Через несколько дней, после вторичного знакомства с Шаляпиным — Сусаниным, Н. Д. Кашкин в той же газете высказывался с большей отчетливостью.
«Г. Шаляпин, певший и в этот раз партию Сусанина, несомненно имеет сценическое дарование, иногда подкупает искренней теплотой выражения, но относительно чисто музыкальной стороны исполнения ему бы следовало еще много и очень много поработать, хотя бы в смысле большей свободы и уверенности в умении ставить звук, ясно интонировать и не впадать без нужды в манеру замены пения полуговором. Артист еще очень молод и при настойчивой, внимательной работе может сделать очень многое; по нашему мнению, самая звучность голоса у него может усилиться и сделаться полнее, если он обратит внимание на более тщательную точность в пении и на отделку звуковых оттенков».
Множество важных указаний высказано в этой вполне благожелательной рецензии и в последующих. Здесь, в Москве, сразу пожелали помочь ему разобраться в себе. Ничего подобного он прежде не слышал. С первых же дней пребывания на московской сцене о нем заговорили с отчетливо заметной заинтересованностью.
Стремление в целях подчеркнутой выразительности заменять пение полуговором было особенно ощутимо у Шаляпина в ту пору, и критики многократно указывали на это. Речь идет о желании добиться естественной речевой интонации, которая в результате многих и долгих поисков обусловила неповторимую, именно шаляпинскую свободу истолкования основных его партий. Но достичь органичности в решении этой трудной задачи удалось далеко не сразу. И все равно, подчас в более поздние времена, ему бросали упрек в злоупотреблении полуговором. А это было до корня «шаляпинское» истолкование ряда партий.
Через несколько дней он выступил в партии Мефистофеля.
«Я сказал Мамонтову, что роль Мефистофеля, как я играл ее до сей поры, не удовлетворяет меня. Я вижу этот образ иначе, в другом костюме и гриме, и я хотел бы отступить от театральной традиции.
— Ради бога! — воскликнул Мамонтов. — Что именно хотите вы сделать?
Я объяснил ему. Мы отправились в магазин Аванцо, пересмотрели там все наличные изображения Мефистофеля, и я остановился на гравюре Каульбаха. Заказали костюм. В день спектакля я пришел в театр рано, долго искал подходящий к костюму грим и наконец почувствовал, что нашел нечто гармонирующее».
Шаляпин говорил как будто только о костюме и гриме. Но за этим кроется большее. Артисту важно было коренным образом нарушить традицию исполнения партии Мефистофеля, начиная с его внешнего облика. А затем идти дальше к образу, руководясь прежде всего советами Мамонта Дальского и тем, что ему еще в Нижнем Новгороде подсказывали Мамонтов и Коровин. Начинался путь исканий, трудный путь к Мефистофелю, который будет продолжаться всю жизнь и, по словам самого Шаляпина, так никогда и не завершится.
На этот второй дебют вновь откликнулась пресса. «Московские ведомости» писали, что в труппе Солодовниковского театра появился молодой талантливый артист, который в «Фаусте», как раньше в «Жизни за царя», пользуется большим заслуженным успехом.
«Артист обладает мощным голосом, превосходной фразировкой, отлично играет и, несомненно, его ожидает блестящая будущность. Особенно хорош г. Шаляпин в Мефистофеле, лучшие номера которого в спектакле 17 сентября он повторил по единодушному требованию публики».
Можно подумать, что Федор сбросил с себя цепи, которыми был скован до этого. Здесь ему работалось так, как никогда прежде. К тому же рядом с ним — Иола Торнаги. Еще не были произнесены решающие слова, еще не договорились они о том, что будут вместе. Но становилось ясно — им уже не расстаться. В этом не сомневались они оба. В этом были убеждены и все окружающие, начиная с Мамонтова. Вот после окончания сезона Иола съездит к себе на родину, в Италию, и затем, может быть, почти наверное, она вернется опять в Москву. Навсегда…
Через неделю после первого выступления Шаляпин исполнил партию Мельника. Самую для него близкую в то время и понятную. И снова заинтересованные отклики московских газет. «Русские ведомости» писали, что в этом спектакле особо пристальное внимание слушателей устремлялось на Мельника, что теперь уже очевидно: Шаляпин артист с недюжинным сценическим дарованием. Он поражает в «Русалке» искренностью выражения чувств. Мельник предстает в его исполнении ярким лицом. В особенности впечатляет сцена сумасшествия. Голос отличный. А дуэт Мельника и Князя (в этой роли выступал Секар-Рожанский) превосходно спет и награжден горячей овацией зрительного зала.
