Наскоро пообедав, он сел за уроки. Это было очень здорово — после блуждания по городу, кинофильмов, винных бутылок, чужого дома — сесть за обыкновенные уроки в своей комнате.

Но уроков накопилось тьма. И завтра был трудный день. И сосредоточиться было очень трудно. Куда-то далеко, в средневековье, уходила прошлая неделя. Как будто и не было ее на самом деле, как будто бежал из дома, бродил по морозным улицам, грелся в подворотнях, знакомился с Мышканом не сам Пенкин, а кто-то другой, на него только похожий. На тех же местах на том же столе лежали любимые пенкинские книги, было тепло и даже солнечно, и рядом ходила в домашних туфлях мама.

Воспоминания задергивались туманом и сквозь этот туман прозвенел звонок. Это шел на выручку Толя Зайцев.

— Что же это у вас звонок такой хилый? — недовольно поморщился Толя.

И первым делом наладил звонок. Потом он осмотрел всю квартиру и остался недоволен ее устройством. Он предложил установить в комнате Пенкина небольшой пульт управления для включения и выключения газа на кухне, горячей воды в ванной комнате, телефона в коридоре и телевизора в столовой.

— Можно сделать разноцветные кнопки или клавиши. Как хочешь.

Но Пенкин резонно считал, что это — не такое уж срочное дело. И Зайцев, согласившись с ним, засел вместе с Пенкиным за уроки.

Зайцев знал все на свете. Особенно по арифметике, геометрии и физике. Он отвечал на все вопросы, какие бы ни задавал ему Гена.

Но как только Пенкин попытался выяснить, что произошло в классе за эти дни, — Зайцев становился рассеянным и переводил разговор обратно на физику.

Зайцев ушел в одиннадцать вечера, перед уходом устроив Пенкину жестокий опрос. Мама заглядывала несколько раз, но так и не решилась помешать им заниматься.

Пенкин боялся, что придется долго объяснять, почему его мама, погибшая при пожаре, ходит как ни в чем не бывало по квартире в домашних туфлях — но объяснять ничего не пришлось. Впрочем, в цепи удивительных событий дня это было явлением ничуть не более удивительным, чем пятерки в дневнике, контурная карта Европы или приход Зайцева.

На следующий день Пенкин получил по физике четверку. Никогда еще он так хорошо не отвечал физику — но странное дело! — Юлия Львовна не была поражена его ответом, наоборот, сказала, что ждала от него большего, рада, что он перестал хрипеть, а ребята на переменке чуть не избили за что-то Зайцева.

Каждый день к Пенкину кто-нибудь являлся.

— Шел мимо, дай, думаю, загляну, — сказал во вторник Прудков.

— А у нас погас свет. А у вас не погас? А можно, у тебя уроки сделаю? — напросилась в среду Шамрочка.

В четверг, ни слова не говоря, заявился Корягин.

Все вели себя по-разному, готовили с Пенкиным разные уроки и только в одном обнаруживали сходство — как только Гена заводил разговор о статье — они замолкали.

Целых два раза за неделю удалось Пенкину побеседовать с папой. И обе беседы были на редкость содержательны!

Илья Иванович, узнав от сослуживцев об успехах сына, познакомился в библиотеке со статьей и в первую же встречу искренно поздравил Геннадия. Надо сказать, что мама, присутствовавшая при этом и ничего до того не знавшая о статье, была сильно смущена и даже перепугана.

Вторая беседа состоялась в тот самый день, когда у Гены находился Корягин.

Илья Иванович любил беседовать со школьниками!

— Мне совершенно чужд догматизм, — говаривал он у себя в институте. — Я не понимаю людей, которые за томами ученых трудов не видят жизни! Каждая беседа с живым школьником! — для меня всегда источник новых впечатлений и свежих мыслей!

— Трудитесь? — поинтересовался Илья Иванович, заглянув в комнату сына.

Корягин встал и познакомился.

