Иларий, епископ Пуатье (поэтому именуемый Пиктавийским, умер в 368), западный Афанасий в арианских спорах, по свидетельству Иеронима[1256], является первым автором гимнов в Латинской церкви. Во время ссылки во Фригию и Константинополь он ознакомился с арианскими гимнами и после возвращения начал писать ортодоксальные гимны для использования в Западной церкви. Таким образом, он стал основателем латинской гимнологии. Он написал прекрасный утренний гимн, Lucis largitor splendide, гимн в честь Пятидесятницы, Beata nobis gaudia, и, возможно, латинский вариант знаменитого Gloria in Excelsis. Ему приписывается множество гимнов, но часто авторство вызывает сомнения, особенно в тех случаях, где уже присутствует регулярная рифма, как в гимне в честь Богоявления:

Мы приводим в пример первые три строфы его утреннего гимна, который часто переводился на немецкий и английский языки[1257]:

Lacis largitor splendide,	0 славный Отец света.
Cuius serene lumine	От Чьего сияния, спокойного и ясного,
Post lapsa noctis tempora	Когда убегают часы ночи,
Dies refusus panditur:	Разливается сверкающий рассвет.
Tu verus mundi Lucifer,	Ты воистину несешь свет миру, —
Non is, qui paivi sideris,	Не свет того малого древнего светила.
Venturae lucis nuntius	Которое возвещает в начале утра
Augusto fulget lumine:	Восшествие нашего более мрачного света,
Sed toto sole clarior,	Но того, которое ярче полуденного жара.
Lux ipse totus et dies,	Ты — самое полное сияние дня,
Interna nostri pectoris	И самые глубины нашего существа
Illuminans praecordia.	Ты освещаешь Своей благодатью.

Амвросий, знаменитый епископ Милана, живший несколько позже (ум. в 397), до сих пор считается родоначальником латинских церковных песен в силу количества и ценности созданных им гимнов. Он стал примером для подражания у своих последователей. Его слава как создателя гимнов была так велика, что слова Ambrosianus и hymnus некогда были почти синонимами. Его гимны отличаются силой веры, благородным достоинством, возвышенной, хотя и грубоватой простотой, проникновенностью, подлинным церковным и литургическим духом. Размер еще неровный, рифма появляется только в зачатке; в этом отношении, конечно, его гимны стоят гораздо ниже, чем более мягкие и богатые произведения Средних веков, более приятные для слуха и души. Это алтарь из неполированного, грубого камня. В них великие предметы веры представлены с кажущейся холодностью, им поклоняются издалека, но страсть в них есть, хотя и скрытая, и огонь сурового энтузиазма пылает, хотя и не на поверхности. Многие из них имеют не только поэтическую, но историческую и богословскую ценность, как свидетельства в пользу ортодоксии и против арианства[1258].

Из всех гимнов, которые приписывают Амвросию[1259] (от тридцати до сотни), только двенадцать, по мнению бенедиктинских издателей его трудов, действительно принадлежат ему, а остальные являются более или менее успешными подражаниями неизвестных авторов. Нил сокращает количество подлинно Амвросиевых гимнов до десяти, исключая оттуда все, где регулярно используется рифма, а также все, которые не являются метрическими. Среди подлинных — утренний гимн, Aeterne rerum conditor[1260] («Боже, Творец всего сущего от века»); вечерний гимн, Deus creator omnium[1261] («Боже, Творец всяческих…»); и гимн в честь Адвента, или Рождественский, Venu Redemptor gentium («Гряди, Искупитель народов»). Последний справедливо считается лучшим. Его часто переводят на современные языки[1262], и мы даем его в качестве примера:

Veni, Redemptor gentium.	Гряди, Искупитель народов,
Ostende partum Virginis;	Рожденный от Девы Пречистой;
Miretur omne saeculum:	Пусть мир изумится подлунный.
Talis partus decet Deum.	Узрев Твой Божественный образ.
Non ex virili semine,	Не мужеским плотским хотеньем.
Sed mystico spiramine,	Но веяньем Духа Святого
Verbum Dei factum est саго,	Соделалосъ Плотию Слово
Fructusque ventris floruit.	И плодом Девичьего чрева.
Aluus tumescit Virginis,	Се, чрево наполнилось Девы,
Claustrum pudoris permanet.	Но девства затворы не пали;
Vexilla virtutum micant,	Блистают знамена победно, —
Versatur in templo Deus.	В Ней Бог пребывает, как в храме!
Procedit e thalamo suo.	Покинув с великою славой
Pudoris aule regie,	Чертог целомудренной Девы, —
Geminae Gigas substantiae,	Пречистое лоно Девичье, —
Alacns ut currat uiam[1263].	Ты стал ради нас человеком.
Egressus ejus a Pâtre,	Христе, от Отца изошедший,
Regressus ejus ad Patrem,	К Нему возвратившийся в славе,
Excursus usque ad inferos	Нисшедший до самого ада,
Recursus ad sedem Dei.	Вое шедший к престолу Господню,
Aequalis aeterno Patri,	Соравный Отцу! Ты облекся
Carnis tropaeo[1264] cingere,	В трофей человеческой плоти
Infirma nostri corporis	И наши тела исцеляешь
Virtute firmans perpeti.	Великим победным деяньем.
Praesepe jam fulget tuum.	Се, ясли Твои воссияли,
Lumenque nox spirat novum,	И ночь новый свет озаряет:
Quod nulla nox interpolet,	Он верою полнит всю Церковь,
Fideque jugi luceat.	Тьма ада его не сокроет.

Самый знаменитый гимн, которого одного было бы достаточно, чтобы обессмертить имя миланского епископа, — это славословие Амвросия Те Deum laudamus. Он, вместе с Gloria in Excelsis, как мы уже отмечали, является наиболее ценным наследием древнекатолической церковной поэзии. Во всех частях христианского мира его будут читать и петь с верой до конца времен. Древнее предание гласит, что Амвросий сочинил его в честь крещения святого Августина, в соавторстве с ним; якобы они оба, без предварительной договоренности, по очереди пели его слова перед собранием, словно под действием Божьего вдохновения. Но биограф Амвросия Павлин ничего о подобном не сообщает, а более поздние исследования показывают, что этот возвышенный христианский псалом, как и Gloria in Excelsis, является свободным переложением и развитием более древнего греческого гимна в прозе, отдельные фрагменты которого присутствуют в Апостольских постановлениях и других местах[1265].