Изменить стиль страницы

Филимон имел законное право обезглавить или бичевать Онисима, либо послать его на пожизненные тягчайшие работы. Павел хотел оградить Филимона от неверного решения. Не ожидая, что письмо его станет достоянием гласности, Павел откровенно выражает свое отвращение к рабству, как таковому. В обществе, основанном на христианских началах, рабство, не запрещенное законами, смягчалось, изменило форму, а затем медленно исчезло (ислам и по сей день не отказывается от идеи рабовладения). Через много лет рабство снова было введено римскими католиками в Новом Свете (несмотря на запрещение Папы); а затем и английскими протестантами. Все мы знаем, как много проблем возникло из этой ошибки.

Несовместимость рабства и Евангелия неоспорима. Послание к Филимону — окно, позволяющее нам заглянуть в дом Павла и увидеть его таким, каким он был в 62 г. по Р.Х. Письмо было продиктовано, по всей видимости, Тимофею. Епафрас, Марк, Аристарх, Димас и Лука сидели вокруг (и, конечно же, солдат-часовой), когда Павел начал свое обращение к Филимону и его семье; первые слова его, как всегда, были выражением благодарности и молитвой за адресата:

"…Ибо мы имеем великую радость и утешение в любви твоей, потому что тобою, брат, успокоены сердца святых".

"Посему, имея великое во Христе дерзновение приказывать тебе, что должно, по любви лучше прошу, не иной кто, как я, Павел старец, а теперь и узник Иисуса Христа: прошу тебя о сыне моем Онисиме, которого родил я в узах моих: — далее следует непереводимая с греческого игра слов, — он был некогда негоден для тебя, а теперь годен тебе и мне, я возвращаю его, ты же прими его, как мое сердце. Я хотел при себе удержать его, дабы он вместо тебя послужил мне в узах за благовествование; но без твоего согласия ничего не хотел сделать, чтобы доброе дело твое было не вынужденно, но добровольно".

"Ибо, может быть, он для того на время отлучился, чтобы тебе принять его навсегда, не как уже раба, но выше раба, брата возлюбленного, особенно мне, а тем больше тебе, и по плоти и в Господе. Итак, если ты имеешь обращение со мною, то прими его, как меня. Если же он чем обидел тебя, или должен, то считай это на мне".

Павел взял письмо и нацарапал непослушной рукой: "Я Павел написал моею рукою: я заплачу; — апостол отдал папирус Тимофею, и добавил, — "Не говорю тебе о том, что ты и самим собою мне должник".

"Так, брат, дай мне воспользоваться от тебя в Господе; успокой мое сердце в Господе. Надеясь на послушание твое, я написал тебе, зная, что ты сделаешь и более, нежели говорю".

Павел и сам чувствовал уже, что скоро выйдет на свободу. Последние слова его перед прощанием с Филимоном говорят сами за себя: "А вместе приготовь для меня и помещение; ибо надеюсь, что по молитвам вашим буду дарован вам". Павлу предстоит суд, и он добавляет в Посланиях к Колоссянам и Ефесянам: "молитесь за меня"; а в Послании к Ефесянам просит: "молитесь и о мне, дабы мне было дано слово — устами моими открыто с дерзновением возвещать тайну благовествования".

Павел задумал превратить суд в публичную исповедь христианина, независимо от того, будет ли на нем присутствовать император. В первые семь лет своего правления Нерон (которому не было еще и тридцати лет) обычно поручал председательствовать на суде префекту преторианцев — неотесанному прямолинейному Барру, а потом его преемнику, всеми ненавидимому Тигеллину. Но в 62 году император, решив развлечься, иногда присутствовал на судебных разбирательствах в роскошном зале своего дворца на Палатинском холме. Таким образом, вполне возможно, что Павел произносил свою речь о грядущих праведности, терпении и справедливости перед лицом Нерона. Молодой рыжеволосый император к тому времени уже начал отдавать дань своей склонности к безумным выходкам и грязной распущенности. Он развелся с дочерью Клавдия, чтобы жениться на Поппее, бывшей жене своего близкого друга, которая, будучи в прошлом язычницей, стала затем "богобоязненной". Поппея разжигала порочные страсти и деспотизм мужа. Если бы суд над Павлом был отложен еще на несколько месяцев, страсть Поппеи к жестоким развлечениям могла бы возобладать над справедливостью, и Павла казнили бы.

