По линии своего деда Екатерина Медичи предъявляла права на Португалию и попыталась поэтому устроить торг. Об этом она написала в Лиссабон отцу Франциску: она согласилась бы на короля Себастьяна в качестве претендента на руку своей дочери, если бы испанскую инфанту выдали замуж за ее сына герцога Анжуйского, будущего Генриха III. Но так как подобного предложения никто ей не сделал, она оставила в Блуа кардинала-легата и генерала иезуитов и отправилась в Шенонсо, куда только что прибыла королева Наваррская. 14 февраля обе королевы начали последнюю стадию переговоров о браке своих детей. Через десять дней не оставалось никаких сомнений — в Блуа пришло известие, что, несмотря на суровые требования Жанны д’Альбре, приводивший в ужас Римский двор, брак между юным еретиком и принцессой был практически решен.

24 февраля посольство Святого престола покинуло королевский двор. Кардинал Александрийский удалился с большим достоинством, его сопровождал епископ Антонио Мария Савелли, папский нунций. Кардинал отказался принять королевские подарки — серебряные и золотые вазы. Но когда он уже уходил, Екатерина задержала отца Франциска и как о милости попросила оставить ей скромные четки, висевшие у него на поясе. Папские представители уезжали в большом смущении. Несмотря на то, что им дали вежливый отказ, от них не скрыли, насколько недоверчиво королева-мать и некоторые ее советники относились к протестантам: вполне возможно, во Франции грядут перемены…

В Лионе кардинал-легат и генерал иезуитов расстались. Кардинала Александрийского срочно вызвали в Ватикан, где его дядя папа Пий V был при смерти. Отец Франциск был не в состоянии так торопиться. По дороге в Блуа он остановился в оскверненной церкви, открытой всем ветрам, и там отслужил мессу в честь Девы в день праздника Сретения Господня. Было очень холодно, и у него начался плеврит. Он не лечился как следует, и болезнь обострилась. Франциску шел шестьдесят первый год, его организм был ослаблен усталостью и умерщвлением плоти. В Сен-Жан-де-Морьен ему пришлось лечь в постель. Об этом сообщили герцогу Савойскому и тот прислал своих людей, чтобы на носилках перенести отца в Турин. Герцог приготовил почетную встречу своему гостю, но у Франциска не было сил на ней присутствовать. Он приказал перенести себя в лодку, стоявшую у берега По. Он провел Страстную неделю и пасхальные праздники в двух лье от столицы Пьемонта. Затем он спустился вниз по течению реки. Повторив путь, который когда-то совершила Лукреция, он добрался до Феррары за четыре дня.

Великолепная бригантина, посланная навстречу его родственником герцогом Альфонсом II д’Эсте, ждала его у границ герцогства. Отец Франциск приказал отвезти себя в коллегию иезуитов в Ферраре. Но он был слишком болен, и ему было недостаточно ухода врачей коллегии. Альфонс поместил его в один из своих загородных домов, куда направил самых сведущих врачей, и приказал молиться за выздоровление больного перед Святым Причастием во всех церквах города.

В начале лета состояние больного не улучшилось. Он узнал, что во Франции произошло столкновение католиков и протестантов, явно не без помощи Екатерины Медичи и с молчаливого согласия короля. Протестантов обвиняли в том, что они хотели захватить власть в связи с браком Генриха Наваррского и Маргариты. Этой жестокой резни в праздник Святого Варфоломея 24 августа 1572 года можно было бы избежать, если бы Франциск смог женить короля Себастьяна — воспитанника иезуитов — на французской принцессе. Но хитрости земной политики теперь уже не волновали больного…

Он сознавал, что скоро умрет, и думал только о вступлении в загробную жизнь. На носилках его отнесли в Лорето, к дому Девы, которую, согласно поверьям, туда перенесли ангелы. Затем он возвратился в Рим, где на трон Святого Петра взошел новый папа — Григорий XIII. Умирающего поместили в монашеском доме. Ему оставалось жить еще два дня. Он угас 30 сентября 1572 года в полночь, утешенный своими соратниками и братом Фомой, будущим архиепископом Сарагосским. Его смирение и уничижение дали ему такую власть над людьми, какой не было ни у одного из его предков Борджиа и которая обеспечила ему превосходство над величайшими земными владыками. Он умирал, но Вечность уже приняла его как духовного повелителя.

