Сегодня мне снился сон: в абстрактном городе в организацию, где я работаю, явился солдат, чтобы по безденежью продать несколько государственных тайн. Тайны были не нужного нам профиля, но раз уж он пришел, неудобно было отказывать. Пока секретарша ксерила секретные материалы, он рассказал про свое житье-бытье, в частности про то, как он совершает объезды на низкорослой гнедой лошадке (маршрут этих объездов, между прочим, был одной из тайн, которые он продавал). Бывшая вместе с ним женщина, экзальтированная француженка, плохо говорящая по-русски, но сочувствующая солдату, стала всячески расхваливать мне эту лошадку, а особенно ее удивительную, слегка красноватую масть.

В дальнейшем эта женщина, ее бородатый солидный муж и все тот же солдат посетили дом, где я жил в этом городе (в то время как вообще-то я жил где-то еще). Посещение это было обставлено множеством второстепенных деталей, например: они ехали ко мне на джипе, который по ходу дела угодил в небольшую аварию (подробности аварии), затем как я пытался дозвониться до этой женщины по ее сотовому телефону (номер телефона, детали звонка) и т.д. и т.п. Целью посещения явился некий вид досуга: эти трое (вполне одетые) медленно перекатывались со спины на живот и опять на спину по огромным мягким диванам, приговаривая, как им от этого хорошо. Еще одна женщина, моя бывшая любовница, оказавшаяся там уж не знаю как, вначале смотрела на это с недоумением, а потом подумала и присоединилась к ним, найдя это приятным и увлекательным.

Сам не знаю, зачем я написал Вам эту ерунду, но стирать почему-то не хочется. Я тоскую без Вас, дорогая. Напишите, прошу. Если Вы по-прежнему боитесь общаться со мною, отправьте хотя бы пустое окно. Хоть что-нибудь… считайте, что мне передалась часть Вашего беспокойства.

Целую Вас, дорогая.

Княгиня Мария с царевичем Игорем стояли рука об руку; лишь неяркие лучи их фонариков нарушали кромешную тьму. Под этим светом слабо поблескивали два металлических рельса, начинаясь невдалеке от их ног и уходя в неведомое.

Бедная Мария, думал царевич. Обрести и потерять мужа в течение одного дня — это страшное потрясение. Она наверняка не в себе; во всяком случае, нормальный человек не стал бы рассчитывать на этакое корыто, вдобавок не имеющее ничего похожего на двигатель. Подумав так, он незаметно вздохнул и сделал вид, будто заинтересовался корытом.

Бедный мальчик, думала между тем княгиня. Он еще даже не осознал масштаба трагедии; на него, видно, все еще действует ошеломляющая картина гибели князя… Она заставляла себя не думать о муже, о князе, об этой картине; думать только о том, что обещала ему — о спасении Игоря. Она обрадовалась, когда мальчик наконец-то проявил интерес к происходящему; те немногочисленные слова, что он ронял прежде за проделанную ими дорогу, были вялы, бесчувственны и тусклы.

Теперь, стоя перед вещественным средоточием ее надежд, она не могла позволить себе гневить Господа сомнениями. Она возблагодарила Его. Она еще раз припомнила путь, проделанный только что — сам по себе свидетельство некой воодушевляющей благодати.

Как они молча шли по темным ходам, вчера еще вполне безопасным, а сейчас, несмотря на все меры, грозящим на каждом шагу шальной группой врага. Как спускались в бездонную пропасть. Как, сорванная взрывом с навешенных мест, огромная стая летучих мышей захлопала крыльями и заметалась по залу, и как они, невольно задравши головы, попытались рассмотреть этих мышей, но в темной вышине ничего не увидели.

— Княгиня, — спросили ее сопровождающие, — вы уверены, что вскрыта нужная вам дверь?

— Да, — сказала она.

— Может быть, помочь донести ваши припасы?

— Нет, это недалеко.

— В таком случае, мы оставляем вас. Ваше высочество… Княгиня Мария…

— Прощайте. Спасибо за все, господа.

Проводники поклонились и исчезли во тьме.

— Дай руку, — сказала Мария. — Пошли.

— Мария, — заметил царевич, выполняя то ли приказ ее, то ли просьбу, — ты обратилась ко мне на «ты».

