Никогда бы она не могла представить, что так непросто будет сначала позвонить в дверь и прежде чем сказать «прощай», просто сказать: «Привет».

– Кого там еще принесло? – ворчал Игорь, услышав звонок дверь. – Ты?!

– Я. Можно? – на пороге квартиры стояла Лена, одетая в ослепительно белое пальто и черные лакированные сапоги на высоком каблуке.

Как и тогда, в первый день, она была восхитительна. На ее плечах и волосах таял снег, мгновенно превращаясь в маленькие беззащитные капли. Немного нахмуренные брови, упрямо сжатые губы и серо-зеленые глаза, выдавали ее неоднозначное настроение.

– Конечно, проходи, – Игорь с растрепанными волосами и небритый постеснялся своего вида.

– Я звонила на мобильный, но ты сначала был недоступен, а потом какой-то мужчина ответил и сказал, что этот номер тебе больше не принадлежит. Я удивилась. Что с тобой опять происходит?

– Я уволился, а телефон сдал, так что у меня пока нет номера. Я звоню по городскому, хотя… хотя мне и звонить то теперь некому. Потом новую симку куплю.

– Опять слушаешь Моцарта? – спросила Лена и прошла в комнату. – Не перестаешь удивлять меня.

– Почему? Эта музыка напоминает мне о нас и о том, что было между нами… – спокойно и сдержанно сказал Игорь. – Странно, что ты пришла. Я уже думал, что не увижу тебя никогда.

– Я сегодня здесь последний день, завтра надо маму забирать из больницы. Я уезжаю, – Лена села на кровать.

– Останься сегодня со мной, – Игорь сел на пол и обнял ноги Лены, – прошу, останься со мной в последний раз.

– Не знаю, – Лена смутилась, – а надо ли это делать, Игорь?

– Просто помоги мне нарядить елку, через неделю Новый год, а я еще совсем не готов. Помнишь, ты обещала…

– Хорошо, я тебе помогу, – Лена вышла в коридор, сняла пальто и вернулась в комнату.

Игорь выключил музыку и достал со шкафа елку и игрушки, занявшись собиранием елки.

– Знаешь, из всех праздников мне всегда нравился только Новый год. Помню, в детстве я всегда со странным трепетом ждал этого дня, и он мне казался самым волшебным. Этот день в нашей семье всегда проходил хлопотно. Родители, как обычно, работали, а мы с бабушкой наряжали дома елку.

Отец приносил живую елку. Я помню, как он кряхтел и ругался, устанавливая ее в ведро с водой или песком, и как его ругала мама, если елка падала на пол, – Игорь улыбнулся, – и иголки осыпалась. Когда он, наконец, укреплял елку, мы с бабушкой наряжали ее. Бабушка видела мое волнение, и, как только она позволяла мне достать игрушки, я несся в другую комнату и доставал из шкафа заветную коробку с елочными украшениями. Потом я возвращался к ней, и она, что-то бормоча, вытирала коробку мокрой тряпкой, а мне так и не терпелось открыть ее. Мы разрезали веревку, и я открывал коробку, словно сундук с драгоценностями. В коробке всегда было много ваты и мишуры. Сначала я доставал два огромных шара. Бабушка, увидев эти шары, напоминала мне об осторожности. Она каждый год рассказывала, как купила эти шары матери, когда та еще была маленькой девочкой. Один шар был фиолетовый, а другой желтый. Я аккуратно держал их в руках и боялся уронить. Бабушка все время указывала мне, куда какие игрушки вешать. Мне это не нравилось, но я не спорил, потому что тайком перевешивал их на следующий день. Я хотел повесить шары, а она говорила, что начинать надо с гирлянды. Мы снова спорили, но в конце концов я уступал. Гирлянду я все равно не мог повесить сам – не доставал до самых верхних веток елки. Мне всегда очень хотелось надеть звезду на макушку елки, но бабушка не разрешала мне этого делать. С тех пор как я чуть не перевернул елку, стоя на табурете, бабушка делала это сама, а я с завистью смотрел на нее.

После гирлянды и звезды наступала очередь игрушек, которые крепились к ветвям на прищепке. Эти игрушки мне всегда не нравились: они постоянно свисали набок и потом это были какие-то снегири, зайчики и другая чушь. Я торопил бабушку, желая поскорее начать вешать заветные шары. Бабушка, наоборот, будто назло мне не торопилась и делала все основательно. Так она каждый раз проверяла гирлянду, вкручивая и выкручивая каждую лампочку.

