Я даже не сбавил шага, а просто сиганул в реку самым отчаянным прыжком, на какой только был способен. Послышались крики и всплески — это остальные бросились в воду следом за мной. Я греб наугад, чувствуя, что течение тянет меня вниз по реке — мне это было безразлично, главное — поскорее убраться куда-нибудь подальше от этих черномазых дьяволов, орущих в лесу у нас за спиной. До противоположного берега было слишком далеко, но ниже по течению, где река разветвлялась на рукава, было множество островков и песчаных отмелей и нас несло к ним куда быстрее, чем наши преследователи могли надеяться туда добежать. Я плыл по течению, пока вопли дикарей не замерли в отдалении, а затем огляделся по сторонам, чтобы узнать, как там остальные. Из воды торчало лишь четыре головы — Делафосс, Томпсон, Мэрфи и Салливан; все они плыли следом за мной. Я как раз размышлял, не подплыть ли мне к ближайшей из песчаных отмелей или разрешить течению нести меня дальше, когда Делафосс высунулся из воды, что-то завопил и ткнул рукой куда-то впереди меня. Сперва я не понял его, но затем до меня донеслось хриплое: «Крокодилы!» — и когда я взглянул туда, куда он указывал, мне показалось, что парящие теплом воды Ганга вдруг превратились в лед.

На илистом берегу в сотне ярдов впереди и немного правее от меня шевелились тени — длинные, бурые, отвратительные чешуйчатые чудовища с ужасающей быстротой сползали к воде, плюхались на мелководье и настойчиво двигались нам наперерез; их наполовину погруженные в воду уродливые рыла рассекали темную поверхность реки. На мгновение меня будто парализовало — а затем я бешено заколотил по воде, охваченный страхом, борясь с вялым течением и пытаясь выбраться на стрежень. Я знал, что это бесполезно; чудовища должны были перехватить нас задолго до того, как мы достигнем островов, но я барахтался вслепую, пробиваясь через толщу воды, слишком испуганный для того, чтобы оглядываться по сторонам и в любую минуту ожидая, как смертоносные челюсти крокодила сомкнутся на моей ноге. Я почти выбился из сил от измождения и паники, но тут рядом оказался Салливан, который дернул меня за плечо и показал куда-то вперед — и я увидел, что плавное течение реки вдруг сменяется длинной чередой бурных водоворотов — там, где вода проносилась в узости между двумя низкими выступами глинистых берегов. Был всего лишь ничтожный шанс на то, что нам удастся достигнуть этого бурного потока и стремительное течение унесет нас прочь — крокодилы обычно не любят быстрой воды — и я ухватился за этот шанс со всей энергией отчаяния.

Я бросил быстрый взгляд направо — боже мой, одно из этих отвратительных созданий было уже в десяти ярдах, все приближаясь ко мне! Кошмарным видением передо мной мелькала его морда, рассекающая воду, а огромная мощная пасть вдруг ощетинилась зубами — с прискорбием должен отметить, что я так и не понял, выступает четвертый зуб на нижней челюсти или нет. Один парень-зоолог, которому я описал этот случай пару лет назад, рассказал мне, если бы я обратил на это внимание, то теперь знал бы, нападали на меня обычные крокодилы или гавиалы, а может, и еще какие-нибудь другие твари, что, несомненно, представляло для меня в тот момент огромный интерес. [XXXIII*] Могу только заметить, что чудовище напоминало настоящую Железную деву, ^[165]плывущую ко мне по воде, и я уже испустил было последний вопль отчаяния, но тут Салливан потянул меня за волосы, течение коснулось наших ног и увлекло нас в бурный поток между двумя островками; мы изо всех сил пытались удержаться на плаву, то погружаясь с головой в бурую жижу, то выныривая на поверхность — а потом вода вдруг сменилась полосой черной липкой грязи и Салливан закричал:

— Вверх, сэр, во имя спасения Христова! — и почти волоком протащил меня по жидкому илу к спасительному клубку кустарника на вершине глинистого берега.

