- Смещение полей?

- Именно. Так что, приходится по старинке, углем… и одеждой… вином вот… иногда мне кажется, что я сопьюсь… а иногда, что это - не самое страшное, что может произойти. Всю сознательную жизнь я мучился вопросом, откуда мы взялись в этом мире… не только мы, но альвы, люди… все…

- Пришли.

Порошок текуч. Он спешит покинуть одну ловушку, чтобы оказаться в другой.

- Пришли, - соглашается Видгор, вновь прикладываясь к бутылке. И вино течет по подбородку, по щекам, по массивной шее. Он вытирает его собственной измятой рубахой, а под лежанкой выстроилась череда бутылок. - Откуда пришли? Один континент, Мастер. Несколько сотен островов… и ни один не может быть нашей родиной.

- Почему?

- Там нет огня. Нет руды. И следовательно, нет рудных жил… кстати, и реликтовых лесов тоже нет… и останков человеческих поселений. Так откуда мы пришли?

Пленка силового поля запечатывает ловушку. И вместе с тем в колбе активируется встроенный кристалл. Пламя вспыхивает, облизывая хрупкие стенки, стирая призрак чумы.

- И откуда же?

Шар, созданный Брокком, умещался на ладони. Непрозрачные стенки, обманчиво хрупкие, но способные выдержать четверть часа в истинном пламени.

- Оттуда, откуда пришел "Странник". Из другого мира… из других миров… - Видгор поднял бутылку над головой. - Проклятье, и эта закончилась. Скажите, что мне не следует увлекаться выпивкой.

- Вам не следует увлекаться выпивкой.

Купол дрожал, но держался… а если упадет?

…упадет, когда прозвучит взрыв. Эхо уничтожит купол, жила выпьет его, как и те щиты, которые стоят под городам в тщетной попытке смягчить удар… и Видгор, который, пусть и пьет, но вряд ли напьется до невменяемого состояния, откроет сундучок. Он будет вытаскивать колбы по одной, скармливая ветру - а на высоте ветер всегда присутствует - чуму.

Порцию за порцией.

- Иные миры всегда были сказкой… и реальностью. Мне просто хотелось заглянуть за предел. Знакомое желание, Мастер?

- Да.

- И как вам теперь живется?

- Большей частью неплохо.

- Кошмары не мучают?

- Мучают, - он бросил шар и колбу на жаровню, и пламя, самое обыкновенное пламя, взметнулась, обволакивая стекло пологом. - Но ко всему можно привыкнуть. Кошмары - не исключение.

- Что ж… надеюсь, вы правы.

Он остался в башне, полупьяный, замерзающий хранитель чужого безумия. А Брокку было дозволено спуститься.

Два уровня. И смена одежды.

Бочка с дезинфицирующим раствором, от которого кожа становится жесткой, болезненной. Еще два… и повтор… и снова… двери.

Запоры.

И все-таки страх, что этого - недостаточно.

Возвращение домой.

Кэри.

Сон, кажется, недолгий. Брокк провалился на четверть часа, а может, и больше. Но помнил, что вернулся на вершину башни и снял купол, не Видгор, но сам Брокк стоял над пустотой, уговаривая ее принять дозу чумного порошка.

…хорошо, что не заснул настолько, чтобы опоздать.

Экипаж пересек центр города и старый мост, к которому, наподобие ласточкиных гнезд приклеились дома. Они теснились, громоздясь друг на друга, прорастая на чужих крышах, выпячивая крохотные пухлые балконы и цепляясь декоративными фризами за чужие стены, словно пытаясь удержаться над водой все вместе. И проржавевшие корабельные цепи, что то тут, то там выглядывали из кладки, были подобны древним корням, уходившим в самые глубины воды. К массивным опорам приклеились лодки и лодчонки, связанные воедино, деревянное стадо, окруженное поясом далеких огней. Огни отражались в реке, и вид их кружил голову.

Брокк закрыл глаза.

Недолго осталось.

Город менялся. Запахами, звуками… исчезла мостовая, и колеса теперь шли мягко, порой, правда, проваливались в очередную ямину, и тогда кучер просыпался. Брокк слышал и его ругань, и гортанные голоса ночных зазывал.

Еще не нижний город, но уже его преддверие.

И улица Красных фонарей ждет гостя.

Здесь было почти чисто.

