– ???

– Литр – лаконично вымолвил гость. – Кстати, коньяк не очень плохой! – ответил на немой вопрос Первухин и продолжил: – А я почему-то был уверен в Егоркине, и “конину” эту купил еще вчера. Подсылай своего ПКСа к моей Елене в четверг – будет тебе посуда. А теперь скажи мне, откуда ты знал про этот заброшенный склад, и про двигатель этот в его закромах?

Тут Тетушкин молча открыл свой заветный сейф, и показал... две бутылки коньяка. А потом открыл шкаф, где в нижнем отсеке которого лежал тот самый заветный пневмодомкрат.

– Ничего я не знал! И про первое апреля забыл, с этой службой, зря Сан Палыч на меня дуется! Но я просто был уверен, что Егоркин достанет снабженцев так, что они ему что-то дадут! Ты видел, сколько он еще дефицитов привез? И у меня был прямо-таки академический интерес – что именно ему дадут по заявке на вечный двигатель?! Так что, я готов был с тобой расплатиться… А тут… И в самом деле, чего только нет на этих складах, прямо как в пещере Али-Бабы! Но наша сила и запас прочности – в нас самих! Это же надо – выполнить невыполнимое приказание! Вот, Женя тебе и подтверждение – пестуй и береги свои кадры! Истинный вечный двигатель на флоте – это вот такие Егоркины – и среди мичманов, и среди офицеров, и даже среди адмиралов. У них нет только одного – слова нет, оправдывающего свое собственное спокойное сидение на ровной пятой точке. А железяк всяких понаделают и без нас! Да таких, что и в голову не придет! Надо же – вечный двигатель… ! Ух ты!

Ужасотерапия. Некоторые приемы военно-морской педагогики.

Когда разговор в теплой компании зашел о разных педагогических приемах в общении с подчиненными и о том, что из этого выходило, один здоровенный мужчина, командир крупной береговой части, по фамилии Быкошеев, рассказывал, сокрушенно покачивая головой:

– Возвращаюсь я как-то со службы поздно вечером. Устал, как собака, уже мечтаю на ходу, как сброшу шинель и обувь и сяду за стол вместе с семьей. Открываю я дверь, а навстречу мне сынуля, балбес-десятиклассник, ведро мусорное протягивает: “Не снимай шинель, папа, твоя очередь мусор выносить!”

– А ты что?

– Что – что? Тогда я, как истинный дипломированный педагог, не чуждый, между прочим, и достижениям науки в подростковой психологии, ка-а-к врезал ему промеж глаз! Да так, что он ушел в угол вместе с вешалкой! На шум вылетела жена, сторонник мягкого воспитания, Локко, блин, вместе с Песталоцци, но, узнав, в чем дело, молча одобрила мою методу.

– Ага, она посмотрела, видно, на твой ласковый взгляд, на твои совковые лопаты, грозно свернутые в кулаки, и сразу поняла, что, если откроет на тебя свой ротик, то будет вполне подходить на роль следующей кегли! – ввернул Рюмин. Все засмеялись – вполне похоже!

– Ну и как, помогло? – заинтересованно спросил Куропаткин

– Больше вынести мусор он мне не прелагает! А вообще… это, наверное, не метод! Обидно стало, что словами, понимаешь, не смог…

Егоркин встрял в разговор, заглушив остальных оппонентов своим басом:

– Да, педагогика – это дело такое, братцы, сугубо индивидуальное – авторитетно изрек Александр Павлович, привлекая внимание честной компании, – к каждому подходец нужен – кому ключик, к кому – отмычка, а кому и разводной ключ – поздоровее! Вот к примеру, ведь что сделал наш старпом Тетушкин? Он создал и применил на практике прием, под названием: “Ужасотерапия”. Ну, да, вон Гайдар Тимурыч грохнул нас всех шоковой терапией – до сих пор пенсионеры в шоке – а эта метода – “ужасотерапия”. Потому, что ее объект, да и кое-кого в округе охватил фактический ужас. Это было куда как эффективнее педагогического приема типа вашего – “хук правой в голову”. Наверное, так его и называют педагоги, и на новый он никак не тянет!

