Начала приглядываться и видимый бардак вдруг распался на организованное мельтешение. Это, как за муравьями смотреть. Каждый по своим делам спешит, хотя все — в разные стороны. Часов на руке нет. Наши — не люблю, они тяжелые и здоровенные. Электронные, с Земли-1, давно сломались. Я их в воду уронила… По радио сверяться приходится. Ладно… Щелк-щелк-щелк каналами… Минутный радио-автомат, с интонацией невпопад, выдал точное время. График операции всплыл в голове сам. Осталось — всего ничего. Забегались…

Молодых парней в камуфлированной форме с каждой минутой становится всё больше. Пересменка уже заканчивается. Штатский аэродромный персонал расходится по рабочим местам. Прожектора потушили. Так! А ведь у меня, сегодня, первая брачная ночь. Ну, и где оно, спрашивается, простое женское счастье? Мужики, только дай им волю, про самые важные дела забывают. Ну, ничего, я напомню…

— Фриц! — хватит болтать о всякой ерунде, без тебя управятся. Пора бы вспомнить о королевском долге…

— Was wollen du? — чего я хочу? У-у-у-у… Сейчас узнаешь! Монарх, блин, без короны… Склеротик…

— Hierher (сюда)! — какое словечко интересное, для тех, кто русский язык понимает… — im Laufschritt (бегом)! — вот так гораздо лучше. Девушка бежит впереди, парень за нею следом… Кстати, а куда мы бежим?

— Wohin (куда)? — хороший вопрос! Мне уже самой интересно. Где приткнуться двум молодым людям на плоском, как гладильная доска, аэродроме во время полетов? Кругом народ шастает, огни горят, пыль, грязь…

— Feur nach (за мной)! — на первое время сойдет. А дальше? Ноги мои ноги, куда вы меня несете? Ага…

Как я уже говорила, в Прибайкалье дверей не запирают. Огромный транспортник, стоящий возле кара с бочкой заправщика, не исключение. Носовой трап опущен. Ладно… А окно кормового люка открыто настежь! Что-то они разгружали или собираются грузить. Пока заправятся, пока проведут предполетный регламент… Подпрыгнуть, подтянуться… Замечательно! Салон оборудован для перевозки пассажиров и ждет десант. На ложементах для химических бомб — пусто. Лучше ничего не придумать. Помню, я маленькой на них прыгать любила. Упругие и мягкие, как батут, обшиты гладкой и прочной черной кожей. Рабочая нагрузка — 500 кг… Нам хватит… Тусклое служебное освещение кабины в дальний конец грузового отсека не достает. Летчики заняты. Судя по разложенным вокруг матрасам и подвесным койкам — народ готовится к ночевке в воздухе. Пока они там разминают ноги, сидят на берегу, пока питаются в столовой (когда мы уходили — только за еду садились)… Время есть! Время всегда есть, когда его не тратят по пустякам.

— Фриц, ты где? Ой! — догадливый у меня муж… По спине мысли читает, — Да не торопись ты так! У-у-х!

Вот за что я люблю Фрица? Он аккуратный и предусмотрительный… Всегда. Иногда — до безобразия. Другой бы обрадовался, а не проверял, нет ли на коже пыли или мусора? Фриц — проверяет всегда. Простыни перетряхивает… На сене или траве мы с ним — ни разу. За всё время. Заботливый, аж самой себе завидно. Да, между прочим, некоторые уроды, мужского пола, думают, что любовь на траве или в стогу сена — это зверски романтично. А укол соломиной, в голую попу, это как? Про сырую траву, холодную землю под нею, всяких муравьев и прочую живность — молчу. Цензурных слов нет, а матерные неуместны. Славный он у меня… Вот, фонариком, для верности, посветил. Показал большой палец… Ты прав, для этого дела нет ничего лучше, чем гладкий, упругий, пахнущий кожей и сосновым лесом диван. Чего смотришь? Да, это я, иду к тебе… Вот… Ну же!

К грубой реальности нас вернул деликатный стук снизу. Что? Когда? Сейчас? Сорок пять секунд… Есть! Час любви. Последний? Фигушки… Всё идет по плану… Где рация? Некогда ждать время, сразу — на 21 канал.

— Который час? А? Что? Папа? Да… — машинально переключаюсь на указанную частоту.

— Наташа… Мне плохо… Приходи… — в пустой транспортный люк бьет снизу отраженный брусчаткой покрытия свет фар электрокара. Никуда от народа не спрятаться. Вычислили…

— Пока… Счастливо… Целую! Люблю! — я белка, прыгать сверху прямо на сиденье? — Ой! Села. Поехали!