Она ничего не ответила. Молча учась друг друга щадить, они быстро пошли вдоль широкого коридора, совсем не грязного, с ровным полом и ровными, некогда белеными стенами, по которым были протянуты кабели разного вида и толщины. Игорь глядел по сторонам, спотыкался; в одном месте остановился и присел завязать шнурок.

— Быстрее, — тревожно сказала Мария.

— Но здесь никого, — отозвался царевич. — Куда нам теперь-то спешить?

— Может начаться обвал, — объяснила Мария. — Это самое страшное, что может случиться с нами. Нужно успеть дойти до нужной двери.

— А что за ней?

— Увидишь… а вот, кажется, и она.

Луч фонарика, упершись в облупленную от времени стену, высветил несколько странных знаков на ней. Под этими знаками здесь стоял самый обычный распределительный щит или, может быть, трансформаторный ящик. Лаконичный череп был нарисован на нем. Мария обернулась к царевичу.

— Открывай, — шепнула она ему.

Игорь вопросительно посмотрел на нее.

— Ты как будто боишься, — заметил он.

Она отвела взгляд.

Он прав, сказала себе она. Ее охватило смятение. Она надеялась, что все должно быть так, как она это знала, но она не могла быть в этом уверена. Если это была фантазия или ошибка, оба они были обречены.

— Тебе показалось, — сказала она. — Открывай!

Он неуверенно потянулся к металлической рукояти, повернул ее вправо — и затем на себя.

Дверь открылась. Открылся проход.

— Фу-у, — облегченно выдохнула Мария. — Ты угадал, я боялась. Я не знала, что делать, если бы здесь не было этой двери.

— Ты обманула меня? — вскинулся царевич.

— Перестань. Идем лучше, пока камни не посыпались.

— Идем.

Они прошли сквозь секретную дверь и закрыли ее за собою. Невысокая лесенка вела их вверх. Они поднялись по ней и услыхали, как их шаги сделались гулкими. Пахнуло сладковатой, особенной смазкой — примерно так пахнет в метро. Мария повела фонариком по полу. В световом луче тускло блеснули рельсы.

— Это здесь, — сказала она.

Луч ее фонаря пробежался вдоль рельсов и высветил во тьме створ туннеля высотой в человеческий рост. Затем он вернулся, пробежался в другую сторону и уперся в нечто пузатое, ребристое и сверкающее, стоявшее на рельсах в десятке шагов от Марии с царевичем и глядящее на них единственной незажженной фарой изрядных размеров.

— Ура! — крикнула Мария.

Она бросилась к сооружению, и Игорь за ней. Это была, в сущности, вагонетка; она была сделана, видимо, из нержавеющей стали и очень тщательно; каждая деталь была так отполирована, что пыль не задерживалась на ней. Мария со всех сторон осветила вагонетку фонариком, пощупала ее, погладила и даже поцеловала.

Вагонетка была невысока. Они оба заглянули вовнутрь ее просто через борт, завернутый, как край обычной эмалированной ванны. Она и в целом была немного похожа на ванну, но больше всего своею формой напоминала обыкновенный ботинок, благодаря возвышавшемуся над фарой обтекателю со стеклом.

Внутри вагонетка напоминала двухместный автомобиль, с той разницей, что кожаный диван был сплошным и занимал ее более чем наполовину. Никаких органов управления, однако, в ней не было, за исключением единственной кнопки; вместо приборной доски висело что-то похожее на откидной стол.

Они стояли перед сооружением, и Мария шептала молитву. Она не знала православных молитв. Надеясь, что Бог простит, как прощал до сих пор, она прочла католическую молитву и перекрестилась по-православному.

— Все, — сказала Мария. — Пора.

Они перевалили свои не слишком тяжелые мешки через борт вагонетки и бросили их на диван. Мешки упали с гулким хлопком, и вверх поднялось облако пыли. В ответ прозвучал двойной громкий чих. Они улыбнулись — первый раз за все время с момента гибели князя Георгия.

— Лезем, — сказала Мария.

Они без труда перелезли через вывернутый борт и соскочили на диван, оказавшийся необычайно мягким. Они даже немножко попрыгали на нем; при этом Мария дивилась качеству кожи — она-то знала, сколько этой коже лет.