— Значит, договорились? — Недоуменно вскинул бровь Левандовский.
Не ожидал, видно, от Юли такой сдержанности. Придурок! Думал, она зарыдает от счастья при виде этакой «прорвы деньжищ».
— В воскресенье, двенадцатого! — Она подставила щеку для поцелуя. — Пока, дорогой. До встречи. Позвоню, как договаривались.
Как договаривались, она не позвонила. Не смогла! Попала в больницу.
— Ах, Ленчик, это ужасно! Я так виновата перед тобой. Прости, мне страшно неудобно. — Она снова и снова прокручивала в уме слова, которые скажет Левандовскому в свое оправдание. — Прямо не знаю, что и делать. Я жутко подвела тебя!
Нет, не годится. Ее оправдательная речь должна быть естественной.
Так обвинять себя — это уже чересчур. Перебор будет!
Ленчик — человек неглупый. Почувствует фальшь, сразу заподозрит неладное.
Здесь очень важно соблюсти меру. Не слишком себя оправдывать и не переборщить с извинениями.
О чем говорит человек, недавно перенесший тяжелую операцию? Правильно, о своей операции и о себе любимом. Это нормально. Это здоровый эгоизм.
Больного человека волнуют только проблемы, связанные с его собственной болезнью и с его собственным выздоровлением. Все остальное отходит на второй план.
— Это так ужасно, Леня. Ты себе не представляешь! Мне было так плохо, я даже «скорую» не могла себе вызвать. Спасибо мама приехала. — Здесь, пожалуй, будет уместно пустить слезу. — Понимаешь, я была без сознания. Очнулась, лежу под капельницей. Я в шоке, Леня, просто в шоке. Все произошло так неожиданно. У меня даже времени не было тебе сообщить…
Она вздрогнула и посмотрела на часы. Без десяти двенадцать! Еще немного и опоздала бы на подводный массаж.
А все медсестричка Леночка с ее пустой болтовней.
Юлиана достала из стенного шкафа купальник и махровое полотенце.
Хорошая штука этот подводный массаж. Всего три сеанса было, а уже чувствуется результат. И шею не тянет, и поясница не болит.
Не забыть сказать лечащему врачу, чтобы назначил ей еще пять дополнительных сеансов.
Все-таки интересно, чем помешал Левандовскому невезучий профессор Алсуфьев.
Что движет Ленчиком? Месть или корысть?
Для мести нужны причины.
Юлиана на поиске этих самых причин разве что голову себе не сломала.
Был бы Ленчик студентом, тогда понятно! Этот урод с завышенной самооценкой вполне способен шлепнуть незадачливого преподавателя за поставленную двойку. Даже много лет спустя.
Но Ленчик никогда не учился в вузе. Она это знает наверное. Он за версту обходил все учебные заведения.
Что мог такого страшного сделать профессор авторитету, чтобы подвигнуть того на мщение?
Ногу в метро отдавил?
Ленчик не пользуется общественным транспортом. Лет эдак двадцать уже как не пользуется.
Месть на почве кровного родства?
Юлиана и этот вариант обкатала. Чего только не передумаешь, лежа на больничной койке.
А что? По возрасту, профессор вполне годится Ленчику в отцы. Убежденный холостяк Алсуфьев заделал по молодости ребеночка и соскочил…
А дальше — классика жанра! События развиваются по классическому сценарию классической мыльной оперы.
Левандовский мстит за поруганную честь дражайшей маменьки и свое босоногое детство?
Юлиана не выдержала и рассмеялась себе в лицо, благо стояла в этот момент перед зеркалом.
Абсолютная фигня!
Слишком уж они разные. Харизматичный, самоуверенный до наглости хозяин жизни Левандовский и рефлектирующий интеллигент Алсуфьев.
К тому же нельзя сбрасывать со счетов и папеньку Леонида, Левандовского старшего, известного в своем микрорайоне алконавта и дебошира. Если Ленчик не прекратит глушить вискарь ведрами, то лет через десять, пятнадцать внешне превратится в полную его копию.
Юлиана заколола волосы гребнем и натянула купальник.
По всему выходит, что кончать с Алсуфьевым Ленчик вознамерился из корыстных побуждений.
Недвижимость! Вот он ключик к разгадке.