Почти опрятно.

Во всяком случае, в устье, где фонари еще горели. Укрытые красными колпаками - их время от времени подряжались отмывать добела, но тщетно, недели не проходило, как колпаки возвращали беззаконный красный колер - и свет они давали нервный, кровавый будто, но довольно-таки яркий.

…агенты газовых компаний если и заглядывали сюда с проверкой, то изредка. Нельзя сказать, что в двухэтажных особнячках кокетливого вида им были рады, однако же встречали со всем почетом, оттого ли, или же по иной какой причине, но о нарушениях в этой части города заговаривали редко, неуверенно, словно стесняясь.

Третий дом.

И пара фонарей у подножия лестницы. Девушка в открытом, не по погоде, платье. Она стоит, подняв ногу на постамент, на котором виднеются остатки статуи, и лениво обмахивается веером. Платье, и без того короткое, бесстыдно задрано.

…девушка улыбается. Вот только улыбка примерзла к нарисованному ее лицу.

Наказана? Наверняка. И Брокку ли вмешиваться в естественный для этого места ход вещей? Он отводит взгляд от обнаженных плеч, и от лица, и от веера.

Дверь открыл лысый здоровяк в золоченой ливрее, надетой, правда, на голое тело. Ливрея не сходилась на мускулистой, поросшей курчавым волосом груди, а матросские штаны съехали едва ли не на бедра. Окинув Брокка насмешливым взглядом, здоровяк молча посторонился.

Духи.

Брокк ненавидит дешевые духи, которым пропахла отделанная алым бархатом комната. Дешевая ткань давно местами выцвела, местами - полиняла. И от некогда обильной позолоты остались редкие следы.

- Доброго вечера, - из двери, скрытой за огромным зеркалом, давно помутневшим, выплыла полная женщина в кучерявом парике, увенчанном плюмажем. - Чем могу помочь?

Она широко улыбалась золочеными зубами, и обмахивалась веером, рождая волны дурного запаха, сплетенного из лилейных духов, вони немытого тела и болезни.

- У меня встреча.

Пудра на лице ее намокла, забилась под кожу, и само это лицо, с крупными чертами, распухшее, было почти притягательно в своем уродстве.

Замер веер из страусовых перьев, касаясь карминовых губ.

- Вас ждут.

Взгляд отводит. И рука дрожит, пусть дрожь эту выдает лишь браслет из золотых чешуек.

- Я провожу.

Она перебрасывает через руку длинный шлейф платья, и юбки задираются, выставляя ноги в клетчатых чулках. Пухлые, розоватые, они напоминают Брокку окорока в сетке.

Лестница.

И старый ковер, заботливо приколоченный к ступенькам. Поблескивают шляпки гвоздей. И звуки вязнут среди других. Весело дребезжит клавесин. Кто-то кричит. Кто-то смеется, но смех кажется натужным, фальшивым, как золотое ожерелье на груди мадам. Она же ведет по узкому коридору, и двери, разделенные все той же ковровой дорожкой, смотрят в двери же.

- Вы у нас не бывали?

- Нет.

- Конечно, такого клиента я бы запомнила, - мадам смелеет и веер складывает, перехватывает посередине, сминая и без того истрепанные перья. - Если после встречи захотите развеяться…

- Не захочу.

Вонь лилий.

И гнили.

- Зря, - мадам скалится. - У меня хорошие девочки, качественные!

Но все-таки замолкает. Она указывает на дверь, которая выделяется среди иных темным цветом и какой-то солидностью. Дуб? И металлические клепаные полосы. Петли стальные. И замок внушительный. С обратной стороны, надо полагать, и засов имеется.

Эту дверь непросто вынести.

И значит, за нею - особая комната, куда ведет не только эта дорога. Но догадки свои лучше при себе оставить. Мадам вытаскивает из-под подвязки ключ, который, жеманясь, протягивает Брокку.

- Прошу вас.

Прикасаться к ключу противно, кажется, даже сквозь плотную кожу перчаток Брокк ощущает болезненное тепло тела этой женщины. И все-таки берет.

Вставляет в замок.

Проворачивает дважды, до характерного щелчка. Открывать не торопится, позволяя мадам отступить, и она не медлит. Сколь бы ни было любопытно ей, что же скрывается за дверью, но жизнь дороже любопытства.