— Аллах всевидящий, помоги… Не наступить бы во тьме на твоих ангелов…

Сына она застала за чтением Корана. Он сидел при зажжённой свече, опершись спиной на подушку, и держал перед собой толстую потрёпанную книгу.

— Святым хочешь сделаться? — усмехнувшись, сказала Кейик. — Не поздно ли спохватился? После того, что ты сделал с отцом и братом, в святые ты не годишься, верблюжонок.

Кадыр-Мамед, положив Коран на сундук и недовольно посмотрев на мать, помог ей сесть.

— Как твоё здоровье, мама? — спросил приличия ради.

— О каком здоровье спрашиваешь! — рассердилась старуха. — Кията и Якши-Мамеда урус-хану отдал… Где они? Почему не придёшь ко мне и не расскажешь?

— Вах, мама, — возмутился Кадыр-Мамед, — можно подумать, что это не ты всю жизнь проклинаешь моего отца. Если он и попал к урус-хану, то это благодаря твоим проклятиям!

Кейик-ханым покачала головой и вгляделась в лицо сына, словно впервые его увидела.

— Не говори так, сынок, — попросила она, и губы её задрожали, а в глазах появились слёзы. — Я и теперь ненавижу старика, но смерти ему никогда не желала.

— Якши-Мамеда тоже ты… своими собственными руками втолкнула в русский зиндан, — продолжал сын с холодной беспощадностью. — Разве не ты поссорила его с отцом, подыскав невесту из враждебного рода? Не ты настроила его против урусов?

— Вий, бедная я… Чёрная судьба моя мешает мне ж, ить. Сынок, попроси, чтобы русский государь отпустил обоих!

— Мы советовались с ишаном и с другими людьми, мама, — разоткровенничался Кадыр-Мамед. — Никто не желает возвращения их. Но сердце моё с отцом и братом. Якши-Мамеда надо немного проучить, чтобы почувствовал силу урусов. Потом мы добьёмся у царя разрешения поселиться ему где-нибудь в Расее. А отца выручу. Сам поеду в Баку и привезу его для ненаглядной Тувак.

— Чтоб ей сдохнуть, жирной ослице, — заругалась Кейик. — Не могла уберечь хана. Разве это женщина!

Кадыр-Мамед снисходительно улыбнулся, хотэл сказать: «Вот видишь, мама! Не лучше ли отца оставить на том берегу, а Тувак переправить к нему?» Вслух не сказал, но лишь подумал — и утвердился в своей мысли.

Однажды утром в заливе появился русский пароход. Кадыр-Мамед сел на жеребца и поскакал к пристани. Провожал его ишан Мамед-Таган-кази.

На пароходе оказался сам Путятин. Он сидел в шезлонге в окружении нескольких офицеров. Увидев поднявшегося на палубу Кадыр-Мамеда, сказал с упрёком:

— Долго-с заставляете себя ждать, бек. Прошу-с, присаживайтесь.

Кадыр-Мамед подобострастно поклонился, притронулся пальцами к рукаву начальника эскадры и сел в предложенное ему плетёное кресло.

— Всё ли благополучно у вас? — спросил Путятин.

— Да, господин начальник. Весь атрекский народ выражает вашему высокоблагородию почтение и преданность. Последний мой враг, сердар Махтумкули, оставил эти края и отправился на Аркач. Маслахат назначил новых старшин и ханов. Все они верно будут служить государю императору!

Путятин полыценно улыбнулся, кивнул и закурил трубку. Кадыр-Мамед придвинул к нему кресло и просительно заговорил:

— Всё хорошо, всё ладно, господин начальник… Только совесть немного не на месте. Мать плачет, родственники плачут… Все хотят, чтобы государь вернул назад Якши-Мамеда и Кият-хана.

— А как вы сами на это смотрите? — спросил Путятин.

— Ай, пусть бы жили у нас…

— Ты отъявленный глупец, Кадыр-хан, — обиделся начальник эскадры. — Одно присутствие твоего старшего брата на этом берегу возмутит народ. Опять начнутся распри. И прежде всего пострадаешь ты сам. Мыслимо ли такое — развязать руки твоему брату, злейшему врагу государя императора. Хватит нам и Шамиля. Десять лет с горцами возимся.

Подошёл помощник капитана и доложил, что «Кама» к отплытию готова. Внизу под палубой гремели машины, а из трубы валил чёрный вонючий дым. Путятин удалился за помощником, и пароход вышел из залива в открытое море.

