Поднимаясь в крепость и оглядывая этот непонятный и малодоступный для европейца мир, Виткевич как никогда остро ощущал, какой непосильный груз возложил на него государь император…

О прибытии русской миссии Дост-Мухаммеду сообщили, когда отряд «дервишей» был ещё на подступах к Кабулу. Эмир сказал, что прибытие «урусов» несвоевременно. В эти дни в крепости находился английский агент Бёрнс и вёл с Дост-Мухаммедом переговоры. Эмир распорядился встретить «урусов» вежливо, но скрыть их от глаз англичан. И когда поручик Виткевич со своей охраной остановился на крепостном дворе, ему отвели несколько комнат в самых отдалённых закоулках и попросили спокойно и терпеливо ждать. Когда наступит время, эмир пригласит его к себе. Узнав о пребывании в крепости Бёрнса, Виткевич воздел к небу глаза и перекрестился: «О боже — что это? Рука судьбы или всё та же нерасторопность русской дипломатии? Я по следам Бёрнса входил в Бухару, а теперь наступаю ему на пятки в Кабуле!» Противник у Виткевича был более чем опасный. Надо немедленно узнать, какие планы навязывает он Дост-Мухаммеду, и только после этого вступать в переговоры с эмиром. Дело сложное, но пригоршня золота всегда находила раба, который соглашался предать своего господина. И на этот раз нашёлся вельможа, пересказавший Виткевичу содержание бесед между эмиром и англичанином.

Бёрнс прибыл в Кабул в качестве полномочного посланника Ост-Индской компании и обещал эмиру Пешаварское княжество, а его братьям, правителям Кандагара, в случае нападения на них персидского шаха, самую действенную и интенсивную помощь. На этой основе между Ост-Индской компанией и Дост-Мухаммедом был составлен письменный договор и отправлен генеральному управляющему компании — лорду Окленду. Поручик Виткевич пожаловал в Кабул как раз после того исторического дня, когда составленный между эмиром и англичанами договор был отправлен в Ост-Индию. Поручик понял, что ему придётся ждать долго — до тех пор, пока подписанный лордом Оклендом договор не возвратится сюда, в крепость Балла-Хиссар. Положение создавалось отчаянное. «Вряд ли поход шаха обойдётся без огня и крови, — размышлял Виткевич, — да и вообще согласится ли эмир дарить Персии Герат, когда англичане предлагают свою помощь афганцам?» Несколько раз Виткевич напоминал эмиру о своём существовании: то через слуг, то письменно, но не получил ни приглашения, ни отказа. Потянулись длинные, томительные дни…

Зато события западнее Кабула разворачивались стремительно. Шах пересёк границу своих владений, и его войска овладели высокогорной крепостью Гуриан. Победа принесла персам не только выгодный для дальнейших военных действий плацдарм, но и веру в свою несокрушимость. Выйдя к Герату, армия шаха заняла позиции в полутора верстах от города и начала готовиться к штурму. Весть о первой победе шаха, прилетевшая в Тегеран, заметно прибавила гордости жителям персидской столицы, насторожила Симонича и вывела из себя английского посла Макнила. Провал англичан на Гератском плацдарме заставил его «занять петушиную стойку». «Вы посмотрите на этих каджарских вояк! — возмущался он, строча донесение в Лондон лорду Пальмерстону. — Мало им того, что мы высказали своё несогласие по поводу похода на Герат. Мало им того, что Англия отозвала из армии шаха своих инструкторов. Мало им того, что они захватили английского курьера и сопровождавших его лиц! Ко всему этому каджары ещё захватили Гуриан! Сегодня — Гуриан, а завтра — Герат?!» Отправив депешу Пальмерстону, английский посол тотчас поднял на ноги свою свиту и отправился в шахский стан. Этого только и ждал русский посол Симонич. Он давно ломал голову, под каким бы предлогом отправиться к месту действий персидской армии. И вот случай, не сидеть же ему сложа руки, если противник столь активен! Симонич придумал, будто бы получено указание государя императора похлопотать перед его величеством шахом, чтобы тот всех русских дезертиров выслал в Россию. Он, Симонич, и его посольство немедленно должны в связи с этим выехать в лагерь Мухам-мёд-шаха…

