Снимал помещение и возглавлял оркестр Риген. Его высокая фигура во фраке с разученной непринужденностью изгибалась на краю маленькой эстрады в глубине зала. В руке он держал дирижерскую палочку. Перед каждым музыкантом стоял пюпитр, по всей длине которого переплетались инициалы «М. Р.». Когда они вошли, Риген небрежно кивнул им над головами танцующих, словно их появление само собой разумелось, а немного позже взял скрипку и, встав перед оркестром, начал играть прямо в микрофон.

Блетчли после некоторых колебаний университетской куртки решил не надевать и явился в костюме. Его красное лицо лоснилось улыбкой: он был заранее готов снисходительно или презрительно посмеиваться над тем, что они увидят внутри, однако у дверей остановился и вперил недоуменный, почти обиженный взгляд в худую элегантную фигуру своего друга в глубине зала.

Вдобавок ни одна из девушек вблизи от двери не соответствовала его вкусу, и Блетчли, засунув руки в карманы, некоторое время досадливо смотрел поверх покачивающихся в танце голов, а потом повернулся к Колину и сказал:

— Ну и публика! К нему же только такие и ходят, как мы могли бы сами догадаться, если бы взяли на себя труд подумать! — Капли пота уже выступили на его массивном лице и толстой красной шее, тяжелыми складками поднимающейся из воротничка. Он все-таки не удержался от соблазна и надел полосатый галстук с эмблемой своего университета. — По-моему, тут почти одни шахтеры. А девушек они привели фабричных, не иначе. Я тебе рассказывал про студенческие балы? Затягиваются иногда до часа ночи, а многие девушки и тогда не торопятся вернуться домой.

В перерыве между танцами Риген направился к ним, Его большая голова с длинными волосами, тщательно зачесанными назад и напомаженными, чтобы замаскировать выпуклость на затылке, покачивалась над головами остановившихся танцоров, легкая официальная улыбка освещала бледное лицо. Он слегка кивнул Блетчли и сказал:

— Очень мило, что ты пришел, Йен. Рад, что тебе удалось выбраться. — Он указал в глубину зала и добавил: — Пойдемте к буфету и выпьем.

— Только апельсиновый сок? — сказал Блетчли, идя за Ригеном и разглядывая бокалы в руках тех, кто возвращался от стола у противоположной стены.

— Мы еще не получили разрешения на продажу спиртных напитков, — сказал Риген. — Но вообще, по моему опыту, они плохо сочетаются с танцами. Если бы мы, например, стали торговать пивом, обязательно начались бы неприятности. — Через головы стоящих у стола он крикнул женщине в темном платье и белом переднике: — Три сока, Мэдж.

Колин узнал свою тетку, хотя она совсем поседела и очень растолстела с тех пор, как он в последний раз видел ее много лет назад в единственной комнате деда и бабки. Ему вдруг показалось, что она не хочет его узнавать: она дала ему бокал и сразу протянула второй Блетчли, говоря Ригену:

— Так сегодня без добавлений, Майкл?

— Привет, тетя, — сказал Колин.

— Тетя! Я вот покажу тебе тетю! — сказала она и засмеялась, по тут же изменилась в лице, подперла щеку ладонью и добавила: — Да никак это старший сынок нашей Элин? Ты, что ли, Колин, голубчик? — И опять засмеялась, когда он, раздвинув покупателей, перегнулся через стол, чтобы пожать ей руку. — Когда я его видела в последний раз, он же был вот такой, — сказала она Ригену, опустив руку до края стола. — И такой гордый, и так свою мамочку оберегал, что взрослому мужчине впору. Редж просто не поверит. Вот погоди, я Дэвиду расскажу! Да ты сам их увидишь. Они сюда иногда заглядывают. Попозже. Ну, когда выпьют кружку-другую пивка.

Наконец они отошли от стола, но тетка продолжала смотреть на него поверх голов. Она улыбалась, кивала, машинально раздавая бокалы с соком.

— Вы только подумайте, — услышал он ее голос. — Это же мой племянник! Сколько уж лет я его не видала. Вот бы Редж и Дэвид пришли, пока он тут.

— У вас очень жарко, Майкл, ты не находишь? — сказал Блетчли, проводя пальцем под воротничком.

