В зависимости от характера цели и условий выполнения задачи для проведения налета обычно привлекалось подразделение силою взвода или роты. Для боевых действий создавались: группа захвата, группа огневого поражения и прикрытия и бронегруппа.
Группа захвата могла состоять из пяти — десяти человек и более. Она действовала обычно с одного-двух направлений. В нее назначались физически развитые и решительные солдаты и сержанты, хорошо владеющие оружием и приемами рукопашного боя. Командир взвода (роты), как правило, находился с группой захвата.
Группы огневого поражения (прикрытия) располагались на позиции так, чтобы огнем стрелкового оружия эффективно поражать противника, надежно обеспечивая действия группы захвата.
Бронегруппа оставалась в районе спешивания и была готова быстро выдвинуться и поддержать огнем действия подразделений.
При совершении налетов возможными были два варианта действий. Если группа захвата не обнаруживалась мятежниками, она стремительно выдвигалась как можно ближе к объекту атаки с нескольких направлений. Назначенные командиром солдаты и сержанты скрытно приближались к объекту и снимали часового, после чего группа, по возможности бесшумно, уничтожала противника ножами или огнем стрелкового оружия, захватывала пленных и документы. Произведя налет, все группы по команде командира отходили в заранее намеченный район сбора, где быстро садились на БТР и убывали в свой район (пункт дислокации).
Если не удавалось незаметно приблизиться к противнику, следовало открыть огонь по часовым и объектам налета и, используя складки местности, захватить выгодные рубежи в непосредственной близости от расположения мятежников. После этого огонь переносился в глубину и на фланги с целью недопущения отхода мятежников.
Группа захвата забрасывала объект гранатами, огнем стрелкового оружия и в рукопашном бою уничтожала оставшегося противника, захватив пленных, оружие и документы.
После боя группа захвата, а за ней и группы прикрытия отходили к своим БТРам и следовали на них в назначенный район. Во избежание подрыва на минах, установленных противником на прежней трассе, отход осуществлялся по новому маршруту.
Разумеется, случались и отступления от этих канонов, а отсюда и тяжелые последствия. Но хочу подчеркнуть, что всегда все зависело от степени обученности и натренированности личного состава, его умения выполнять действия в экстремальных условиях и, что особо важно, от твердого и непрерывного управления личным составом со стороны командира, его воли, энергии и смекалки.
Теперь о трагическом случае, который имел место в апреле 1985 года. Я возвращался из поездки в Москву — вызывали буквально на один день, чтобы я на заседании комиссии Политбюро по Афганистану доложил вместе с начальником Пограничных войск СССР генералом армии В. А. Матросовым о ходе создания пограничных войск в Вооруженных Силах Афганистана и состоянии дел с прикрытием афганской госграницы с Пакистаном и Ираном. Отчитавшись и показав политическому руководству, что здесь еще много вопросов и что, даже решив эту задачу, мы не решим афганской проблемы в целом, я сделал акцент на том, что нам надо, наконец, развязать этот узел политическим путем. Мое заключение не вызвало энтузиазма ни у кого из присутствующих. И вообще заседание прошло как-то мрачно.
Я спросил у Сергея Федоровича Ахромеева: «Что происходит?» Он нехотя, коротко ответил: «Да есть тут внутренние обстоятельства…» Потом, подумав, добавил: «Вам надо ехать обратно». Я ответил: «Завтра в пять утра вылетаю в Кабул. Сегодня же как прилетел, весь день протолкался в Генштабе, МИДе и ЦК. Домой еще даже не заглянул». Сергей Федорович изменений в мое решение не внес, но и не высказал одобрения. Видно было, что он получил от министра обороны указание отправить меня обратно уже сегодня. Вероятно, «молодой» министр (шел только третий месяц, как его назначили) хотел, чтобы Афганистан ни на час не оставался без присмотра. Хотя в его бытность не только он сам, но и большая часть оперативной группы через каждые два-три месяца выезжала в Москву на один-два месяца, а иногда и на более длительный период.