— Это хорошо, — продолжал Илья Иванович. — Хорошо, что вы трудитесь. Если понаблюдать — сколько времени молодежь расходует зря. Главное, не допускать самообмана. Бывает — особено часто по статистике встречается это у школьников пятых — седьмых классов, — учащийся решает отложить дело на завтра. Обман! Маленькая ложь! А маленькая влечет за собой большую. Человек должен быть честен! Кстати, теоретически вопрос этот недостаточно освещен! А между тем — это проблема! Посудите сами — некогда ложь скрашивала жизнь скучную, обывательскую. А ныне? Произошли огромные социальные сдвиги, и ложь исчезает из нашего обихода. Если понаблюдать за собой… Ну вот ты, Коля…

— Федя, — извинился Корягин.

— Ответь, Федя, много ли тебе в последнее время приходилось говорить неправду?

— Это… по обстоятельствам, — пробормотал растерявшийся Корягин.

Пенкин пытался замять этот разговор, но не тут-то было.

— Вот видишь, — обрадовался Илья Иванович. — Хорошо! Я сошлюсь на личный пример. Не потому, что он чем-нибудь замечателен и не из хвастовства, мне чуждого, а просто потому, что я лучше его знаю и он, если угодно, мною лучше изучен. Геннадий с детских лет был правдив и честен. Он никогда не лжет. Отсюда — повышенная требовательность к себе. И — налицо результаты. Ты читал, Саша, в газете статью «Всем ребятам пример»?

— Просматривал, — ответил Федя.

— А почему это все могло произойти? Как думаешь? Правильная система воспитания, — сверкнул очками Пенкин-старший. — Семья плюс школа. Но Геннадий — не исключение. Поразительные бывают примеры…

И Илья Иванович привел пять-шесть примеров, живо проиллюстрировавших его мысль. Потом он сообщил ребятам, что, закончив труд о семье и школе, он намерен приняться за разработку проблем лжи и правды в школьной жизни.

— Теоретически этот вопрос разработан мало, — повторил Илья Иванович, еще раз посоветовал понаблюдать за собой и ушел ужинать.

А Корягин с красным, как помидор, Пенкиным продолжали корпеть над уроками.

За вторник — четверг Пенкин получил три четверки. Для самого Геннадия это было огромным достижением. Но ребята остались недовольны. И учителя считали, что успеваемость Пенкина, по сравнению с прошедшей неделей, заметно снизилась.

— Сполз на четверки!

— Головокружение от успехов!

— Успокоился на достигнутом!

— Почил на лаврах! — укоряли бедного Пенкина учителя.

Ребята выбивались из сил, Геннадий старался как никогда и, наконец, в пятницу честь Пенкина была восстановлена — две пятерки появились, наконец, в классном журнале.

Пенкин тоже бы радовался, если бы с каждым часом не приближалась суббота.

Шестой «В» готовился к пионерскому сбору. Уже давно было запланировано на этот сбор пригласить героя войны. Пенкина обходили стороной. Ни о чем, кроме уроков, никто с ним не разговаривал. После занятий ребята оставались, писали кому-то письма, на переменках шептались друг с другом, а когда приближался Пенкин — сразу же замолкали.

И Пенкин понял, что в субботу будет плохо!

Глава восьмая. Без героя

Вторая четверть — самая короткая четверть на свете. Не успеет начаться — уже и кончается. Всего-навсего шесть с половиной недель.

Но сколько же иногда вмещает она событий! Самых разных, заранее непредусмотренных!

Люди быстро растут. Если в первой четверти девчонки озабочены тем, чтобы укоротить юбки, то к концу второй — юбки коротятся сами. Время идет быстро.

Заранее разве все предусмотришь! Разве же все распланируешь!

Вот по плану внеклассной работы на конец четверти был намечен пионерский сбор, посвященный итогам соревнования, и встреча на этом сборе с героем войны. Но разве мог кто-нибудь предположить, что сбор этот будет посвящен Пенкину и всему тому, что приключилось в последние три недели!

Героя пришлось потеснить на вторую половину сбора!

Сначала слово взял Зайцев и сказал фальшивым голосом, что, мол, за это время Пенкин исправился, все, мол, распрекрасно и что обсуждать здесь особенно нечего и следует перейти к подведению итогов.

Тогда Нина Григорьевна вышла на середину и спросила:

— Значит, нечего? И вы ничего де хотите мне рассказать?

Молчание длилось недолго, потому что встал Корягин и рассказал все как есть. А Галя Кудрявцева вышла в коридор и привела Мирона Сергеевича. Она, оказывается, пригласила его на сбор как свидетеля.