Кляк, Кляка и галчонок в гипсе летели над ночным городом к лесной поляне.

* * *

Следующим днём лесная поляна была полна гостей. Весь до единого ученика третий класс, спасший галчонка от коварного ястреба, пришел на поляну. Они уже слышали по телевизору из новостей, что звери, непонятно как, одновременно, все разом разбежались из зоопарка кто куда. Они подозревали, чьих рук это дело! Перехитрил мудрый Кляк больших, злых людей. Распустил он всех зверей на волю вольную. Нарушил он, конечно же, чуть-чуть, ну, самую-самую малость космический кодекс – нельзя вмешиваться в жизнь обитателей других планет. Ничего он не смог с собой поделать! Чудовищную несправедливость он видел в содержании в клетках землян землянами. Не мог он оставить в беде бедных животных.

Маленькие человечки перемешались по всей поляне. В разные игры играли. Кто в жмурки, кто в ляпы, кто в чехарду. Галчонок сидел на самом почётном месте: в центре поляны, на пенёчке. Для него, наверное, сегодня был самый счастливый день в его жизни. И совсем даже вовсе не оттого, что он спасся, а оттого, что ему так много есть, о чём рассказать своим друзьям. Счастливый он болтал, болтал, болтал без умолку.

– Я вам ещё не говорил, что вы говорите, вы много потеряли, так вот слушайте.

Находил он того с кем, как ему казалось, он ещё не разговаривал. И он начинал свой рассказ последних приключений заново. Всем уже давно была известна вся история от начала и до конца, но из уважения к галчонку слушали его вновь и вновь, что бы невзначай не обидеть его. Не хотели расстраивать его, ведь если бы не он, то не произошло бы то, что произошло.

Весело было тем днём на поляне. Так бы всем землянам дружно жить! Сколько новых имён Кляк узнал – Веры, Вовы, Тани, Маши, Саши, Вити – всех и не упомнить за раз, хоть записывай. Честными оказались маленькие человечки, никому не рассказали общей тайны.

Зато Кляку они поведали об учительнице. После того, как по учительской всем на удивление полетали две очкастые совы, так тут же её перестали считать сумасшедшей. А физрука в психушку-таки увезли. Как он увидел этих очкастых сов, так совсем обезумел. Тут ему ещё директор выговор влепил в трудовую книжку… Чтобы он больше по гороно не бегал и призов не просил, людям работать не мешал. Для взрослого выговор в трудовой – это всё одно, что единица в дневнике у школьника. Так после этого он с кулаками на всех стал кидаться и кричать:

– Меня, лучшего учителя в городе и самого красивого в дураки записывать! Сами же меня туда послали! Не ловил я никаких сов! – не унимался он. – Мне приз полагается. Я победитель! – совсем свихнулся физрук.

Что бы он ни говорил, всё одно ему никто не верил. Все могли подтвердить, что директор никуда из учительской не выходил, и никак разыграть физрука не мог. Так же, как и в гороно врать не станут. Весь класс тоже видел, как он по партам непослушным безобразником бегал и сову ловил. А как поймал, так в учительскую и понёс. Всем классом третьеклашки в один голос подтверждали слова учительницы.

– Не я это был! – ревел на всю школу физрук. – Вы специально из меня дурака делаете! – И ну как, давай снова на всех с кулаками кидаться.

Тут директор совсем не выдержал и вызвал психушку. Приехали санитары, долго физрук от них по школе бегал, по классам да под партами прятался – поймали-таки. Скрутили его, связали в смирительную рубашку и увезли.

Пока маленькие человечки рассказывали, Кляка с хитрецой так, с загадкой в сторонке похихикивала, словно знает что-то, а сама вроде и не причем вовсе.

– А давайте посмотрим, где ваш физрук! – воскликнул храбрый мышонок.

– Давайте, давайте! – поддержали другие животные.

– Но как? – разводили руками маленькие человечки.

– Мы знаем – как! – загадочно отвечали звери.

Они вынесли из норы на поляну космовизор. Кляк настроил нужную волну, и появилось изображение: в небольшой серой комнате с решетками на окнах стояло четыре кровати, четыре тумбочки, четыре стула и один стол. Это была больничная палата. Четыре больных человека находились в ней на излечении. Три сторожа из зоопарка рассказывали четвёртому о говорящей кенгуру, которая дразнится и показывает язык.