Это было только начало жизни будущего святого. Его хоронили 1 октября, и весь Рим пришел в монашеский дом — кардиналы, прелаты, сановники, люди из народа. В 1617 году его тело перенесли в церковь Иисуса, но долго оно там не оставалось. По настоянию кардинала-герцога Лермы, первого министра короля Филиппа III Испанского и внука отца Франциска, и по просьбе кардинала Гаспара Борджиа, посла Испании, его прах, за исключением одной руки, оставшейся в церкви Иисуса, был перевезен в Мадрид.

Причисленный к лику блаженных Урбаном VIII 21 ноября 1624 года, новый блаженный был выставлен в великолепной мадридской церкви, построенной его внуком, кардиналом-герцогом. В течение недели его останки, сопровождаемые ликующими процессиями, переносили из одной мадридской церкви в другую. Драгоценную раку с его телом несли четырнадцать испанских грандов, среди них были герцоги Осуны, Сессы, Пенаранды, Вилла-Эрмозы, Лермы и Гихара, князь Сквиллаче и маркиз Кастель Родриго. Другие аристократы поддерживали золотой балдахин, третьи — ленты раки. Все они были его потомками. Всего насчитали восемьдесят шесть дворян, из самой родовитой испанской знати — он был их дедом, прадедом, прапрадедом. Рыцари ордена Сантьяго, Совет тринадцати командоров, все королевские советники, члены магистратуры и народ шли за кортежем. Это был настоящий триумф на небесах, но еще и торжество целой расы, в которой воплотилась очень гордая, очень подозрительная и очень католическая Испания.

Но пока Франциск еще не достиг вершин небесных почестей. Через сорок семь лет, получив огромное количество свидетельств о чудесных деяниях блаженного, правивший в то время понтифик Климент X канонизировал его 11 апреля 1671 года. В соответствии с Римским мартирологом его праздник установлен 3 октября: «Святой Франциск Борджиа, генерал Общества Иисуса, прославился строгостью своей жизни, даром проповедника, отрекся от светских титулов и отказался от званий, даваемых ему церковью».

Вся жизнь нового святого была полной противоположностью жизни его деда Александра VI. Но и лицевая и изнаночная стороны гобелена судьбы одинаково блестящи. Они сотканы из одних и тех же клубков. В них переплелись разноцветные нити одинаковых страстей. Действовать в настоящем, давать волю своим страстям и своим желаниям, переступить через все ради идеала — все Борджиа вели себя именно так. Менялась только их цель: Бог или Человек, но всегда властный и деспотичный внутренний голос побуждал их выйти за рамки посредственности. Все они с одинаковым упрямством шли своим путем, раздирая плоть об иглы удовольствий или умерщвляя ее. Они были исследователями неизвестности — для Франциска это была вселенная милосердия, а для Чезаре — итальянское королевство…

Ставшие образцом для подражания или непризнанные современниками, они имели привилегию показать им, каким путем следует идти, а каких камней преткновения следует избегать. Они были квинтэссенцией общества, его элементом, в котором воплотилось главное. В них отразились все пороки и добродетели времени, в их чертах проявилось то, что в других оказалось лицемерно скрыто из-за стыда перед людьми. Они проявили себя как представители освобожденного человечества.

Такой успех оказался не под силу обычным смертным. Небесный апофеоз сменился падением или скорее пышным угасанием отблесков заката. Потомки убитого герцога Гандийского блистали еще некоторое время, занимая высокое положение в миру и Церкви. Последним в длинной процессии испанских грандов, где были вице-короли, кардиналы, стал не оставивший потомства дон Мариано Теллес-Гирон, умерший 2 июня 1882 года. Этот очень достойный и благородный потомок Борджиа владел тремя княжествами, восемью герцогствами, десятью маркграфствами, шестнадцатью графствами, шестнадцатью виконтствами и многочисленными рыцарскими титулами. Сам по себе он был десятикратным грандом Испании первого класса.