Делафосс барахтался позади нас, Томпсон стоял по колено в воде и отмахивался куском корня, целя в голову крокодилу, который несколько раз бросался на него, щелкая зубами, прежде чем наконец повернул прочь, подняв целую тучу брызг ударом своего громадного хвоста. Мэрфи, с руки которого капала кровь, добрался уже почти до вершины берега, а теперь спускался, чтобы помочь нам. Я с трудом подтянулся к нему, дрожа как в лихорадке, и, помнится, подумал: теперь это, наконец, должно закончиться, больше уже ничего не может случиться, потому что если вдруг что-то еще произойдет, то я просто умру на месте, потому что уже ничего не смогу сделать. Салливан привстал на колено рядом со мной, и, помню, я сказал ему:

— Господь благословит тебя, Салливан. Ты — самый благородный из живущих ныне людей, — или что-то столь же замечательное — клянусь Богом, я так и думал — а он ответил:

— Полагаю, что вы правы, сэр; но вам стоит сказать об этом и моей жене — черт меня побери, если она думает так же.

А затем, похоже, я потерял сознание, так как последнее, что помню, были слова Делафосса: «Полагаю, что это друзья — смотри, Томпсон, они машут нам — они не собираются причинять нам вреда», а сам подумал: «Если это нам машут крокодилы, ни за что не верьте этим ублюдкам — они только прикидываются дружелюбными…» [XXXIV*]

X

Случай, как мне часто приходилась наблюдать, подобен проказнику-эльфу, который с равным проворством скачет во все стороны. Вы скажете, что злой рок занес меня в Мирут как раз накануне начала мятежа — но я спасся оттуда, и только для того, как выяснилось, чтобы попасть в ад Канпура, откуда я также выбрался в числе пятерых уцелевших после резни на берегу Ганга. Было худшей из неудач нарваться на этих дикарей в джунглях, а после — на крокодилов, но если бы они не преследовали нас, мы никогда не попали бы на илистый склон под стенами городка одного из тех маленьких индийских княжеств, правитель которого остался верен Сиркару. Потому что именно так и случилось — новые черномазые, которые, как заметил Делафосс, махали и кричали нам с берега, оказались подданными Дирибиджа Сингха, сурового старого махараджи, который правил из затерянного в джунглях форта и был одним из самых верных друзей Британии. Так что, как видите, весь секрет случая состоит в том, что удача обязательно улыбается вам напоследок.

Как вы понимаете, сама игра была еще не закончена; когда я вспоминаю о мятеже, то могу сказать, что худшее было еще впереди. Но все же, стоя на этом илистом берегу, я почувствовал, что что-то изменилось; во всяком случае, после долгого кошмара для меня настал период относительного спокойствия, во время которого мне можно было несколько укрепить расшатанные нервы и начать планировать, как бы мне выбраться из этой индийской заварухи и вернуться в Англию, к покою и безопасности.

Пока же оставалось только благодарить Бога и преданных дикарей, которые спасли нас с этого мелководья, кишащего крокодилами. Туземцы вытащили нас на берег и привели в дворец махараджи, а тот оказался молодцом — крепкий старик с белоснежными бакенбардами и брюхом с добрую пивную бочку, который сыпал проклятиями по адресу всех мятежников и обещал переправить нас к нашим соплеменникам, как только мы оправимся и можно будет безопасно продвигаться дальше. Однако это стало возможно не ранее чем через несколько недель, а между тем наша пятерка отдыхала, набираясь сил и как только можно проявляя свое нетерпение — Делафосс и Томпсон горели желанием побыстрее вернуться в самую гущу событий; Мэрфи и Салливан, два рядовых, держались в сторонке и жрали, как лошади, в то время как я, проявляя еще больше нетерпения, чем мои собратья-офицеры, был в глубине души вполне доволен отдыхом, покоем и возможностью поваляться на солнышке, лакомясь манго, которые пришлись мне весьма по вкусу.

Между тем, как стало нам известно позже, в окружающем нас мире произошло много разных событий. Новости о падении Канпура придали Мятежу страшный толчок; восстание распространилось вдоль всей долины Ганга и по Центральной Индии, восстали гарнизоны в Мхоу, Агре и еще в дюжине других мест, а примечательнее всего, что Генри Лоуренс был разбит, ввязавшись в чертовски глупое сражение при Чинхате, после чего ему пришлось укрыться в Лукнау, который был осажден. С другой стороны, мой лучший друг — Первый Могильщик (которого вы знаете под именем генерала Хэйвлока) наконец-то приподнял свою пуританскую задницу и двинул через Аллахабад на Канпур; он пробился туда после девятидневного марша и отбил город спустя неполные три недели после того, как нас вышвырнули оттуда — полагаю, всему миру известно, что он нашел, проникнув за его стены.