Когда ум мой терзали эти сомнения, мудрая созидательница всего — прозорливость облегчила мои мучения и указала мне в качестве будущего императора, который после меня приступит к кормилу этой власти, Маврикия. Он будет наиболее полезен для Империи; во имя блага Ромейской державы он взял уже на себя многие труды, как бы некий вперёд уже возложенный задаток попечения о благе своих подданных. Отныне его вы увидите императором. И настолько я уверен в нём, давая ему столь важное поручение, что вместе с царским престолом я доверяю ему и свою дочь. Подкрепив перед вами таким залогом свои слова, я унесу это утешение в долгий путь моего нового переселения. Вы для меня самые надёжные свидетели этого прекрасного союза; с того времени как я стал вашим вождём, вы сами испытывали его в высшей степени разумное мне содействие.
Ты же, Маврикий, своё правление сделай прекраснейшей для меня эпитафией. Укрась мою могилу своими доблестями; не пристыди надежд тех, которые верят в тебя, не преуменьшай своих заслуг и не унижай благородства своей души. Держи в узде разума произвол своей власти, с помощью философии, как рулём, управляй кораблём своей Империи. Высокое и возвышенное дело — императорская власть; обладающему ею она даёт возможность сильно выдаваться и делаться гордым в мыслях своих. Бойся думать, что ты превосходишь всех умом, если судьбой и счастьем ты поставлен выше всех. Стремись заслужить не страх, а расположение у своих подданных, льстивым речам предпочитай упреки: они лучшие наставники жизни; императорская власть не любит наставлений и не хочет принимать руководства над собой. Пусть перед твоими глазами вечно находится справедливость, которая по поступкам нашим воздаст нам вечный дар. Будучи любителем мудрости, считай, что эта порфира — дешёвая тряпка, которой ты обвернут, а драгоценные камни твоего венца ничем не отличаются от камешков, лежащих на берегу моря.
Мрачен цвет пурпура, и, мне кажется, царям нужно взять за правило быть сдержанным при благополучии, а не сходить с ума от радости, не предаваясь гордости из-за этого злосчастного царского одеяния; ведь императорский скипетр говорит не о праве на полную свободу действий, но о праве жить в блестящем рабстве. Пусть кротость управляет твоим гневом, а страх — благоразумием»[398].
Когда речь императора закончилась, слёзы полились у присутствовавших византийцев. А царь, взяв венец, возложил его на голову св. Маврикия. На следующий день, 14 августа 582 г., император Тиверий скончался. Прах его, по обыкновению, был похоронен в храме Святых Апостолов. Когда его тело вынесли из дворца, по Константинополю, словно волны моря, прошли плач и стенания. Взрослые люди плакали навзрыд, рвали на себе светлые одежды и надевали траур. Толпа потекла к царскому дворцу, и охрана едва удерживала её, с трудом обеспечив доступ туда только знатнейшим гражданам. Весь народ сопровождал тело императора к месту захоронения, печально звучали псалмы, лились славословия. Когда тело царя было предано земле, все устремились к св. Маврикию, желая стать живым щитом нового императора и защитив его от любой опасности, исполнить последнюю волю Тиверия[399].
Приложение № 5
«Римская армия в эпоху первых императоров»
Для Римской империи всегда актуальной оставалась задача формирования и поддержания в боеготовности своей армии. «Армия, — говорил один император, — для государства то же, что голова для тела. Если не заботиться о ней, само существование Империи может быть поставлено под угрозу». И действительно, состояние армии очень многое определяло во внешней политике Римского государства, хотя присутствовала и обратная связь: состояние армии, особенности её организации и формирования являлись производными величинами от правовой системы Империи и стабильности её политических институтов.
Сам по себе переход от республиканской формы правления к единоличной монархии мало затронул римскую армию. Каждый из легионов, число которых ко времени императора Августа Октавиана (27–14 гг. до н. э.) возросло до 25, имел своё постоянное место стоянки, castra stativa, и служить в них имели право исключительно римские граждане. Продолжительность службы была установлена в 20 лет, а по окончании службы солдаты получали земельный надел, нередко заменяемый единовременной денежной выплатой. Но продолжающаяся римская экспансия во все стороны света требовала всё большей и большей численности армии. Как справедливо заметил один специалист, низкие мобилизационные возможности — беда любой крупной империи, способной надолго объединить разнородные территории. Особенно, если титульная нация представляет собой явное меньшинство. Это замечание в полной мере относится к Римской империи и римской армии. Перед римским правительством из года в год перманентно вставали один за другим весьма актуальные вопросы. Например, как обеспечить восполнение естественной во время войны убыли солдат, каким образом защищать пограничные территории, где довлело иноземное население, за счёт каких людских ресурсов увеличить армию, и, наконец, что делать с варварами, захваченными в плен, но не ставшими рабами?
В течение некоторого времени эти вопросы решались безболезненно и традиционно. В первую очередь, были задействованы возможности союзников, не являющихся римскими гражданами. Римский сенат здраво рассудил, что сила железных римских легионов заключается не только в твёрдой дисциплине, профессиональном корпусе младших офицеров, лучшей тактике и т.п., но и в глубокой мотивации римских солдат. Да, они получали по окончании службы земельный надел, который позднее сменился разовой денежной выплатой, но, главное, они были патриотами и высоко ценили статус римского гражданина. Союзники такого статуса не имели, хотя использование их в войнах (не только оборонительных, но и наступательных) становилось обычным явлением. Поэтому уже в эпоху республики союзники начали поставлять в римскую армию вспомогательные отряды — «ауксилии» (auxilia). Входившие в них солдаты служили 25 лет и по окончании службы получали римское гражданство. По мере развития римского права и сближения civis Romanus и jus latinum ауксилии всё больше романизировались и приблизились по своей структуре к легионам.
Эти вспомогательные войска придавали римской армии новые качества: гибкость, манёвренность и т.п. Помимо этого, на ауксилиев возлагались полицейские функции. И хотя эти войска отличались высокой боеспособностью, римлянам приходилось быть настороже, поскольку известно много случаев, когда ауксилии поднимали масштабные бунты[400].
Вскоре внешние обстоятельства уже сложились так, что охрана пограничных районов требовала нахождения там постоянных воинских частей, в связи с чем римская армия начинает делиться на пограничные войска и регулярную армию. При императоре Александре Севере (222–235) стало нормой превращать пограничные войска в военных поселенцев (акритов), которым выделялся земельный надел на границе с возложением наследственной обязанности по несению военной службы. Это были специальные войска limitanei для защиты областей, примыкающих к границе. Они сохранились и в последующее время. Акриты также пользовались преимуществами системы военных наделов, в частности, земли, которые жаловались этим войскам, были полностью освобождены от обложения земельным налогом. Акриты, как правило, превосходно выполняли свои задачи[401]. Помимо них формировались части comitatus, основанные на свободном наборе крестьян, главным образом, из фракийцев, иллирийцев, исавров, хотя и возглавлялись римскими командирами[402].
Третьим источником пополнения армии стали отряды союзных варваров, издавна, хотя и эпизодически, привлекавшиеся римлянами на время войны. Под давлением объективных причин император Марк Аврелий (161–180) был вынужден прибегнуть к найму варваров на воинскую службу. Они держались обособленно и сохраняли свою структуру. Постепенно из них возник новый род войск — нумеры, набиравшихся по этническому признаку[403].