– С кем меня поселили, – сетовал четвёртый, – они же сумасшедшие!

Потом он в ответ рассказывал об очкастых совах в школе. Правдоподобно так рассказывал, без выдумки, без обмана, в точности, как оно и было на самом деле. О том, что он есть лучший учитель, и ему нет равных в педагогике.

…Маленькие добрые человечки стали просить не оставлять сторожей и физрука в психбольнице – им стало жалко их. Они говорили, что злые большие люди исправятся, и больше не будут так делать. Но Кляк был неумолим.

– Пусть пока там побудут, а там видно будет, – как отрезал он.

Не верил он, что они исправятся. «Нечего космос хламом засорять», – думал он.

– Ему же место в дурдоме! – шептались сторожа.

– Слон – так тот вообще со знанием дела разобрал ворота и в сторонке поставил, – продолжали сторожа. – Все звери и давай в разные стороны разбегаться…

– Нужно завтра кончать этот балаган. Кенгуру… Звери, слон?!! Нужно выписываться отсюда, что мне с этим сумасшедшими делать здесь! – шептал четвёртый себе под нос. – Завтра пойду к главврачу и расскажу о медведях-милиционерах. Какой же они порядок наведут? Только дров наломают. Без меня, красивого, им с ними всё равно не справиться.

– Кому тут медведи не нравятся?

Прорычало над поляной. Послышался тут треск ломающихся веток и показался медвежонок. Он катил перед собой бочонок меда, подаренный Кляком ещё зимой.

Правда, это уже был не бочонок, а полбочонка – друзья за зиму уже скормили ему, спящему, добрую половину. Докатив до центра поляны, он поставил его на попа и сказал:

– Вот, угощайтесь, потерял кто-то, в берлогу ко мне в самый раз закатился, – широким жестом угощал он. – Правда, я пока спал, немного попробовал, но тут ещё много осталось, всем хватит! – Вся морда его была в мёду.

Проспал он все приключения, горько сожалел об этом потом, но его природа – спать зимой, и ничего тут не поделать. А, когда ему все приключения рассказали, так он долго смеялся, аж до самого отлёта Кляка с Клякой.

Улетел Кляк со своей Клякой, а на земле дружбы стало ещё больше.

Рассказ ветерана

В тыл к немцам нас отправляли двоих: меня и еще одного, из другого батальона. По расстановке сил, да и интуиция подсказывала, я мог с львиной долей уверенности предположить исключительность заброски нас в логово неприятеля. Без мнимой скромности хочу заметить – я был парень не промах. Да и тот, второй, понаслышке знаю, тоже отчаянный малый. Идти должны были порознь, один позднее другого на сутки, опираясь только на свои собственные силы. Тут обычная математика: не дойдёт один – дойдёт второй, 50 на 50, по пятьдесят на брата, а, значит, очень может быть – идти, чтобы не вернуться. И вот еще одно подтверждение исключительности – идут лучшие. И льстит и колется. Не вернутся двое лучших, тогда и другим это мероприятие окажется вряд ли под силу. Командованию определенно нужен только положительный исход дела.

Задача предстояла не из легких: проверить точность информации, полученной несколько дней назад от захваченного «языка». По его словам немец концентрировал силы в 10 километрах от линии фронта, собираясь нанести сокрушительный удар по нашим позициям. При всем этом до поимки этого «языка» наше командование про подготовку противника не имело никаких сведений – сбой где-то в тыловой разведке. А ведь недооценить противника – значит проиграть. Я выходил вторым, с вечера, спустя сутки после первого, как запасной, страховочный вариант. До места должен добраться только к утру. 10 километров хоть и не слишком большое расстояние, а все же не по тропке идти – болотом пробираться. Немец чванлив, болот не любит, чистюля, любит тепло и сухость. Без особой надобности он туда и носа не сунет. Сколько раз уже это, такое родное наше жидкое месиво выручало русского солдата! Вот и сейчас оно как нельзя лучше расположилось по нашим фронтам. Начиналось от нас и уходило далеко в тыл к немцам.