Цены на нефть, упавшие в середине 80-х, ввергли саудовскую экономику в бюджетный дефицит, но королевская семья продолжала брать огромные «ссуды» в банках страны — и возвращала их крайне редко. Каждый большой бизнес регулярно платил «комиссионные» королевской мафии, чтобы «подмазать» продолжение своей деятельности. Принцы самолично конфисковывали земли и превращали их в свои вотчины; и это в дополнение к гарантированному доходу, который получал каждый член королевского дома ежегодно. Фамилия аль-Сауд стала синонимом коррупции, мздоимства и расточительности.

Нападение на Большую мечеть десятью годами раньше показало, что страна стоит на пороге революции. Из этой кровавой драмы королевская семья извлекла урок — для того, чтобы защититься от религиозных экстремистов, нужно направить их буйную энергию в нужное русло. Поэтому фанатикам была открыта дорога в ряды мутавы — дружины ревнителей благочестия, которые при поддержке полиции патрулировали общественные места и делали замечания в случае несоблюдения норм исламской морали. Члены мутавы получали небольшое пособие и созывали жителей на ежедневные молитвы, следили, чтобы женщины были должным образом одеты даже на пляже. В случае нарушения религиозных норм члены мутавы могли принять решение публично наказать нарушителя палками. В поисках ереси они имели право вторгаться в частные жилища и рабочие помещения. Ревнители благочестия объявили войну спутниковым антеннам и, разъезжая по городу на казенных джипах «Шевроле Субурбан», расстреливали их из служебного оружия. Официально известная как «дружина уполномоченных Комитета по содействию добродетели и предотвращению порока», мутава стала моделью для афганского «Талибана».

Принц Турки являл собой резкий контраст с остальными членами королевского дома. Благородный, интеллигентный и вежливый, он был человеком, которого многие подданные королевства знали и любили. Он вел замкнутую жизнь, и мало кто мог оценить широту его души. Турки пользовался привилегией участвовать в правлении, но при этом вел себя очень сдержанно. Он занимал скромный одноэтажный дом в Эр-Рияде, где жил с женой принцессой Нуф и шестью детьми. На выходные принц ездил на ферму в пустыне, где разводил страусов. Он носил неизменную саудовскую национальную одежду: длинную тунику до пят, называемую «тоуб», и бедуинку в красную клетку. Фундаменталисты уважали его за отличное знание исламских обычаев. Одновременно он выступал в защиту прав женщин, что импонировало сторонникам прогресса. Турки занимался разведдеятельностью на Ближнем Востоке, где операции часто были связаны с пытками и покушениями. Но за ним закрепилась репутация человека с чистыми руками. Его отец был царственным мучеником, а его мать Эффат стала единственной женщиной в истории Саудовской Аравии, которую все называли королевой. Все это объясняло его раннюю и быструю карьеру. Кроме того, Турки был внуком короля Абдул-Азиза и имел право на престол.

За пределами королевства Турки вел совсем другую жизнь. У него был дом в Лондоне и рабочая квартира в Париже. Он ходил по Средиземному морю на собственной яхте «Белый рыцарь». В гостиных Лондона и Нью-Йорка он слыл любителем бананового дайкири, но никогда не играл в азартные игры и не напивался. Турки привычно чувствовал себя в разных частях света и обладал теми добродетелями, которые окружающие обычно ценят.

ЦРУ тесно сотрудничало с Турки и его спецслужбой на протяжении всей афганской войны. Принц хорошо представлял себе, как управление выглядит изнутри, и знал американскую манеру вести дела. Некоторые высокопоставленные сотрудники ЦРУ считали его «своим человеком в Эр-Рияде», хотя другие полагали, что он делится информацией с большой неохотой и способен ввести в заблуждение.

Однажды Турки посетил мечеть в Эр-Рияде, где имам читал проповедь, направленную против деятельности нескольких женских благотворительных организаций, в том числе против тех, где в попечительских советах состояли члены королевской семьи. Турки внимательно прослушал записанную на пленку проповедь, в которой имам назвал женщин, занимающихся благотворительностью, шлюхами. Это грозило разрывом старого союза между аль-Саудами и ваххабитским духовенством. На следующей неделе Турки снова отправился в мечеть и сел у входа, а когда имам начал проповедовать, Турки стал гневно с ним спорить: «Этот человек оскорбил мою семью! — крикнул Турки в микрофон. — Мои сестры! Мои снохи! Или он извинится, или я подаю на него в суд!» Свидетели этого события утверждают, что Турки даже обещал убить обидчика.