Но, каковы бы ни были ощущения Нерона во время откровенной речи Павла, консулы и сенаторы подавляющим большинством проголосовали в пользу апостола, и Нерон, в последующие годы часто игнорировавший волю Сената, подписал оправдательный приговор. Его подпись, в сочетании с прецедентом Галлиона, давала христианству статус разрешенного вероисповедания. Благую весть теперь можно было открыто проповедовать по всей империи — через 30 с небольшим лет после распятия на кресте Иисуса Христа.

Никто и не подозревал тогда, как ненадежны были гарантии римлян.

Происки недоброжелателей закончились ничем. Павел вышел из Палатинского дворца свободным человеком. События пяти последних лет его жизни можно почерпнуть только из мутного источника легенд и позднейшей традиции. Факты отрывочны; в эти годы Павел написал три письма, но где, когда и в какой последовательности — неизвестно. О передвижениях Павла в эти годы почти нет видетельств.

Он вполне мог осуществить свой давний замысел и побывать в Испании. В Послании к Коринфянам, написанном через тридцать лет, римский понтифик Климент утверждает, что Павел достиг "крайних западных земель". Климент лично знал Павла, но фраза его слишком расплывчата, чтобы можно было уверенно говорить о географии последних путешествий апостола: вероятно, он достиг Кадиса, "Западных Ворот", и видел Атлантический океан. Может быть, он проповедовал и у кельтов — христианство очень рано проникло в глубь Галлии по долине Роны; но местные предания не упоминают Павла. Не известно ни одного доказательства посещения Павлом Британии.

Святые отцы церкви в первые века христианства были убеждены, что Павел побывал в Испании, хотя, повторяю, в местных легендах нет упоминаний об апостоле. Если Павел благовествовал в Испании так же, как он проповедовал в Галатии, Греции и Асии, то путешествие его заняло не менее двух лет. Затем он, видимо, вернулся в восточное Средиземноморье — к Титу на Крит, к Тимофею в Эфес. Если такое предположение верно, Павел достиг, наконец, слияния Меандра и Лика и посетил, как обещал, Филимона в Колоссах и слугу его Онисима. В Посланиях к Тимофею и к Титу Павел упоминает, что был в Милите (Милете), и выражает намерение провести зиму в Никополе Эпирском (северо-западная Греция). Все это говорит о том, что апостол до последних дней находился в непрерывном движении, хотя и не таком стремительном, как в молодые годы — давали себя знать старые раны и ревматизм. Стиль последних писем тоже более спокойный, неторопливый.

Но труд Павла не стал менее напряженным — новые опасности вырастали со всех сторон.

В 64 году все заверения римских властей, гарантировавших свободную проповедь христианства после оправдания Павла, рассыпались в прах. После чудовищного пожара в Риме Нерон поспешил снять с себя ответственность за катастрофу и обвинил в поджоге христиан. На самом деле он затеял пожар для собственного развлечения. Тацит, бывший очевидцем этих событий, (ему было тогда 10 лет), писал через полвека: "Огромное количество их (христиан) было предано смерти, и смерти унизительной: на одних надевали звериные шкуры, чтобы потом травить их собаками, других распинали на крестах, а вечером поджигали, и эти живые факелы светили всю ночь. Нерон открыл для толпы свои сады, чтобы все участвовали в травле, и сам присоединился к толпе, появляясь в шутовской одежде и разъезжая на колеснице в цирке". Жестокости Нерона вызвали сострадание к христианам, которых до этого не любили за отказ поклоняться языческим богам — народ понял, что они страдают не по своей вине и не для блага государства, но чтобы утолить дикие страсти императора. Преторианские гвардейцы, когда-то дружившие с Павлом, теперь вынуждены были пытать его друзей; те из них, кто уже принял христианство, сами умирали мучительной смертью. И умирая, христиане показывали всю силу своей веры. Сенека писал: "Среди огня и пыток я видел людей стонущих — но таких было мало; я видел людей, просящих пощады — но и таких было мало; я видел людей, сыплющих проклятиями — но и этих было мало; большинство же улыбались молча, и радость их была непритворна".