Для такого человека, как Шаляпин, который все воспринимал с налету, подобные беседы приоткрывали дверь в неведомое еще, неожиданно расширяли и углубляли горизонты, учили видеть не только написанное в партитуре и ремарках, но и задуманное композитором, душу произведения. Стиль будущего спектакля становился уяснимым в главнейших чертах еще до начала репетиций. Оказывалась, что художники в театре могут быть не только создателями декораций и костюмов, но и режиссерами, учеными советчиками. Им до всего было дело.

Такого отношения к творчеству Шаляпин прежде нигде не встречал. Его ум, всегда готовый к восприятию нового, неизвестного, находился в состоянии какого-то непривычного праздничного напряжения, именуемого вдохновением. Мысль работала неустанно, образы складывались под токами многообразных воздействий со стороны людей, чьи познания глубоки, чьи эстетические интересы поражают тонкостью и широтой.

Кто ставил спектакли?

На этот вопрос трудно ответить. В общем, главным постановщиком был сам Мамонтов. Но не он один. Вместе с ним режиссерами оказывались и художники. За годы, проведенные вместе с Саввой Ивановичем, они познали искусство сцены. Они многое продумывали, вырабатывая программу русского оперного театра. Общие затеи в Абрамцеве готовили их к воплощению опер Римского-Корсакова и Мусоргского. Да к тому же они принимали участие и в театре, который Мамонтов создал еще в 1885 году.

Итак, режиссерами были Мамонтов и художники.

Интересно, что несколько позже, к началу 1898 года, Мамонтов привлек в качестве режиссера еще и М. В. Лентовского. Лентовский заметно постарел. По растраченному своему здоровью и в силу многих невзгод, которыми завершились его грандиозные зрелищные предприятия, он уже не был способен выдвигать и осуществлять новые увлекательные проекты. Да и стал он к тому времени нищим, потерявшим кураж человеком.

Но он досконально знал театр, умел интересно работать с массами на сцене, что так важно в опере. И хотя некоторые сподвижники Мамонтова, в частности В. Серов, решительно протестовали против приглашения Лентовского, памятуя его опереточный театр в «Эрмитаже» и ресторан при нем, Мамонтов все же не совершил ошибки, сделав бывшего московского «мага и волшебника» одним из своих помощников.

Лентовский был тот нужный человек, который повседневно находился за кулисами, следя за стройностью спектакля. Он занимался вводами и обновлением массовых эпизодов. В постановке массовых сцен он оказался человеком очень полезным и к тому же понимающим суть постановочного замысла новых работ, в которых принимал посильное участие. А вскоре он выступил и с самостоятельными постановками — «Хованщиной», «Сказкой о царе Салтане», двух прекрасных спектаклей Мамонтовского театра.

В коллективе не было общепризнанных корифеев, на которых следовало равняться остальным. Не было и тягостной субординации, хотя в труппе выступало несколько артистов, чьи имена очень быстро стали любимыми в Москве. К ним относятся А. В. Секар-Рожанский, Е. Я. Цветкова, А. Е. Ростовцева, несколько позже вошедшая в труппу Н. И. Забела-Врубель и, конечно, в первую очередь Ф. И. Шаляпин. Как артистические дарования они раскрылись именно здесь.

Чтобы понять, в чем заключалась основная творческая программа Московской Частной оперы, следует оттенить, что этот коллектив явился пропагандистом творчества «Могучей кучки», которое не было в чести на казенных сценах. Именно произведения Мусоргского, Бородина, Римского-Корсакова заложили художественный фундамент театра, наиболее отчетливо определили его эстетические позиции.

Сразу напрашивается мысль, что в платформе абрамцевской группы, откуда вышли художники Мамонтовского театра, есть много сходства с программой кучкистов. Сходство, несомненно, есть, а тождества нет.

Композиторы, объединившиеся в свое время в Балакиревском кружке, были воспитаны на традициях революционно-демократической мысли шестидесятых годов. Для них обращение к далекому прошлому своей родины было поводом к тому, чтобы, опираясь на сюжеты, почерпнутые из истории русского народа, выдвигать проблемы, близкие современности.