— Окна держат закрытыми, пока не будут распроданы прохладительные напитки, — сказал Риген. — Но если хочешь, чтобы их открыли, Йен, только скажи.

— Нет-нет. Раз ты так ведешь свое дело, я не хочу быть помехой.

— Может быть, вы хотите потанцевать, — сказал Риген. — У нас есть дамы, которые приходят одни, — добавил он. — Могу вас им представить. Они обычно сидят у самой эстрады.

И той и другой было под тридцать, обе были в одинаковых расклешенных платьях, стянутых в талии, обе сильно накрашены. Одна носила очки, которые сняла, прежде чем пойти танцевать с Блетчли. Ее звали Джойс, а другую Марта. Они танцевали с профессиональной отчужденностью, явно смиряясь с неуклюжестью своих партнеров и в то же время злясь на нее. В ровном ритме они сделали круг по залу, вновь оказались под одобрительным взглядом Ригена и продолжали двигаться вместе со всей тяжеловесно топчущейся толпой.

Под потолком медленно вращались разноцветные лампы. Теперь в конце зала открыли окно, и в него вместе с уличным шумом субботнего вечера врывалась струя прохладного воздуха.

Блетчли откровенно не умел справляться со своими ногами. Время от времени он что-то говорил партнерше, и оба они смотрели вниз: она, близоруко щурясь, скорее всего, вовсе ничего не видя, а он — раздраженно, словно его ноги вытворяли что-то без его согласия. Бычья голова с лоснящимся массивным лбом и щеками наклонялась вниз рядом с нарумяненным и напудренным лицом, после чего, словно огромные ботинки получали невидимый толчок, пара вновь начинала неуверенно двигаться.

Риген объявил, что кавалеры меняют дам. Он отчеканивал слова в микрофон с такой тщательностью, точно каждое вкладывал туда пальцами. Блетчли подошел, слегка поклонился Марте, и она сразу взяла его руку так, словно ей было совершенно все равно, с кем танцевать, а Колин направился к близорукой Джойс, которая, обнаружив, что стоит одна, растерянно оглядывалась по сторонам.

— А, вот вы где, — сказала она. — А я уж подумала, что вы потерялись.

Они ушли через час. Уже совсем стемнело. Все окна зала были открыты. Когда они направились к двери, Риген, который играл на скрипке перед микрофоном, поглядел на них через головы танцующих вопросительно, почти жалобно и, не переставая играть, с улыбкой кивнул, когда Колин знаком показал, что они решили выйти на улицу.

У дверей его перехватила тетка.

— Ты что, уже уходишь? — сказала она. — А Реджа и Дэвида еще нет. Им очень жалко будет, что они тебя не застали.

— Мы, наверное, в следующую субботу опять придем, — сказал он. — Тогда и повидаемся.

— Ну, смотри, ты обещал! — сказала она, засмеявшись, потом ухватила его за руку. — А как твоя мама? Я слышала, у нее года два назад была операция.

— Да нет, это уже давно было, — сказал он. — Сейчас она себя хорошо чувствует.

— Ну, с таким сыном оно и неудивительно. Не то что Редж и Дэвид — они и читать-то толком не научились.

— Возможно, в этом есть свой смысл, — сказал он.

— Что же, зарабатывают они побольше своего отца, — сказала она. — Да не в том, по-моему, дело. От денег счастливее не станешь. Потому я сюда и прихожу, чтобы на людях побыть, где весело.

По лестнице навстречу им поднималась компания парней. Возможно, среди них были и его двоюродные братья. Следом за мокрым от пота Блетчли он вышел на улицу. Из зала донеслись приветственные крики и взрывы смеха.

За открытыми окнами у них над головой гремела музыка.

— Как Риген потом добирается до дому? — спросил Блетчли, вытирая лицо.

— Наверное, на поезде. С двенадцатичасовым, — сказал он.

— Ты что, будешь его ждать? — сказал Блетчли. — А я, пожалуй, пойду на автобус.

— Я тоже, — сказал он.

— Если хочешь знать, — сказал Блетчли, когда они шли к остановке, — так, по-моему, Майкл долго не продержится.

— Он, кажется, доволен тем, как у него идут дела.

— Я кое-что узнал от девицы, с которой мы танцевали. — Блетчли провел носовым платком по шее. — Ему, по-видимому, из выручки почти ничего не остается.