Только через пару минут суматошной езды по брусчатке аэродрома до меня начали доходить детали…

1. Фриц остался в транспортном отсеке самолета.

2. С земли ему подали уже (!) собранный вещмешок со знакомой маркировкой и плащ-палатку.

3. У самолета ожидала погрузки толпа полностью экипированных гавриков и груда мягких упаковок.

4. Моё появление, в слегка растрепанном виде, никого из присутствующих совершенно не удивило.

Остается сделать очевидные выводы. Во-первых, Фриц улетает этим бортом и наше с ним расставание организовано специально «что б сырости не разводить». Во-вторых, пока мы с ним там… на ложементе… гм… внизу шла рутинная работа. Разгрузка, проверка, перекличка. Бесшумно, что б нам не мешать. Можно сказать самой себе — «Ната — ты дура!». Это же любимый Орднунг (с большой буквы). Раз тебе захотелось романтики — коллектив сделал приятное… Подогнал самолет поближе, изобразил «случайное укрытие», для влюбленных и битый час деликатно зевал в сторонке, слушая наши охи и вздохи, пока время совсем не истекло. Довольна? Хорошо что вокруг темно и как покраснела не видно… А с другой стороны — какого черта? Имею право, вот!

Сразу к замку мы почему-то не поехали. Сначала покружили среди аэродромных строений, приняли в кузов ещё пару тюков с чем-то мягким (на меха похоже), несколько ящиков с посудой из столовой и только тогда помчались к замку. Именно помчались. Электрокар кидало на поворотах от обочины к обочине. Ветер свистел в ушах. Ветки придорожных кустов бешено стучали по ветровому стеклу и по раме ограждения. Раза три пришлось хвататься за поручни, что б не вылететь из кабины на дорогу… Как я понимаю — движением всего местного транспорта управляет дежурный по Базе. Только водители меняются. Несколько машин ездят почти круглые сутки, с перерывами на смену аккумуляторных блоков. Маршрут и скорость не нормируются, но за временем прибытия в заданные пункты следят жестко.

Точностью демонстративно шикуют… Вот и мы влетели в ворота епископского замка (если судить по писку сигналов точного времени в левом ухе) в без пяти секунд час. Ух! Отрывать сведенные на ручке пальцы правой руки пришлось левой. А вроде бы — не особенно нервничала. Кажется, моя первая брачная ночь, уже нечто! Как сказал бы Фриц — «этвас». И, это ещё не конец. Зато, пока мы носились в темноте и распугивали фарами ночных бабочек, мне в голову пришла мысль. Так, намек. Было у меня, с самого начала папиных фокусов, нехорошее предчувствие. Надо бы его проверить. Поднимаясь по лестнице, заранее разулась. Вдоль коридоров жилого этажа замка (слава моим носочкам, а то камень половых плит холодный, как лед и это в разгар лета!) я прокралась тихо, как мышка. До самых дверей папиного «гостиничного номера». Не зря старалась — у самых дверей застала обрывок телефонного разговора.

Папочка, самым обычным, «здоровым» голосом, крыл кого-то из наших, в Ангарске. Во всяком случае, через фразу, мелькали характерные словечки. Особенно он возмущался тем фактом, что Фриц улетел именно сегодня. Можно подумать, что координатор проекта мог поступить иначе… Стоп! Не буду сходу ломиться в комнату. Пусть папа договорит. Пусть он думает, что я ничего не слышала… Я бы и не услышала, при других обстоятельствах. Противно представить, что было бы, если Фриц остался ночевать. Мы б всю связь вырубили и гори Вселенная ясным огнем… Даже двери на стук отпирать бы не стали. Гм… Там в комнате такие двери, что стучать не надо. Сами собой отпираются. Нас бы нашли и подняли на ноги. Папа должен знать — здесь все двери такие. Тогда, о чем крик? Вот, я здесь. Прибежала… Сказали же, папе очень плохо. А ему не особенно…

Можно подумать, он не знает, что по оперативному плану «Wurf nach Sueden», место Фрица — на борту десантного самолета второй группы. Той, что везет личный состав. Практически весь выпуск Эзеля за этот и прошлый годы. Нормальное, заранее запланированное решение. Сама видела график высадки, его Фриц лично правил. Утром… Там ещё какие-то пакеты разорванные валялись. Точно, помню, целая стопка пакетов под номерами. Он из них бумажки вытаскивал, каждую читал и по связи уточнял, что так и что не так. А пакеты, кучей, забрали связисты, на уничтожение. Что бы важные бумажки с посторонними случайно не перепутать.