– Так вот – слушайте! Возвращаемся мы из странствий дальних, короче, с боевой службы, ну может быть, неделя остается до возвращения в родную базу. Все уже веселые ходят, встречу с семьями предвкушают, об отпуске мечтают. Только командир накручивает хвосты вахтенным офицерам, механикам, старпома дергает за болезные места и вдохновляет на ратные подвиги – опыт не купишь и не пропьешь, он – то знает, что все гадости случаются чаще всего на последнем этапе, когда о доме думают куда больше, чем о стихии за тонкими бортами кораблей. А железо – оно тоже устает!

Значит, иду я как-то себе на развод, на вахту заступаю, а тут слышу, командир сверху кричит: “Стой, куда, вернись, ты же офицер! Де-ж-ж-журный! А ну, найти мне Парилкина! Опять, подлец, исчез у меня из-под носа!”.

А Парилкин – это был наш помощник по снабжению – очень талантливый и последовательный лентяй и бездельник. Отчет по продовольствию – это важный завершающий аккорд в симфонии возвращения, и, пока этот самый отчет не представят и его не одобрят в соответствующих органах – командира в отпуск могут и не пустить – подвиги-подвигами, но материальная ответственность….

Так вот, этого самого отчета пока в природе не было. Как говаривал один из моих любимых командиров, в этом отчете еще “даже конь не расцветал”. Вот наш командир и решил посадить помощника под свой неусыпный контроль в свой собственный салон – чтобы он хоть так занимался своей работой и избежал неприятных сюрпризов. Только тщетно – помощник каждый раз исчезал, прямо из под носа, как дым в открытой форточке, лишь только командир, случалось, отворачивался. Этот самый Парилкин уже был давным – давно лишен приказами разных начальников всех мыслимых выплат и вознаграждений, и, поэтому, уже ничего не боялся! Командир уже не раз вслух жалел, что он не капитан пиратского корабля, тогда бы он бы давным-давно отправил Парилкина за борт по доске – да еще раза три, исключительно для садистского удовольствия – и своего, и старпома.

Но лентяя этими мечтами не проймешь! Однако, делать с ним что-то надо было!

И вот Тетушкин решил помочь командиру. Он привлек к этому делу меня, еще кое-кого. Мы собрались и заговорщицки обсудили коварный план нашего старпома, капитана 3 ранга Бориса Александровича Тетушкина, доработали детали и …. Для натуральности и чистоты эксперимента круг посвященных был ограничен, а роли были четко расписаны. Даже очень, потому, что каждый знал только свой кусочек сценария!

А тут вдруг приходит шифртелеграмма командиру. И в ней от командира базы в Арнобии – большой привет! Оказывается, после нашего ухода выяснилось, что кто-то продал местным спекулянтам большую партию советской говяжьей тушенки. Да еще в то же самое время среди местного населения прокатилась волна тяжелых отравлений, которые полиция связала с этой самой тушенкой. Назревал скандал на уровне посольства, местные власти требовали тщательного расследования и уголовного наказания виновных в смерти своих сограждан. Между прочим, в той же телеграмме говорилось, что судить виновного предлагалось их судом на их территории, а за такие штучки по военному времени у них приговаривали к смертной казни путем посадки на большой и толстый кол, обмазанный старым солидолом. Короче, все выглядело примерно так!

После прочтения и ознакомления командира с текстом телеграммы, последовало ее бурное обсуждение нашей “большой тройкой” – командиром, замом по политической части и старпомом. Командир делал “вливание” старпому, не стесняясь ни в тоне, ни в выражениях – да так что закрытая дверь его каюты не спасала от разглашения этой информации! Поэтому, об этой телеграмме услышали сразу несколько человек.

– Доигрались вы, уважаемый Борис Александрович, вместе со своим Парилкиным! – ревел командир на всю надстройку: – вот теперь вас всех за цугундер возьмут и поведут в подвалы иголки под ногти загонять! А я в этот момент буду выковыривать из своей…, м-да-а, здоровенную, неструганную морковку, которую мне засунет командующий за мою доброту к вам и приобретенную в море служебную слепоту! Только никому не говорите, но, по приходу в Противосолнечную губу нас будут ждать ревизоры, и прокуроры с машиной с решетками. Они опечатают всю документацию, а у него, у Парилкина-то, и отчета-то нет! Так что, выведут его отсюда в наручниках ненадолго – где-то лет на пять – шесть. Валерий Сергеевич, ты не знаешь, сколько теперь дают за воровство или халатность, вместе с убийством по неосторожности? А то и в Африку отдадут, а там… – командир замолчал. А что с Парилкиным было бы в Арнобии, все на корабле уже знали и так.