Алсуфьев — коренной петербуржец, из хорошей семьи.
Юлиана слышала, как лаборантки на кафедре стрекотали о квартире в центре и профессорской даче, то ли в Репино, то ли в Комарово…
Ленчик, конечно же, человек не бедный. У него этой недвижимости как грязи! И в Питере, и под Питером, и в Испании, и в Финляндии…
Но ведь денег много не бывает. Это всем известно. Азбучная истина!
А Левандовский своего не упустит.
Она поправила бретельки и, озабоченно улыбнувшись своему отражению, покрутилась перед зеркалом.
Похоже, солярий ей тоже не помешает. Месяца не прошло, как с Кипра вернулась, а вид у загар уже не тот. Пожалуй, пяти сеансов будет достаточно. Верно, всего по пять: солярий, подводный массаж и еще пять дополнительных жемчужных ванн.
Сама о себе не позаботишься, никто не позаботится. Чего даром время терять? Выписываться она в ближайшее время отсюда не собирается.
Где это видано, чтоб из хорошей клиники тяжелобольную пациентку через неделю выписывали?
Нет, она еще здесь побудет, пока все не устаканится.
Ленчик должен поверить, что она больна всерьез и надолго. Для него самого будет лучше, если поверит.
Юлиана подставляться не намерена. Не на ту напал!
Если что — пускай пеняет на себя!
Церемониться она не станет. Сдаст ментам и все дела!
Глава 7
Пекинский аэропорт ошеломил, сбил с ног своими масштабами.
Необозримое, какое-то бесконечное, без конца и края летное поле и самолеты, самолеты, самолеты… И на каждом иероглифы, а на хвосте нарисован большой красный дракон.
Ой, нет, вон на том самолете нарисован совсем не дракон, а кто-то другой, больше похожий на некую стилизованную птичку, нежели на сказочное чудовище. И на этом самолете тоже. И на том!
Очевидно, это сказочная птица Феникс. Да, наверное. На одних самолетах изображен символ китайского императора — дракон, а на других — символ императрицы — птица Феникс. Хотя, если хорошенько вдуматься, при чем здесь императорские символы? Ведь Китай — республика и у власти стоят коммунисты.
Странно, почему так безлюдно? Одни самолеты кругом, а людей не видать. Кроме пассажиров с нашего рейса и небольшой группы людей вдалеке (то ли пассажиров, то ли служащих аэропорта, отсюда не разглядеть) на аэродроме больше никого нет.
Наш автобус подъехал к зданию аэропорта. Громадное суперсовременное сооружение из стекла и бетона, и внутри никого. Опять никого. Пусто! Гулкие пустые коридоры, пустые травелаторы, пустые эскалаторы, народ не толпится ни у паспортного контроля, ни у конвейеров с багажом.
Мне представлялось, что в Пекинском аэропорту должно быть крайне шумно, тесно и очень много народу. Этакий «желтый Вавилон».
Все-таки Пекин — гигантский город, и населения в нем почти двенадцать миллионов человек.
Я посмотрела на часы: без пяти минут четыре. Ну, конечно, надо же быть такой дурой! Какое может быть вавилонское столпотворение, если сейчас ночь. Вернее, раннее утро. Четыре часа утра по Москве.
Я еще раз отогнула рукав куртки и внимательно посмотрела на часы. Вот именно, по Москве! Если по московскому времени у нас сейчас утро, то по пекинскому получается… По пекинскому времени у нас сейчас получается… Получается… Что же у нас получается?
Если разница во времени четыре часа, то получается, что в Пекине сейчас двенадцать часов вечера.
Или восемь часов утра?
Нет, это невозможно. Я совсем запуталась. Где Алсуфьев? В какую сторону убавлять-прибавлять эти несчастные четыре часа?
— Сережа!
— Минуточку, — отмахнулся Алсуфьев и, поставив чемодан возле моих ног, умчался за очередной порцией нашего багажа.
Ладно, пес с ними, с этими четырьмя часами. Какая мне на самом деле разница, который сейчас час? Приедем в отель, спрошу у портье.
Я открыла пудреницу и посмотрела на себя в зеркальце. Что ж, учитывая бессонную ночь и десять часов полета, выгляжу я вполне сносно. На свои!