Наглая клевета и резкий ответ едва не ввергли страну в беспорядки. Губернатор столицы принц Салман угрожал отправить непоседливого имама под арест. Однако последний сразу же попросил извинения, и принц его простил. Турки понимал, что равновесие очень шатко. Многие члены его семьи боялись мутавы. Чрезмерное благочестие фанатиков обрушивалось и на безнравственное поведение некоторых членов королевской семьи. Наконец фундаменталисты напали на благотворительную деятельность популярной и незаурядной принцессы, которая защищала права женщин.

Конечно, королевская семья не ожидала такого удара, но впервые оскорбления высказывались публично перед лицом мутавы, члены которой были способны произвести революцию под носом у правящей династии.

Как и ЦРУ, спецслужба Турки не занималась оперативной работой внутри собственной страны, эго было делом принца Наифа, дяди Турки, очень грубого человека, руководившего Министерством внутренних дел и ревностно охранявшего свою вотчину.

Турки пришел к выводу, что ситуация внутри страны не менее опасна, чем вне ее. Нельзя игнорировать угрозу, даже если и придется вмешиваться в сферу интересов собственного дяди. Он установил негласный надзор за некоторыми активистами мутавы. Принц узнал, что многие из них бывшие заключенные, чье образование ограничивалось знанием наизусть нескольких отрывков из Корана. Но они были сильны и влиятельны, что представляло потенциальную опасность для правительства.

Жизнь в Саудовской Аравии всегда отличалась сдержанностью, смирением и религиозным рвением, но влияние мутавы таило в себе опасность нового всплеска фанатизма. Многие века в Мекке преподавались четыре главные школы исламского права: Харафи, Малики, Шафеи и Ханбали. Ваххабиты ставили себя над основными течениями, но практически основали свою собственную школу права. Правительство запретило шиитам строить мечети и создавать новые общины. Этого течения придерживались немногие жители Саудовской Аравии. Только ваххабиты могли свободно проповедовать и распространять свое учение.

Не пытаясь создать в стране условия для религиозной свободы, правительство Саудовской Аравии занялось своеобразной «евангелизацией» исламского мира. На миллионы риалов, вырученных благодаря религиозной подати — закату, — оно принялось возводить мечети и медресе[46] по всему миру, направляя туда подготовленные кадры ваххабитских проповедников. В результате Саудовская Аравия, население которой составляет всего 1 % от численности всех мусульман, выделяла 90 % всех субсидий на распространение ислама. Естественно, салафистского толка, игнорируя при этом другие мусульманские традиции.

В королевстве совершенно исчезла музыка. Вскоре после захвата Большой мечети в 1979 году, программы Умм Кальтум и Фейруз, самых известных певиц арабского мира, исчезли с телеэкранов. Эфир теперь заполняли бородатые мужчины, которые вели бесконечные беседы об основах ислама. Перед захватом мечети работало несколько кинотеатров, но и их вскоре закрыли. В огромном концертном зале, построенном в Эр-Рияде в 1989 году, так и не состоялось ни одного концерта. Религиозная цензура душила искусство, литературу и интеллектуальную жизнь, у которой не было шансов расцвести в этом молодом государстве. Паранойя и фанатизм господствовали в умах замкнутого и запуганного населения.

Молодежи рисовалось безрадостное будущее, мало отличающееся от настоящего. Всего несколько лет назад, благодаря безграничным запасам нефти, Саудовская Аравия стала одной из самых богатых стран с высоким уровнем ВВП на душу населения. Падение цен на топливо ухудшило общее положение. Правительство, доселе гарантировавшее работу всем специалистам с университетским дипломом, было вынуждено забрать свои обещания назад, и образованные саудиты столкнулись с ранее неизвестной им безработицей. Отчаяние и безнадежность — плохие спутники любой культуры. Поэтому молодые люди ждали своего героя, способного поднять решительный голос за перемены.