— Было бы чему удивляться, — пожал плечами Рогозин. — Я не сомневаюсь, что ее и местная служба безопасности фильтрует, вы же все-таки не на фабрике мягких игрушек работаете… Но в данном случае, мы изучали не вашу переписку, а профессора. Вы ведь знаете, что с ним случилось?

— Не знаю, — Ларионов помрачнел, опустил взгляд, сделал несколько шагов по комнате, обернулся несколько нервно. — Там история непростая, верно? Его убили?

— Его убили из-за информации, которую он получил от вас, — жестко произнес майор, и физик, наконец, заткнулся, замерев на месте.

— Незначительные отклонения в данных, — продолжил Рогозин. — Ничем не объяснимые статистические погрешности. Вы писали об этом.

— Н-но я же не у-упоминал, какие данные! — от волнения мужчина начал слегка заикаться. — Я… без конкретики, просто… не называл ни приборов, ни параметров…

— Это и неважно. Профессор ваш был склонен к мечтательности и фантазированию. Может, это и хорошо для ученого — умение делать далеко идущие выводы, предсказывать отдаленные последствия открытий. Только вот иногда эти последствия не столь радужны, как хотелось бы… Вы в курсе, что он любил рассказывать студентам о своей теории параллельных миров?

— Ну, это не совсем верный термин… — рассуждая на хорошо знакомую тему, физик явно почувствовал себя спокойнее. — Зарубежные коллеги предложили такой термин — браны, от слова мембраны, по аналогии со струнами… Вы знаете, я всегда больше интересовался более приземленными вещами, теория бран и теория суперструн это такие, честно говоря, всего лишь красивые математические абстракции…

— Тем не менее, о них упоминается даже в школьных учебниках, — веско сказал майор. — Мне все равно, какими теориями описывать происходящее. Я — практик, причем в той области, в существование которой вы даже не поверите… Но, как практик практику, могу сказать — отклонения от расчетных параметров наблюдаются не только у вас. Постоянные мелкие колебания значений, которые не объяснить ни статистикой, ни ошибками приборов — так вы сформулировали в своем письме, кажется?

— Примерно, — кивнул Ларионов. — Но я по-прежнему не понимаю, что опасного в этой информации…

— Информация… ключевое слово — информация, — кивнул Рогозин. — Материя, энергия и информация — то, из чего состоит мир. Хотя, насчет материи кое-кто сомневается… Профессор сделал вывод о том, что в наш мир может проникать информация из некоего параллельного, так? Энергия и материя не проникают, наша Вселенная — термодинамически закрытая система, но информация! Она не имеет плоти и массы покоя, так он выразился, верно? Вы не представляете, насколько эта мысль меня поразила, потому что я пришел к тому же выводу…

— Это… как вы верно подметили, склонность к далеко идущим выводам, было у него такое… — проворчал физик. — Я думаю, если б подобное наблюдалось, это выражалось бы в более заметных эффектах, чем мелкие погрешности в наших экспериментах.

— Вы, конечно, не верите в магию? — спросил Рогозин, слегка улыбнувшись. Физиономия его собеседника мгновенно продемонстрировала, что тот думает об умственных способностях своих сегодняшних посетителей.

— Но если бы магия существовала, — продолжил майор, нисколько не смутившись, — то областью применения ее была бы работа с вероятностью событий. Как говорили ваши предшественники из французской, кажется, академии наук, камни не падают с неба, потому что их там нет. Никто не в силах материализовать камень из пустоты, это противоречит законам термодинамики. Но если существует вероятность, что кто-то бросит камень в вашу голову, магу остается только увеличить эту вероятность до статистически значимой, понимаете, о чем я? Это перераспределение энергии путем работы с информацией.

— Это еще более бредовая абстракция… — покачал головой физик, но во взгляде его появилась задумчивость, выдающая напряженную работу мысли.

— Все в том же школьном учебнике физики написано, что статистически возможно закипание чайника на выключенной плите, потому что векторы движения молекул воды в нем случайно совпадут! Просто случится это, наверное, один раз за все время существования Вселенной.

