Но один вид современного и достаточно мощно вооруженного корабля, теоретически способного разнести все ВМС прибрежных стран, заставлял и тех, и других держаться на почтительном удалении от советских рыбаков. Силу тут всегда уважали!
Егоркин рассказал притихшей компании вот что:
Было жарко, вот к этому привыкнуть северянам было трудно. Где-то там, на востоке лежали знаменитые пустыни, а иногда даже моряки могли наблюдать вдалеке возникающие в прокаленном небе сказочные миражи. Сам видел, ей-Богу, когда высоко в небе, как из “Тысячи и одной ночи”, появлялись города и замки. Даже волны здесь были какие-то сонные, еле-еле перетекающие, как масло в бочке. Они равномерно болтали корабль целыми днями, что не улучшало состояния и настроения.
В машинных отделениях полураздетые турбинисты из-за высокой температуры несли сокращенную вахту, выскакивая под тент на торпедной площадке дух перевести. Вот так и шло время – от вахты к вахте, а до конца похода было как до Ташкента пёхом, как говорили моряки.
Но, наконец, завершив очередное патрулирование, сторожевик двинулся к точке якорной стоянки дать отдых экипажу, да и сделать небольшую профилактику усталой технике. Корабль ловко встал на якорь, “как учили”. Точку можно было найти и без особых расчетов штурмана – в этой самой “точке” уже собралось с десяток рыболовецких судов из разных траловых флотов. Выделяясь среди них, как “дальнобойный” грузовик среди юрких “легковушек”, величественно и лениво покачивался слегка на зыбкой волне огромный плавучий завод по переработке рыбы. Капитаны судов были довольны таким соседством – гарантия, что никто из местных авантюристов не будет проверять “на вшивость” рыбаков, охраняемых боевым кораблем.
Запросив “добро”, механик тут же начал свои давно запланированные работы. Кто-кто, а он-то знал, что в любой момент могут дать команду “сворачиваться” и времени на раскачку не терял. Вся его чумазая орда напала на технику с ключами и отвертками, ветошью и смазкой.
Верхним командам работа тоже находилась. Беспокойный старпом капитан 3 ранга Борис Александрович Тетушкин носился по кораблю, тормоша команду и выискивая замечания по состоянию морской культуры. Он тут же мобилизовал народ на устранение всякого нарушения и безобразия. Он перегнулся через леер и посмотрел на борт и присвистнул от удивления. А вот это безобразие было похуже! Последний шторм шершавым языком тяжелых волн слизал приличный кусок краски с левого борта, оставив проплешины облупившейся шаровой краски. А кое-где волны даже свернули ее верхний слой “трубочкой”. Сказалась спешка при подготовке к выходу в море. “Эх, краску завезли поздно, да тут еще дожди, как следует не загрунтовали борта, не просушили, технологию нарушили и вот – получите ваши шпроты!” – удрученно размышлял Тетушкин, прикидывая расход краски и оценивая ее запасы в форпике: “и, теперь, выглядим, как старая грузовая лайба с полупьяным экипажем! Хоть Военно-Морской флаг от стыда прячь! Хорошо хоть тут нет ни “супостата”, ни начальства, так что выпендриваться не перед кем”.
Главный боцман старший мичман Васильков на куске фанеры уже подбирал “колер”, поочередно смешивая краски в консервных банках. Как видно, найти нужную рецептуру не удавалось, и мичман вполголоса изобретательно ругался матом себе под нос. Наконец, как видно, добившись приемлемого результата, Васильков вызвал четырех дюжих “орлов”, в миру – минеров и бойцов служб и команд, доверив им опустить себя за борт на беседке. Как всегда, на авральные работы назначили самых молодых матросов, но обычно главный боцман это легко и сурово пресекал, а тут заленился – из-за жары, видно. Да на свою голову!
Он решил лично проверить, как новая краска будет выглядеть на фоне старой. “Чтобы не выглядел наш “Летучий” как бабкино лоскутное одеяло!”. – пояснил он.
