Изменить стиль страницы

Пока возвращались назад, решили: музуров отправить подальше и потребовать с Багир-бека выкуп за них. Перс должен заплатить истинную стоимость купленной у атрекцев рыбы!

В АСТРАБАДСКОМ ЗАЛИВЕ

В начале июня «Св. Гавриил» и пакетбот «Св. Василий» вошли в Астрабадский залив. Остановились в версте, против устья небольшой речки. Берега залива представляли собой гигантский амфитеатр. Горы, окружавшие его с трёх сторон, были покрыты густым зелёным лесом. Из этой зелени на разных высотах высвечивали минареты. По ним можно было угадать месторасположение персидских селений. Вдоль берега виднелись парусные лодки.

Карелин с офицерами и средний сын Кията — Кадыр-Мамед, присоединившийся к экспедиции в Гасан-Кули, встречали эти благодатные, сказочно красивые берега, стоя у борта. «Вот здесь и поставим суда на починку», — подумал Карелин и велел подготовить катер. Музуры полезли на боканцы, спустили гребное судно на воду. Урядник с пятнадцатью казаками отчалил к берегу и вскоре передал сигналом о том, что найдена вода. Музуры тотчас спустили второй катер, загрузили его баками для воды. Заодно взяли пилы и топоры — решили пополнить запас дров. Последними отправились на берег Карелин и Бларамберг. Входя на судёнышке в устье речки Багу, они увидели сухой, слегка возвышенный склон. Вдоль него к горам тянулись камыши, за ними поблёскивали рисовые поля. Ещё дальше виднелись сады Персы, работавшие на полях, увидев чужую лодку, тотчас скрылись в садах.

До захода солнца осмотрели близлежащий лес.

В нём росли огромные дубы и чинары, азат и самшит, деревья грецкого ореха, груши, кусты граната и особенно много дикого винограда. Лозы его поднимались высоко на кроны деревьев и свисали, загораживая просветы между стволами.

На бриг возвращались в сумерках. Астрабадские берега обволакивала мягкая вечерняя дымка. Вершины гор постепенно темнели. И темнели леса на горах. На склонах загорались огни. Карелин поднялся на палубу и первыми, кого он увидел, были туркмены. Они сидели у мачты, за небольшим ковриком, и мирно распивали чай. Среди них он увидел Киятова человека, Абдуллу, и удивился: «Быстро, однако, казанский сирота обернулся. Совсем недавно на Огурджинском был, а уже тут». И прежде чем Григорий Силыч вымолвил слово, туркмены, словно по команде, поднялись и почтительно поклонились.

— С приездом, господа туркмены, — приветствовал их Карелин, видя, что почесть оказывают ему. — И ты опять здесь? Здравствуй, кунак, — протянул он руку Абдулле.

— Здесь, батька, здесь… Вот молодого хана к тебе привёз, — торопливо заговорил Абдулла, протягивая обе руки и косясь на стоящего рядом богатого туркмена. Поздоровавшись с переводчиком, Карелин подал руку и хану. Тот высокомерно улыбнулся.

— Имею честь представиться: Якши-Мамед-хан — старший сын почтенного старшины иомудов, — сказал он по-русски, почти без акцента.

Карелин приятно удивился:

— Однако, у вас тут многие по-нашему изъясняются! — И добавил: —Не ожидал сегодня встретить вас на своём корабле. И никак не думал, что услышу столь правильный русский говор.

Якши-Мамед полыценно засмеялся:

— Дорогой начальник, я никогда не простил бы себе, если б забыл язык своих благодетелей. Ведь меня учил говорить по-русски генерал Ермолов. Три года я был у него на службе.

— Вот оно что! — всерьёз заинтересовался Карелин. И Якши-Мамед, понимая, что произвёл самое благоприятное впечатление на русского, начал хвастаться:

— Три года бок о бок жили мы с Муравьёвым.

— Кто это?

— Ва-хов! Разве вы не знаете героя Хивинского похода? Сейчас он генерал-лейтенант. А тогда был капитаном, и я разъезжал с ним по всему Кавказу. Моим лучшим другом был Амулат-бек… Мы расстались с ним. Он убил своего попечителя, полковника Верховского, и сбежал в горы…

И опять Карелин удивился, ибо совсем недавно прочёл повесть Бестужева об Амулат-беке. Представив на миг горы Дагестана и непокорных горцев на конях, в черкесках и папахах, с интересом спросил:

— А не знаешь ли — жив теперь твой друг или голову сложил?

