звенел, как при жизни, но лился тихим, привычным уже шелестом. - Я подумала: коль уж говорить у нас с тобой получилось, то почему бы и это не попробовать... Во сне теперь сможем видеться!

   - Я плох в управлении снами, Снежинка, - смущенно заметил Эдан, и, словно в подтверждение его слов, знакомая Таркхемская полянка исчезла, а они очутились в гильдийном Зале Совета перед орущими что-то важными людьми.

   - Я, зато, хороша! - с присущей ей беззаботностью отмахнулась Лая. - По крайней мере, с твоими: своих-то больше не вижу... Может, в этом и суть?.. Это как с теорией внушения и самовнушения... Вот же! словечки твои так и рвутся!.. И что только ты со мной дела-а-ешь?.. - она лениво раскинулась прямо на коленях у злющего мастера Сребноглава, все еще громко распинающегося о благе Гильдии, потянулась, заехав советнику в нос, потрясла рукой, недоуменно оглянулась, будто сейчас только почтенного господина за своей спиной заметила...

   Эдан подавился смехом, отчаянно пытаясь сохранить серьезное лицо.

   - Смейся, смейся, - не обманувшись его видом, буркнула охотница. - Вот когда... - но, так и не высказав угрозы, вдруг вскинулась и завопила. - ОПАСНОСТЬ, Эдан!