После этих слов мичман стащил с себя куртку – “тропичку”, снял щегольские солнцезащитные очки с итальянским флажком, и, щурясь под ярким солнцем, спустился за борт. “Орлы”, перепустив концы через кнехты и фальшборт, осторожно потравливали его на нужный уровень. Боцман был чувствительно тяжеловат, и матросы с усилием удерживали его, ожидая команды, чтобы надежно закрепить концы. Боцман довольно насвистывал мотив популярной песенки и осматривал борт, прикидывая объем работы. А в этот самый момент из-за надстройки быстрым шагом вышел сосредоточенный и суровый Тетушкин. Заметив старпома, молодой матрос заорал, как укушенный в … : “Смирн-а-а-а!”. От неожиданности остальные матросы бросили концы и встали, как вкопанные, обернувшись навстречу офицеру, проявив полученную в “учебке” строевую выучку.
Тетушкин уже было открыл рот, предостерегая, но – поздно! Он только и сказал: – Мать … Освободившиеся концы быстро-быстро заструились по фальшборту, кнехтам и … Из-за борта раздался вскрик, потом – грохот, матерные восклицания – и, наконец – шумный и затяжной всплеск! Пл-ю-ю-ххх! Брызги взлетели выше борта! “Акула!” – испуганно прошептал один из бойцов.
– Хуже! – крикнул старпом, – это – боцман! Тащите быстро спасательный круг с бросательным концом! Сигнальщик! – заорал офицер басом: – человек за бортом! Эх, моряки хреновы, тудыт-растудыт весь ваш семейный альбом в кисельные берега при люминесцентном освещении! – длинно выругался Тетушкин и выглянул за борт. Но там уже было все в порядке – Васильков вынырнул, шумно отплевался, грозно проревел: “Ну все, сейчас всех поубиваю!”, на ходу ловко увернулся от слива из шпигата гальюна и уверенно погреб к штормтрапу, спущенному с юта. Еще через полминуты боцман уже подтягивался на нем, выбираясь из воды.
Успокоившись, что все обошлось простым конфузом, Борис Александрович сказал бойцам: “Так, значит, вам сейчас – амбец, а я – пошел! Сейчас тут будет такое, чему я не буду свидетелем! Выбирайте на борт вашу утопительную беседку, нечего ей там плавать. Ждите боцмана! Он сейчас сюда быстро-быстро придет, не волнуйтесь! Передайте Василькову мой привет!”. Бойцы озадаченно спросили:
– Товарищ капитан 3 ранга! Может, мы тоже … того, пока его нет?
– Не советую, братцы, вам еще хуже будет! Я-то нашего боцмана со своего лейтенантства знаю! Найдет вас, как Тузик колбасу, а вот тогда… – ответил Тетушкин и резво скрылся за носовой надстройкой, – …будет еще хуже! – донеслось оттуда
В это самое время командир в салоне своей каюты инструктировал мичманов Петрюка и Егоркина:
– Мужики, я сейчас приглашу на борт капитанов с “рыбаков”, а вы, тем временем прокатитесь на барказе по траулерам, попробуйте у них выклянчить что-нибудь из продовольствия. Благодаря решительным действиям полоумных трюмных, которые после долгих стараний все же умудрились подтопить провизионки у нас здорово подпорчены продукты. Ну почему их всех еще в яслях пьяные няньки не перекалечили! – сценическим тоном воскликнул командир. – Тогда бы их на флот бы не взяли. И я бы с ними не знакомился! Нам до очередного танкера не дотянуть, тем более. что эта самая калоша припухает где-то на Канарах, якобы на срочном ремонте, если по радиограмме… Только уже сверх срока, и когда выйдет – одному только местному богу и известно! Поэтому, берите “шило” и вперед! И да благословит вас старпом, дети мои!”.
Тут прозвенели сигнальные звонки и по трансляции раздался звонкий голос вахтенного офицера: “Дежурному по камбузу прибыть в хлеборезку! Команде катера – в катер! Хлеборезку – к спуску!”.
Командир проворчал:
– Ну вот, у вахтенного офицера началось предобеденное голодное урчание! Прямо, оговорки по Фрейду! – и щелкнув тумблером внутренней связи, вызвал:
– Вахтенный офицер!
– Есть! – ответил динамик его голосом. По тону чувствовалось, что тот уже готов к очередной “выволочке”! Конечно, так оно и вышло:
– Ну и в какое такое плавание вы собрались отправить эту бедную хлеборезку? Ну сколько раз я и старпом будем отбирать у вас вашу “како” за ваши выходки? – ехидно поинтересовался Ящин.
В ответ раздались какие-то невнятные хрюкающие звуки на фоне подавляемых смешков. А тут сигнальщики доложили командиру, что от рыбаков в сторону корабля движется “мыльница” – большой спасательный катер из стеклопластика.