Фимка и Яха просидели в тесной баньке три дня. Потом за ними пришел неприметный мужичок от Цупко. На товарном из Песчанки доехали до первочитинского вокзала, а оттуда поводырь отвел их в Кузнечные.

В просторном доме с ними в тот вечер ужинал высокий и плечистый молодой мужик со взором и повадками властными. Интересовался, как они жили-были. А когда ушел, хозяйка Нюра шепотом их предупредила, чтобы рты держали на крючке — Костя Ленков с ними знакомился.

Назавтра подъехали на телеге трое дюжих парней. Одного из них Трофим сразу с радостью признал — старый дружок, несколько раз на кражи вместе ходили. Оказалось, что ему, Задорожному, сам Ленков поручил важное дело: почистить в Песчанке конкурентов Спешиловой — постоялый двор Савинкова.

Трофим сообразил: ему устроена проверка на пригодность. Это обрадовало. По тому, что на дело он шел без Верхоленцева, Задорожный догадался: Яхе уготовано что-то другое.

Верхоленцев особо заинтересовал Ленкова.

На Костю, честно говоря, большое впечатление произвел бесстрастный рассказ Яшки о совершенных им над одним из корейцев зверствах.

Глядя в ничего не выражающие глаза убийцы и садиста, Ленков подумал, что такого типа надо держать при себе, для самых грязных дел. С твердой зарубкой в его тупой башке: это он, Ленков, его в трудную минуту обогрел и взял в товарищи, увел от опасности. А для чего? А чтобы был Яшка преданной, не знающей страха и пощады машиной для убийств, палачом карманным. Конечно, все равно проверить. Кровью. А заодно и показать новичкам — допускается только беспрекословное поведение и полное повиновение его, Ленкова, воле.

Когда Задорожный вернулся на «хазу» хитрой Нюрки после налета на постоялый двор Савинкова, успешно совершенного в ночь на 23 ноября, у хозяйки сидел Цупко. Он молча пожал Трофиму руку, здороваясь, потом кивнул на дверь.

— Пошли!

— Куды средь ночи-то? Да и пожрать не мешало бы… — недоуменно сказал Трофим, но Цупко, поднимаясь и нахлобучивая шапку, ничего не ответил.

Они долго шли закоулками, темными и угрюмыми. Наконец, притопали к дому за крепким высоким забором, куда сначала зашел только Филипп. Отсутствовал он недолго, выглянул из калитки, поманил за собой. Пройдя через двор, ступили на невысокое крыльцо, миновали сени. За дверью оказалась кухня, а прямо впереди, за плотными занавесями, горел яркий свет, слышались голоса.

Цупко и Задорожный вошли туда, и перед глазами Трофима предстала большая, хорошо освещенная тремя керосиновыми лампами комната. За ломящимся от закуски столом сидели человек пятнадцать мужиков, в основном его, Трофима, возраста.

Его появление встретили сдержанно. Поздоровались кивками. Трофим еще толком никого не разглядел, но атамана взгляд сразу выцепил: Ленков сидел в дальнем торце стола, у окна.

Трофим подобострастно скривил губы в подобие улыбки, мелко закивал, здороваясь.

— Проходи, проходи, вон, на свободно место, — сказал Ленков.

Пробираясь вдоль стенки, Трофим увидел и Верхоленцева, сидевшего почти рядом с Ленковым. «О, да никак при атамане пристроился!» — подумал со злым удивлением Задорожный.

— Здорово, Яха!

— Наше вам с кисточкой! — развязно ответил Верхоленцев.

«Ты глянь, какие мы урки!.. — хмыкнул про себя Трофим. — Ну, частушечник… На ходу подметки рвет!»

— Рад, что собрались мы нынче живы и здоровы! — раздался голос Ленкова. — Посидим, дела наши обсудим, выпьем за удачу. Должен доложить честному собранию, что пока дела наши идут так, как намечаем… — Атаман замолчал на мгновение, тяжело оглядел собравшихся за столом и закончил с неожиданной угрозой. — Но есть и подлянка!..

За столом возмущенно зашумели.

— Кому предъявлять? Чо за подлянка?

Ленков выждал, когда шум утихнет. Потом резко ткнул рукой в сидевшего с краю стола чернобородого мужика в атласной синей рубахе и чесучовом пиджаке.

— Ленька! А ну-ка поведай народу, на сколь оттырку устроил?!