Оставшись не у дел, Кадыр-Мамед заглянул в каюту, где, расположившись на коврике, слуги ели арбуз, и опять поднялся наверх. Помощник капитана стоял у борта, обозревал в зрительную трубу удаляющиеся берега. Подойдя к нему, Кадыр-Мамед с важностью заметил:

— Тот человек, который придумал этот пароход, умён, как Эфлатун, и мудр, как Аристун. Его ум — от аллаха. Поистине, ему принадлежит то, что в небесах, и что на земле, и что между ними, и что под землёй!

— Молодец, молодец, бек. Где это вы научились таким премудростям?

Ободрённый похвалой, Кадыр-Мамед оживился:

— Вах, господин капитан-лейтенант, одного понять не могу — почему железо не тонет?

— Ну вот, тоже мне, — пожурил его капитан, — а ещё говоришь Аристун, Эфлатун! Они-то как раз знали, почему не тонет железо… — И моряк принялся пояснять молодому хану — отчего судно не тонет, колёса вертятся и отчего скорость у парохода больше, чем у парусника. Рассказывая, повёл его вниз к паровым котлам, где кочегары, как чёрные дьяволы, мелькали возле топки. — Вот так в аду черти грешников жгут! — пошутил он и добавил: — Между прочим, пароход этот плывёт благодаря твоей челекенской нефти. Так что и ты причастен!

Кадыр-Мамед сначала не поверил, но, присмотревшись к кочегарам, увидел: они и в самом деле обмакивали какую-то ветошь в нефть и лопатами забрасывали в топку.

— Теперь век паровых машин начинается, — сказал моряк, когда вновь поднялись на палубу. — Спрос на нефть увеличивается. Надо бы тебе, бек, подумать над тем, как увеличить добычу нефти. Говорят, вёдрами из колодцев черпаешь. Ты пригласи к себе какого-нибудь способного инженера да потолкуй с ним: пусть установит насосы или иные приспособления.

— Думал я об этом, — отозвался Кадыр-Мамед. — Да вот беда: больше будешь нефти добывать, больше надо и работников держать.

Моряк подумал и посоветовал:

— В аренду сдавай нефтяные колодцы. В столице давно уже поговаривают об открытии здесь, на Каспии, торгового купеческого дома. Отдашь в аренду промысел — сам богатым станешь и купцов обогатишь…

Молодой хан слушал эти речи с недоверием, но чувствовал и понимал: наступает пора больших перемен. Если по своей воле не отдашь нефтяные колодцы арендаторам, то они силой возьмут.

— Много ли таких пароходов у царя? — спросил Кадыр.

— Пока немного, бек, — отвечал тот. — Но прой дет с десяток лет, и по всему Каспию будут плавать только пароходы.

— Сколько же нефти надо, чтобы все пароходы накормить? — опять полюбопытствовал Кадыр-Мамед.

— Много, бек, очень много. Так что ты подумай…

Высадившись ненадолго на Челекене, Кадыр-хан поспешил повидаться с женой и детишками. Приласкав своих, тут же отправился к юртам отца. Слуги патриарха поджидали нового хозяина в молчаливой скорби. Атеке поклонился и сложил на груди ладони, явно не зная, как себя вести с новым ханом.

— Где Тувак-ханым? — спросил Кадыр.

— Там, хан-ага, — залепетал слуга, указывая па чёрную юрту. — По воле нашего светлейшего патриарха она сидит взаперти. Кроме служанки Бике никто не заходит к ней.

— Приведите Тувак-ханым сюда.

Атеке бросился бегом к чёрной юрте и вскоре возвратился с Тувак. Ханша горделиво, с презрительной усмешкой смотрела на всех и никому не ответила на приветствие. Видя, однако, что Кадыр пригласил её неспроста, спросила высокомерно:

— Что тебе, верблюжонок?

Так она всегда говорила ему раньше, когда ловила в его глазах безмолвный вопрос или просьбу, и всегда Кадыр был бесконечно рад этому. Но сейчас этот вопрос для него прозвучал как оскорбление.

— Ханым, не забывайтесь, — грубо отрезал он. — Я не просить у вас собираюсь, а, наоборот, хочу сделать вам одолжение. Отныне вы свободны. Можете выйти из заточения. Ваш хозяин, Кият-хан, велел, чтобы вы немедленно собирали все свои и его вещи, взяли всех слуг и ехали к нему в Баку.

— Ах, Кадыр-джан, — обиженно отозвалась Тувак, — после того, что он сделал со мной, я не хочу больше его видеть. Оставьте меня в покое — и я умру в этой темнице.