— Не знаю, начальник. В прошлое лето ездил я в Дербент за морёной, там у кумыков спрашивал про Амулата. Одни говорят — погиб, другие — видели его у имама Шамиля. Говорят, этот Шамиль очень умён и жесток: русские офицеры друг друга пугают Шамилем…

Карелин слушал Якши-Мамеда и чувствовал себя стеснённо.

— А отчего вы расстались с Муравьёвым?

— Ай, Муравьёв думал, что я тоже, сниму с него голову! — смеясь, отозвался молодой хан.

— Н-да, дела, — произнёс Карелин.

И Якши-Мамед, видя, что заронил в него сомнения, строго и серьёзно заговорил:

— Нет, начальник, это я в шутку сказал. Муравьёв уважал меня. Я тоже его любил и по сей день молюсь на него. Да только не все русские такие, как он. Когда Ермолова убрали с Кавказа и на его место пришёл граф Паскевич, туго нам стало. За людей перестали считать. Раньше в Астрахань торговать ездили, а теперь и туда дорогу нам закрыли. Теперь губернатор астраханский и министр русский в Персии слух распускают, мол, земля туркмен шаху принадлежит. Вот до чего дошло!

— Это заблуждение, хан, — спокойно, с пониманием дела ответил Карелин. — Купца Герасимова я специально посылал в Тифлис. Уладим дело. Ныне он скупает у туркменцев товары. На меня можете смотреть как на своего единомышленника.

Всё это время средний сын Кията стоял в стороне у борта и смотрел на море. Он делал вид, что вовсе не замечает Якши-Мамеда и не интересуется, о чём он беседует с начальником экспедиции. Только человек, знающий о взаимоотношениях двух братьев, мог бы сейчас сказать, что творится на душе Кадыр-Мамеда. Таким человеком был Абдулла. Поглаживая бородку, он поглядывал на сыновей патриарха и понимающе усмехался. «Будет ссора», — думал Абдулла и вожделенно желал этой ссоры. Он приблизился к Кадыр-Мамеду, и, подливая масла в огонь, сказал:

— Якши-Мамед, да продлятся его счастливые дни, умеет говорить лучше мудрого Сулеймана. Но мог бы и тебя пригласить на разговор с русским: ты тоже не последний сын своего отца.

— Пусть говорит, — с видимым великодушием отозвался Кадыр-Мамед. — Всё равно волю отца на этом корабле выполняю я.

— Так-то оно так, да только и Якши-Мамед в последнее время по своей воле живёт. Отца-то он не очень слушает.

— Это нам на руку, — отозвался опять с деланным безразличием Кадыр-Мамед. — Именно потому, что Якши-Мамед его не слушается, отец во всём доверяет мне.

Тем временем Карелин, Якши-Мамед и следом за ними офицеры направились в кают-компанию. Прошли мимо отвернувшихся Абдуллы и Кадыр-Мамеда, не обратив на них внимания. Прошло минут десять, и только тогда подошёл казак и доложил:

— Господа беки, прошу вас к столу… Сам начальник велел просить.

Кадыр-Мамед скривил губы и направился медленно и важно в кают-компанию, откуда уже доносился оживлённый разговор, перемежаемый смехом и весёлыми возгласами. Когда он и Абдулла вошли, шум немного поутих. Карелин с шутливым упрёком сказал:

— Что же вы, бек, запаздываете? У нас говорят: «Семеро одного не ждут». Прошу к столу.

— Ай, он всегда опаздывает, — пошутил Якши-Мамед. — Во-первых, он родился на четыре года позже меня. Во-вторых, в Тифлис попал после того, как я вернулся оттуда. В третьих… — Якши-Мамед замешкался, но всё-таки сказал: —В третьих, на войну опо здал. Мы уже голову Максютли отрезали, а братец мой только за саблю взялся.

Кадыр-Мамед побледнел, ноздри расширились, но он нашёл в себе силы, чтобы удержаться от взаимного оскорбления. Молча, глотая слюну и двигая кадыком, он перенёс взрыв хохота и не очень членораздельно пролепетал:

— Ай, ничего… Когда попугай говорит по-людски, люди всегда смеются.

Фразу эту почти никто не расслышал. Но Якши-Мамед, конечно, не пропустил её мимо ушей. Он сидел рядом с Карелиным, напротив брата, и, услышав сказанное, потянулся через стол:

— Попугай ты, понял? Ты повторяешь каждое слово отца. Я говорю свои слова, то, что думаю!