Оба посольства прибыли почти одновременно. Шах как раз начал готовиться к штурму гератской крепости. Она «красовалась» перед его позициями четырьмя опорными башнями и четырьмя высокими стенами, обращёнными к четырём сторонам света. В крепости было несколько ворот, и поскольку шахская армия держала под обстрелом только западную сторону, то на юге, востоке и севере ворота крепости почти не закрывались, и осаждённые свободно сообщались с ближайшими селениями. Больше того, гератские солдаты по ночам делали вылазки к окопам персидской армии, захватывали пленных и даже грабили склады. Кавалерийские отряды гератцев совершали более дальние рейды: они обходили персидские позиции и нападали на тылы. Завязывались стычки, были убитые и раненые. К началу зимы, явившейся небольшим и сразу растаявшим снегом, на осаждающих с севера, со стороны Мерва, стали нападать отряды хивинцев. В большинстве случаев они сталкивались с каджарами Мерва, которые по повелению бухарского эмира, состоявшего в дружбе с персидским шахом, везли к месту боевых действий фураж, сено для коней и скота и провиант для сарбазов. Но уже шли толки о том, что хан Хивы Аллакули, выступивший против шаха, фактически оказался союзником англичан. И те, с помощью турецких агентов, подсказывали, что следует делать «льву пустыни». В шахском лагере ожидали большого налёта хивинцев и побаивались их. При таких неблагоприятных обстоятельствах Мухаммед-шах всё чаще и чаще стал подумывать о русском «бескровном» плане взятия Герата. Но где же этот русский поручик? Скоро ли он вернётся из Кабула? При встречах с Симоничем шах спрашивал о делах в Кабуле, но посол знал о судьбе Виткевича не более самого шаха…

Зима уже шла на убыль. На склонах гор зазеленела трава, когда Виткевич наконец-то услышал от своего осведомителя, что из Ост-Индии от лорда Окленда получен пакет. Но о содержании документа осведомитель пока ничего не мог сказать. На следующий день всё прояснилось самым необычным образом. Вельможи и даже слуги эмира стали очевидцами, как он, пригласив англичанина Бёрнса, кричал на него. Все подумали, что судьба «капыра» решена, уже и стража у дверей зашевелилась, но кончилось только тем, что эмир бросил в лицо Бёрнсу письмо и приказал «этому нечестивцу» немедленно убираться из Кабула. В день, когда английский агент покидал афганскую столицу, Виткевич с казаками вышел проводить его.

— Что произошло, сэр? — спросил он. — Может быть, вам нужна помощь?

— Помощь? — Бёрнс горько усмехнулся. — Вы могли бы помочь мне, если бы излечили от глупости лорда Окленда. Но увы, от глупости нет лекарств.

Несколькими часами позднее Виткевич узнал о содержании письма Окленда афганскому эмиру. Если Дост-Мухаммед, — писал глава Ост-Индской компании, — порвёт связи с другими иностранными державами и даст заверения, что не вступит больше в контанкты с ними без разрешения Англии, то он, Окленд, предпримет некоторые шаги перед правителем Лахора, дабы нынешние владения Дост-Мухаммеда не подвергались более нападениям. Весьма ободрённый таким оборотом дела Виткевич вскоре предстал перед кабульским эмиром.

Дост-Мухаммед сидел в тронной зале, в низком, инкрустированном золотом и драгоценными камнями кресле. На нём были чалма и, как у других владык Востока, парчовый шитый золотыми нитями халат. Приближаясь к нему, поручик успел заметить, что у Дост-Мухаммеда слишком велик нос. Такого он не видел даже на Кавказе. Поручик опустился на одно колено, склонил голову и, получив разрешение встать, подал эмиру письмо Николая Первого. В нём говорилось, что податель сего уполномочен государем вести переговоры с его величеством эмиром Афганистана. Эмир снисходительно кивнул и, положив письмо, спросил:

— Что хочет от меня русский император?

Виткевич сразу, как ему предписывалось инструкцией, заговорил о торговле.

— Ваше величество, мануфактурная промышленность в России изо дня в день растёт и требует новых рынков сбыта. Без сомнения, она их найдёт в Туркмении, Хиве, Бухаре, и хотелось бы, чтобы российские товары в изобилии появились на рынках Афганистана…