Статья эта не подписана. Но по ее содержанию, по ссылке на предыдущие высказывания газеты можно выразить уверенность, что принадлежит она перу того же Н. Д. Кашкина, одного из самых компетентных и требовательных критиков Москвы.
Шаляпин выступает в новых партиях. Владимир Галицкий («Князь Игорь»), Нилаканта («Лакме»), Лотарио («Миньон»)…
Прошло всего два с половиной месяца с того дня, как он дебютировал у Мамонтова. Его имя уже широко известно московской публике. И когда пришло известие, что труппа Мамонтова готовит «Псковитянку» Римского-Корсакова, общий интерес к предстоящей премьере был сильно подогрет тем, что в партии Грозного выступит Шаляпин.
Как часто артисту бывает нужен решительный скачок, чтобы стали ясны масштабы его дарования.
Скачок произошел в тот день, когда Шаляпин впервые выступил в партии Ивана Грозного в «Псковитянке» Римского-Корсакова. Произошло это 12 декабря 1896 года, менее чем через три месяца после прихода артиста в труппу Московской Частной оперы.
Пьеса Льва Мея «Псковитянка» была создана драматургом в 1860 году и сразу же запрещена театральной цензурой. Только обращение к ней спустя десятилетие Римского-Корсакова, избравшего ее основой для своей первой оперы, дало ей жизнь.
Композиционно «Псковитянка» Мея — драма с прологом, который, уводя действие в прошлое, сам по себе является сильно сделанным драматическим монологом, посвященным истории одной любви, и завершается своеобразным многоточием, с тем, чтобы через три действия вернуть зрителя к последствиям прологовой драмы. И тогда зритель узнает, что боярская дочь Вера Шелога неизвестно от кого прижила ребенка, девочку, а затем умерла, и девочка эта воспитана боярином Токмаковым и его женою. Это Ольга. В дальнейшем зритель поймет, что отцом Ольги был Иван Грозный, который и сам-то не подозревает, что у него в Пскове есть дочь, и узнает об этом спустя многие годы, когда вторично появится в Пскове…
Пьеса, собственно, лишена центрального образа, так как Ольга («псковитянка») главной героиней не является.
На фоне сильно и выпукло обрисованной псковской вольницы — Ольга отнюдь не Лауренсия или Жанна Д’Арк. Единственный случай, когда Ольге доводится выявить сильные стороны души, заключен в последнем акте, где в сцене с Грозным она раскрывает свою любовь к вожаку псковской вольницы Михайле Туче и, явившись невольной виновницей того, что он со своею дружиной погибает в схватке с опричниками, убивает себя.
Мей рассказывает о борьбе Грозного — централиста, собирателя Руси — с вольницей. Все подчинено этой теме. Линия Ольги Токмаковой, дочери Грозного, случайно пересекшая пути Грозного-государя, лишь акцент в пьесе. Тема эта возникает как предыстория в прологе и разрабатывается в конце четвертого и в пятом акте. В этом существенный драматургический просчет автора пьесы.
Наиболее сильным является третий акт. Он посвящен псковскому вече. Здесь бурлят политические страсти, здесь обнажается душа вольного города в трагические часы, накануне встречи с грозным царем.
Римского-Корсакова познакомили с пьесой Балакирев и Мусоргский. Они видели в «Псковитянке» произведение, близкое к народной драме, чем объясняется изъятие композитором из будущего либретто первого акта, касающегося отношений боярыни Шелоги и Грозного, — он представлялся второстепенным, уводящим от главной темы.