Франциска де Шатобриан».

– Я потерял свое лучшее сокровище! – воскликнул с отчаянием король, закрывая лицо руками. Изнемогая от нравственной и физической боли, он громко застонал, но тотчас же овладел собой и, приподняв голову с подушки, проговорил с живостью:

– Пошлите тотчас гонцов по дорогам в Барбезие, Пон и Ангулем и по всем тропинкам, ведущим к Гаронне. Если они, не настигнут графиню на пути, то пусть едут в замок Фуа!.. Скажите графине, что король Франциск умоляет ее вернуться в Коньяк, что он болен и может умереть, не простившись с нею…

Герцогиня Ангулемская сидела в комнате и слышала распоряжение короля. Все несчастия разом обрушились на ее голову: Флорентин изгнан, ее сын – при смерти и более чем когда-нибудь любит ненавистную для нее графиню Шатобриан…

Она не подозревала, что Франциска отправилась в Бретонь к своему мужу.

Глава 15

Граф Шатобриан по-прежнему жил в старой башне своего замка. Благодаря Флорентину, который обманывал его ложными известиями, он оставался в бездействии после отъезда короля из Фонтенбло. Герцогиня охотно воспользовалась бы таким союзником для своих целей, но, вступив в роль правительницы, она считала неудобным выдать Франциску, порученную ей королем. Правительница и Флорентин были убеждены, что Франциска рано или поздно сама должна будет выехать из Фонтенбло и что тогда не трудно будет отправить ее в замок Шатобриан. Ввиду этого и опасаясь новой неуместной выходки со стороны бретонского графа, Флорентин дал ему совет вернуться в свой замок и ожидать развязки истории, которая должна неизбежно кончиться в его пользу. При этом прелат обещал мужу Франциски заботиться о его интересах и ежемесячно извещать о ходе событий. Граф Шатобриан охотно последовал этому совету и вернулся в Бретонь. Он не был способен предпринять теперь что-либо, потому что после ушиба при падении в Фонтенбло чувствовал сильную боль в голове; то, что не успело сделать красноречие прелата, довершила физическая слабость и потребность покоя. В первое время он ежемесячно получал известия через монаха из Анжера и пришел к убеждению, что может спокойно ждать, так как дело его в надежных руках. Флорентин, извещая его, между прочим, об отъезде графини в Фуа, писал ему: «Отношение Франциски к королю следует считать порванным благодаря ее бегству из Фонтенбло. Вы можете принять решительные меры, когда король вернется во Францию, а если что случится с графиней в настоящее время, то это только возбудит к ней участие короля. Я извещу вас, когда наступит пора действовать и вы сможете без опасения расправиться с графиней». В том же духе писал Флорентин из Мадрида и уверял графа, что все кончено между королем и Франциской.

Весть о возвращении короля во Францию дошла и до далекой Бретони, но граф Шатобриан терпеливо ждал известий от Флорентина в убеждении, что может вполне положиться на него. Между тем прелат был настолько занят событиями в Коньяке, что ему и в голову не пришло исполнять взятое на себя обязательство, тем более что он сам не знал о намерении графини вернуться в Бретонь.

Таким образом, в замке Шатобриан никто не ожидал прибытия графини, когда она остановилась у ворот с Лотреком, Хименой и Марго.

Было теплое весеннее утро. Граф выехал в лес на соколиную охоту. Жилловер сторожил старую башню; Луизон с Констанцией сидели у окна, обращенного на север, и смотрели на лес за Шерой, куда отправился граф; они не могли видеть графини и ее спутников, которые подъехали с южной стороны.

Мертвая тишина царила в новом замке, у которого приезжие сошли с лошадей. Сердце Франциски усиленно билось; она не могла дать себе ясного отчета: заговорило ли в ней материнское чувство в ожидании свидания с дочерью, или она думала о том, что ей предстоит очутиться лицом к лицу перед ее грозным судьей и покориться его приговору? Напрасно Лотрек и Химена отговаривали ее от этой поездки и советовали удалиться в монастырь. Она упорно стояла на своем. «Я хочу видеть мою дочь, – говорила она, – вы забываете, что на мне лежит нравственный долг; я должна исполнить его!»