— Примерно так, да, — усмехнулся Ларионов. Игорь во время разговора постепенно подбирался к нему, и теперь стоял достаточно близко, чтобы посмотреть ему в глаза своим фирменным гипнотическим взглядом. Физик, конечно, замер, как кролик перед удавом.

— А что, если мы живем в том самом чайнике, и в то самое время? Если этот момент — сейчас?

— Почему? — потрясенно выдохнул его собеседник.

— Направление вектора движения молекулы — это информация. Добавляем эту информацию — и вероятность того, что называется «чудом» как в обыденной жизни, так и в физике, становится все выше! Если в наш мир проникает информация извне… Каждый раз, когда мы подбрасываем монету, вероятность выпадения решки — пятьдесят процентов. Но теперь эта вероятность — пятьдесят процентов плюс икс. Неизвестное число. Понимаете?

— И что теперь? — слабо улыбнулся ошарашенный физик. — Казино разорятся?

Игорь раздраженно стукнул ребром ладони по столу, словно возмущаясь тупости собеседника.

— Какова вероятность взрыва вашего экспериментального реактора? — вкрадчиво спросил он, и только тогда Ларионова наконец «проняло». С глазами, полными ужаса, он чуть было не кинулся к выходу, но Рогозин остановил его и тот, опомнившись, привалился спиной к стене.

— Какой бы она ни была, добавьте к этому «икс», — со вздохом резюмировал майор. — Теперь понимаете? В нашем мире творятся чудеса. И это, на мой взгляд, крайне хреново.

— Бред, — физик потряс головой, точно пытаясь освободиться от навязчивых мыслей. — Ну бред же! Какие у вас доказательства?

— Только ваши данные, — невозмутимо сообщил Игорь. — Потому что мы результаты своих… экспериментов статистически не фиксируем. Получилось нечто маловероятное — молодцы, так и надо работать, продолжаем в том же духе. Не получилось — спишем на усталость и истощение ресурсов, при нашем графике это неудивительно. Поэтому мне нужно объективное мнение эксперта со стороны. Я собираюсь подать доклад… отправить его напрямую всем заинтересованным лицам в генштабе и правительстве, наплевав на иерархию, на конкуренцию ведомств и прочее… И хотел бы сослаться на ваши данные. От вас сейчас ничего не нужно, просто подтвердите свои слова по поводу статистических отклонений, когда придет время. И постарайтесь дожить до этого времени.

— Вы думаете, что…

— Что за вами рано или поздно придут, как пришли за профессором, — подтвердил его догадку Рогозин. — Но я могу предложить вам защиту. Если согласны — уже через час за вами заедет наш человек. Так что?

Можно было и не спрашивать — физик был согласен. Уж что майор умел, так это запугивать людей. Оказавшись наконец за ограждением, Саша наконец задал давно мучивший его вопрос:

— Значит, то, что у нас в последнее время получаются всякие… вещи, это результат вторжения?

— Нарушения баланса, я думаю, — кивнул Рогозин. — Вот бы проверить в других институтах, на всяких там детекторах частиц и прочих синхрофазотронах… есть у них такие отклонения или нет? Небось все молчат, списывая на ошибки лаборантов и опасаясь потерять финансирование, приукрашивают данные…

— Этот… доклад, к чему он приведет? Думаете, они поверят?

— По крайней мере, зашевелятся. Очень удачно нам попался этот Ларионов со своими данными… иначе все это выглядело бы как мой личный параноидальный бред.

— У вас не будет проблем? — осторожно уточнил Саша.

— Наверняка будут, — вздохнул Игорь и вдруг коснулся его руки, чуть сжал ладонь. — Либо у меня, либо у всего человечества, невеселая альтернатива! Саша, я хочу тебя попросить… если что-то случится, например, меня внезапно арестуют по какому-нибудь нелепому обвинению… не дергайся и не геройствуй, сотрудничай с ними, рассказывай всю правду, все, как было, и про этот разговор тоже, ты меня понял? Считай, это приказ. Правда — наше оружие, мне нечего скрывать.