Задорожный почувствовал, что у него по спине заструился пот. Оттырка — дело серьезное. При воровском братстве зажать часть добычи — смертный грех! Он скосил глаза на виновника. Тот, побелев, медленно поднимался из-за стола.

— Ленька! Говори! Што было? Кто тому в свидетелях? — вокруг сыпались вопросы.

— Братцы! Виноват! Штоб когда я еще! Братцы! Простите, братцы! — вдруг закричал и упал на колени, чуть не стянув со стола скатерть, виновный.

— Вот вам и свидетельство! — насмешливо бросил Ленков. — Ладно! С одним все ясно. Теперь другого, из новеньких, проверим. Яшка! — он вскинул глаза на Верхоленцева. — Что нам подскажешь?

— А чо тут за подсказки могут быть? — пожал плечами спокойный среди возбужденного застолья Верхоленцев. — В таких случаях одно спасенье от тыра…

Все, даже стоящий на коленях чернобородый Ленька, замолчали и уставились на Яшку.

А он встал, подошел к Ленкову и протянул руку. Костя вытащил из бокового кармана галифе револьвер и молча положил его в протянутую руку.

Верхоленцев медленно повернулся к виновному, оцепеневшему от неожиданного хода атамана, столь же медленно поднял руку и нажал на спуск.

Оглушительный выстрел сотряс пламень в лампах. Схватившись за грудь, Ленька завалился с колен навзничь. Верхоленцев неторопливо обошел стол, подошел к Леньке, наклонив голову влево, посмотрел на него, потом снова направил револьвер и выстрелил лежащему в голову. Тело дважды резко дернулось и замерло.

Яшка вернулся к Ленкову и положил «наган» перед ним. Костя обвел глазами застывшее застолье, шепнул что-то соседу слева. Тот поднялся и вышел, провожаемый затравленными взглядами. Через минуту двое парней, появившиеся в комнате, выволокли труп прочь.

— Помянем раба божия Леонида, — нарушил тишину Костя и выпил стопку до дна.

Ошарашенный происшедшим, Трофим Задорожный переводил глаза с Ленкова на Яшку, в глубине души догадываясь, что произведенный расстрел Ленковым заранее договорен с Верхоленцевым. И это пугало еще больше, убеждая в одном — они сами пришли к Ленкову, но обратно дороги нет. Или пан — или пропал. А значит, теперь надо идти до конца, до пули или тюрьмы. Хотя… Чем черт не шутит с таким атаманом! И если их, Трофима и Яшки, новый атаман удачлив от того, что столь решителен и хладнокровен, то и они должны быть ему под стать. Тогда удача не обойдет и их…

— Насчет оттырщиков, а особливо тех, на кого подозренье падает, что с милицией снюхались, — так, Костя, и действуй, — одобрил Бизин учиненную Ленковым расправу на сходке. — Пусть знают, что дисциплина у тебя железная, полная власть и сила!

— Одна закавыка имеется… — Костя замолчал, покрутил пальцем блюдце. — Доходят разговоры, мол, неравно добычу делю…

— Ха, кто смел — тот и съел! Но есть резон в твоих словах… Вот что… Объяви своим гаврикам, что образуешь социальный фонд…

— Чево?!

— Копилку такую, запас на всякий случай, — пояснил Бизин недоуменному атаману.

— Сициальный, говоришь…

— Социальный фонд. Де, на случай, ежели кого-то с цугундера вытаскивать и прочее…

— Лады, пойдет!

— Ну что, крепнут ряды-то?

— Я ребят уже послал, штобы позвали на сходку тех, кого знаем. Соберемся в укромном местечке, поговорим, как дальше жить. Понятно, не мелюзгу созываем! — пояснил Ленков на предостерегающий жест Бизина. — Со стоящими ребятами побазарим.

— В Кузнечных удалых хлопцев хватает, — кивнул Бизин. — Ты там Коську Баталова знаешь? Нет? Через Тимофея Гроховского сойдись с ним, погляди. На многое мужичок способен. Или вот Гришка Верхозин — тоже фрукт добрый. А еще Гроховский знается с братьями Хабировыми, приглядись и к ним.

Бизин, отдуваясь, поставил большую фаянсовую чашку на блюдечко кверху дном.

— Да, Костя, совсем запамятовал! Встретил я намедни Харбинца. О тебе спрашивал, мол, наслышан, хочет предложить дело. Хотел бы поскорее свидеться. Сказывал, что через Ваську Кузьмича с ним связь…