Но ничего не поделаешь — пришлось тут же отправиться обратно. Я летел и все думал, что же можно предпринять, чтобы коренным образом изменить положение с Афганистаном и с пребыванием наших войск. Набрасывал себе в тетрадь варианты. Тут зашел полковник Заломин (он тоже, как и некоторые другие офицеры, летал со мной в Москву) и доложил, что звонит генерал-лейтенант Гришин (он оставался за меня в Оперативной группе) и просит к телефону — есть важное сообщение. Соединяюсь. Гришин очень взволнованно докладывает, что неподалеку от Асадабада рота спецназа попала в засаду и вся погибла. Сейчас принимаются меры по эвакуации трупов. У меня внутри все застыло. Совершенно не представляя, как, находясь в самолете и не зная точно обстановки, можно повлиять на ход событий, я ограничился распоряжением готовить два вертолета, небольшую группу офицеров и десантников. Вертолеты и все воины должны иметь полный комплект боеприпасов. Гришин ответил, что предвидел такое решение, поэтому все уже готово. До нашего прилета оставался час. Я провел его в тяжелых думах.
Еще до отлета в Афганистан в качестве руководителя представительства Министерства обороны СССР в этой стране (или иначе — начальника Оперативной группы МО СССР в ДРА) в декабре 1984 года, сразу после смерти Д.Ф.Устинова и назначения на пост министра обороны С. Л. Соколова, у нас был обстоятельный разговор с Сергеем Федоровичем Ахромеевым. Он сказал, что министр обороны очень занят(?!) и поручил ему поговорить со мной по афганским делам, чтобы я имел конкретную ориентацию о нашей линии в этой стране и соответствующих действиях. Я совершенно спокойно отнесся к сообщению, что министр «занят», хотя и понимал, что это сказано умышленно, дабы тем самым подчеркнуть личное отношение ко мне Соколова. Выглядело это смешно: Афганистан для нашей страны (тем более для Вооруженных Сил) был проблемой номер один, а у министра обороны нет времени поговорить с офицером, который туда едет старшим от Министерства обороны! В конце концов, Варенников туда ехал вместо Соколова, а Соколову почему-то Варенникову нечего сказать. Странно очень.
Сергей Федорович Ахромеев тем временем начал подробно разбирать ситуацию в Афганистане на каждом направлении. «Лазили» мы с ним по карте часа два. Естественно, он обращал внимание на особенности. Вот тогда-то он мне и сказал об Асадабаде. В то время стояла там пехотная дивизия правительственных войск, которая совершенно не была способна даже защитить себя. Выше нее по Кунарскому ущелью, в Барикоте (километрах в 70 от Асадабада), стоял один пехотный полк с артиллерийским дивизионом. И еще один пехотный батальон стоял на реке Кунар в Осмаре (это между Асадабадом и Барикотом). Чтобы поддержать дух этой дивизии и в какой-то степени перекрыть поток душманских караванов на этом направлении, было принято решение посадить один батальон нашей 1-й бригады спецназа в Асадабаде. И этот батальон действительно сыграл решающую роль в стабилизации обстановки. Но он, как и пехотная дивизия, существовал словно на острове. К нему по дороге Джелалабад — Асадабад можно было прорваться только с боями. Возили все туда вертолетами, но для этого тоже надо было подготовить и провести целую операцию, чтобы подавить огневые средства душманов. И лишь раз в год проводили операцию с целью проводки колонны машин с запасами для дивизии, нашего батальона, а заодно кое-что везли и населению. Хотя торговцы туда просачивались даже в этих сложных и далеко не безопасных условиях.
Рассказывая об этом направлении, Сергей Федорович подчеркнул, что у не го «руки не дошли» все сделать в интересах этого гарнизона (и это вполне понятно — в Афганистане сотни проблем), поэтому я должен был полностью развязать этот узел и не откладывать «на потом». И вот сейчас там такое тяжелое происшествие. А я, к сожалению, еще там даже не успел побывать…
На аэродроме в Кабуле меня встретили мои товарищи, рассказали в общих чертах, что и как произошло. Мы пересели в вертолеты и полетели. Но не прямо в Асадабад, а сначала в Джелалабад, где базировалась наша отдельная вертолетная эскадрилья, пересели на другую пару и лишь потом полетели в Асадабад. Дело в том, что летчики этой эскадрильи имели большой опыт полета по Кунарскому ущелью и были отлично осведомлены, где какие средства ПВО у душманов, и знали особенности захода на посадку и самой посадки на площадке в Асадабаде.