У ворот замка она хотела проститься со своими спутниками, но Лотрек и Химена наотрез объявили ей, что не оставят ее и пробудут в замке более или менее продолжительное время, смотря по поведению графа. Она возражала против этого, хотя видно было по ее лицу, что она боится оставаться одна и готова с благодарностью принять их предложение.

– Здесь нет ни единой души, – сказал Лотрек.

– Вот Батист! – возразила графиня, указывая на слугу, который поспешно шел к ним из старого замка, но потом, взглянув украдкой на окно среднего этажа, умерил свои шаги и медленно подошел к каменному мосту, ведущему в башню, у которого стояли приезжие.

– Ты бросил меня, Батист! – сказала графиня, делая усилие, чтобы улыбнуться. – Вот я сама приехала навестить Констанцию! Здорова ли она?

– Да, только, ради Бога, не входите в замок! – ответил заикаясь Батист, вытирая слезы, выступившие на его глазах. – Графа нет дома. Замок пуст как церковь! Уезжайте скорее… или нет… Теперь самое удобное время! Захватите Констанцию… Мы вломимся в дверь; там никого нет, кроме старого Жилловера. Когда вернется граф, вы уже будете за несколько миль отсюда.

– Нет, не нужно!.. Прошло время, когда можно было это сделать. Но тогда ты изменил мне, Батист…

– Не обвиняйте меня! Это было единственное средство приобрести доверие графа! Я хотел бы еще раз услужить вам в моей жизни и сделаю все, что вы прикажете. Только не оставайтесь здесь; это было бы для меня величайшим мучением в мире.

– Я должна это сделать! Пойти и доложи о нашем приезде.

– Жилловер не отворит дверей, если увидит вас. Если бы вы знали, что это за человек!

Батист был прав. Жилловер не пустил графиню в башню и лишил ее возможности увидеть Констанцию, Таким образом, приезжим оставалось только ожидать возвращения графа, что могло быть не раньше вечера, и водвориться в новом замке, хотя они не были уверены, что вернувшийся хозяин позволит им остаться в нем. Из-за этой неопределенности они провели мучительный день, который показался им бесконечным.

Франциска удалилась в свою комнату. Она нашла ее в том виде, в каком оставила при своем отъезде в Блуа; платье, которое она сняла, одеваясь в дорогу, лежало на кресле; густой слой пыли покрывал все предметы, как будто ни одна человеческая нога не входила в эту комнату; птица в клетке, по-видимому, околела с голоду, она лежала, покрытая пылью, так что ее с трудом можно было разглядеть; тяжелый, удушливый запах наполнял комнату.

Франциска особенно мучилась при мысли, что ей пришлось опять вернуться в эту комнату, из которой ее выгонят через несколько часов и вероятно самым оскорбительным образом. Но Марго, по обыкновению, не задавалась никакими вопросами; она отворила окно, чтобы освежить воздух, и деятельно принялась стирать пыль и убирать комнату, так что посторонний зритель мог подумать, что дело идет только о наведении порядка после долгого отсутствия хозяйки дома.

В это время Химена и Лотрек ходили взад и вперед по красивой галерее нового замка, украшенной арками, которая считалась чудом архитектурного искусства в первобытной Бретони. Химена была в печальном настроении духа. Она все еще не могла прийти в себя от неприятного впечатления, произведенного на нее полным невниманием короля. Он даже не удостоил спросить о ней! Несмотря на всю свою преданность графине Шатобриан, она чувствовала себя глубоко оскорбленной той ролью, которая выпала ей на долю, и при своем мрачном взгляде на жизнь мысленно решила, что она должна навсегда отказаться от радостей любви. «Отец прав, – думала она. – Мне суждено быть вечной помехой для других. Я принесла одно горе Франциске, а для короля я была не более как игрушкой, представлявшей мимолетный интерес. Если бы я имела право признаться ему в любви, то быть может и на мою долю выпало бы несколько счастливых минут. Но чем бы ни кончилась моя безотрадная и никому не нужная жизнь, я не буду обманывать других кажущейся привязанностью в надежде найти в ней утешение».