Не случайно поэтому их привлекали сюжеты, где рассказывалось о мятежах и смуте народной. Таковы «Псковитянка» Римского-Корсакова и «Борис Годунов» Мусоргского, в которых тема народа, борющегося за свободу, является одной из центральных.

Аналогичные черты можно проследить в операх с сюжетами, основанными на народных сказках.

В них никогда не было просто любования сказочностью. В этих произведениях выдвигались темы деятельной любви, самоотверженности, подвига во имя родины, воспевалась красота родной природы, несравненное богатство народного гения и его творчества. Сказочные элементы в них не заслоняли реальной жизни народа. Они рисовали живые черты русского характера. Обращаясь к сказочному жанру, русские композиторы оставались все теми же представителями передового, демократического направления.

Художники абрамцевской группы не выдвигали перед собою таких идейных задач, какие неотступно стояли перед «Могучей кучкой». Уходя в прошлое, в древний быт, в сказочность, они с восхищением воскрешали давнее прошлое, увлеченно проникали в его живую душу. Они не связывали это далекое прошлое с настоящим, не искали переклички с сегодняшним днем. Творчество этих художников было поистине национальным, но, вместе с тем, как бы погруженным в его неповторимую красоту и самобытность. В итоге в нем ощущалась некоторая идеализация прошлого, вне связи с настоящим, вне мыслей об исторической судьбе народной.

Так определилась известная близость между композиторами и художниками. Оперный театр, призванный в системе звуковых, игровых и пластических образов воскрешать величественные страницы истории русского народа, его сказки и предания, — естественно, привлек к себе внимание художников абрамцевской группы.

Они пришли в Мамонтовский театр не просто как декораторы, призванные следовать случайной в общем афише обычной оперной сцены, а как активнейшие соучастники борьбы за национальный оперный театр. Вот почему проницательный В. В. Стасов подметил связь между композиторами «Могучей кучки» и художниками, объединившимися вокруг Московской Частной оперы.

Характерно, что, ища ближайшего помощника по репертуару для театра, Мамонтов остановил свой выбор на Семене Николаевиче Кругликове, музыкальном критике, который в прошлом являлся участником Бесплатной музыкальной школы, созданной Балакиревым, и на всю жизнь сохранил связи с деятелями «Могучей кучки». Он был другом Римского-Корсакова и считал себя как бы представителем петербургской школы композиторов в Москве.

В театре действительно царила атмосфера, располагавшая к творчеству. И Шаляпин не преувеличивал, когда рассказывал, что Мамонтов с присущим ему обаянием и подкупающей широтой характера призывал молодого артиста к тому, чтобы тот чувствовал себя как в отчем доме, где ему во всем с готовностью пойдут навстречу.

Шаляпин дебютировал в Москве 22 сентября 1896 года в помещении Солодовниковского театра, в роли Ивана Сусанина.

Партия эта была ему очень хорошо известна. Сейчас он впервые почувствовал себя свободным, ему хотелось раскрыть этот трудный образ по-своему. И он понимал, что такую возможность ему дадут.

Вместе с тем он догадывался, что к его исполнению отнесутся с настороженным вниманием, даже придирчиво. Он и радовался этому, и тревожился. Ему хотелось создать образ жизненный, такой, каким он стал понимать Сусанина после чутких, хотя и кратких замечаний Мамонтова и других людей, окружавших его.

Волнений было много. Как-то примут его Сусанина московские критики?

Пресса единодушно отозвалась на этот дебют.

«Русские ведомости» по свежим следам только что прошедшего спектакля писали, что артист произвел хорошее впечатление, что у него красивый голос лирического характера, что он поет умно.

Очень понравился он в IV акте, а арию «Чуют правду» повторил на бис по требованию публики. Рецензент утверждал, что в роли Сусанина Шаляпин проявил недюжинное дарование.