Дождавшись, когда я мог приступать к украшению елки, я вешал шары на самые толстые, по моему мнению, ветки. В петлю шара была вставлена веревочка, скрученная из нескольких ниток, и я злился, когда иголки цеплялись за нитку. Бабушка смеялась надо мной и предлагала помочь, но я наотрез отказывался и со всем своим детским упрямством боролся с иголками.

Через час елка была готова, и бабушка, воткнув гирлянду в розетку, показывала мне ту лампочку, которую необходимо было повернуть, что бы елка «зажглась». Это, наверное, был один из самых восхитительных и чарующих моментов. Елка зажигалась, и я быстро бежал к выключателю и гасил в комнате свет. Когда свет гас, елка светилась разноцветными огнями, а я смотрелся в игрушки и корчил рожи, смеясь над своим отражением. Все это очень глупо и, наверное, сентиментально, да?

– Нет, Игорь, не глупо, – сказала Лена и попросила открыть коробку с елочными украшениями, – почему ты спрашиваешь?

– Я никогда никому не рассказывал об этом… – Игорь замолчал и едва слышно сказал себе под нос. – Правда, это все быстро кончилось. Отец ушел, а бабушка умерла.

Между Игорем и Леной зарождалось то редкое и уникальное чувство, которое случается исключительно у людей, принявших обоюдное решение расстаться. Это чувство почти физическое, но его едва ли можно испытать в обыденной жизни. Люди еще продолжают общаться, возможно, шутить и улыбаться, понимая, что уже все кончено и теперь предстоит преодолеть разлуку, боль которой уже сковывает их сердца. Они ещё не понимают: «Почему так?» и не задаются вопросами, ответы на которые уже завтра будут терзать их осиротевшие души. Игорь ненавидел это чувство и никогда не умел противостоять этой густой и липкой зависимости от прошлого, которая испаряется только с течением времени.

– Смотри, какие интересные игрушки, у меня были такие же. Отец, кстати, запрещал мне заниматься елкой. Они, как правило, наряжали елку вместе с мамой. Мне нравилось, когда наутро под елкой оказывались подарки, – Лена вытаскивала игрушки из коробки и рассматривала их. – Мы встречали Новый год шумно. Отец каждый праздник приглашали много гостей, а мама и бабушка ворчали, ковыряясь на кухне.

Однажды у нас в гостях было несколько детей, и родители, заранее договорившись, пригласили Деда Мороза. Помню, как пришел странный тип, и один из мальчиков сорвал с него бороду. Шутка была такой глупой, что Дед Мороз выругался и, бросив наши подарки на пол, быстро ушел.

– Смешно, – печально улыбнулся Игорь.

– Смешно было, когда мы воевали за подарки, разрывая обертку на каждой коробке и рассматривая ее содержимое. В одной из коробок оказался пластмассовый пистолет. Я первая добралась до него, а ребята пытались у меня его выхватить. Пистолет был куплен как раз для того мальчика, который «разоблачил» Деда Мороза. Он дернул меня за руку, и я выронила его подарок, который шлепнулся на паркет и у него откололся кусочек дула. С мальчиком случилась настоящая истерика, – Лена засмеялась. – В общем, Новый год у него не удался.

Лена вытаскивала игрушки одну за другой и аккуратно складывала их на журнальный столик, возвращая обертку обратно в коробку.

– Смотри, снегирь, – она наивно разглядывала старые игрушки, – синица…

– Ну, ты как ребенок, что там еще? – собирая елку и не поворачиваясь к Лене, спросил Игорь. – Ну что ты молчишь?

Игорь обернулся и увидел в руках у Лены фигурку дятла. Они оба замолчали, разглядывая маленькую хрупкую фигурку птицы, которую Лена держала в руках.

– Ты был на похоронах? – тихо спросила Лена.

– Нет. Я не смог пойти. Я не хотел видеть его в гробу, и потом все эти слезы и стоны… сейчас я не смог бы это вынести. Я бы с ума сошёл… – Игорь хотел еще что-то добавить, но замолчал. В комнате воцарилась гнетущая тишина. Ни Лена, ни Игорь не моли найти продолжение разговора.