В белёсой дымке времени я увидела явно дорогой офис, находящийся, судя по неповторимому виду из окна, на одном из верхних этажей небоскрёба. Двое стояли напротив, глядя друг другу в глаза. Её я узнала сразу, хотя она окрасилась в чёрный цвет и надела изящный деловой костюм, — эти холодные глаза ни с чем не спутать. Его же я тоже определённо видела раньше, но затуманенный мозг никак не мог вспомнить, когда именно.

Вот Анна изящно скользнула вперёд. Он смотрел на неё так, словно хотел одновременно и поцеловать, и ударить. Губы Ани шепчут что-то, а в глазах горит дикое пламя, как у хищников, когда они видят добычу. В его глазах оно отражается странно знакомой бездной.

Картинка расплывается, а я всё тянусь вперёд, стараясь поймать ускользающую мысль. Дима!!!

* * *

Я открыла глаза. Осмотрелась, передумала и закрыла. Но от правды всё же не сбежишь.

Я оказалась в коридоре, который был, казалось, бесконечным. Всюду, куда могли проникнуть мои глаза, я видела мириады совершенно одинаковых дверей, которые шли ровными рядами с обеих сторон.

Телом своим я почти не владела, но по сравнению с предыдущими местами посещения намечался явный прогресс. Я, по крайней мере, могла ходить.

Что ж, раз эволюция и фоновый авантюризм поставили человека на ноги, значит, это зачем-то было надо. Я решительно направилась вперёд.

Кажется, я шла довольно долго. Конечно, определять, когда не видишь даже своего тела, — занятие трудное, но думаю, что я стойко промаршировала по этому холлу-переростку минут 40 или около того. Кстати, кончаться он и не планировал, а мои запасы храбрости и терпения стали стремительно истощаться.

— Двери, двери, двери — надоело уже! Нельзя что ли было построить парочку окон или арок для разнообразия? — спросила я пустоту, просто для того, чтоб услышать свой голос.

И вдруг оп коридору странным эхом прошуршал чей-то смех. У меня волосы встали дыбом — это был необузданно весёлый смех, совершенно не похожий на человеческий. Я замерла на одном месте, вслушалась…

Смешок. Так обычно хихикают нашкодившие дети. Эхо разнесло звук — он, казалось, оттолкнулся от стен и зазвучал отовсюду.

Меня охватила паника. Я понеслась по коридору, мимо одинаковых, запертых дверей, а в спину мне летел весёлый нечеловеческий хохот.

Впереди замаячил поворот, и в сердце затрепетала робкая надежда.

Так всегда бывает в ожидании перемен: разум не верит в победу и успех, но в душе упрямо трепещет надежда.

В нескольких метрах от поворота я замерла, как вкопанная. Одна из дверей начала медленно открываться со скрипом, который знающие люди называют «играть на нервах». Я стояла и смотрела, как дверь открывается, обнажая хаос цветов, который был мне уже знаком. В этой бездонной глубине возникла фигура, смутно показавшаяся знакомой…

Красный балахон с немыслимыми голубыми рисунками; колпак с бубенцами, надвинутый на глаза; высокие сапоги с выгнутыми носами; плащ, скрывающий фигуру.

Не может быть! ШУТ?!? Карта? Моё сердце бешено колотилось. Я со всех ног метнулась вперёд, мимо открытой двери. И увидела…

Зал. Красно-чёрная плитка. Нелогичные голубые и красные колонны. Четыре высоких, вычурных кресла. Причём они, как и сам зал, не были пусты.

Видимо, тут был бал или что-то в этом роде. По залу кочевали фигуры в вычурных одеяниях. Сложно сказать, имели ли они отношение к роду человеческому — слишком чёткие, нереально красивые лица, слишком яркие, глубокие цвета.

И тут по спине пробежал холодок. Да, это были не люди. Это были изменившиеся и ожившие картинки, которые я видела каждый день. На древних картах.

Вон, на троне, восседают Жрица, Первосвященник, Император и Императрица. Лица не выражают ничего, и потому внушают трепет.

А вокруг снуют фигуры, одетые в платья и средневековые костюмы. Они фальшиво улыбаются и манерно смеются, не замечая меня. Короли и королевы, валеты и посыльные. Те, кого я привыкла видеть на бездушных картонках.

Высших Арканов — Смерти, Дьявола, Мира, Жертвенности, Отшельника, наконец, Шута, — не было видно, но их присутствие чисто физически ощущалось. Я впала в ступор. Медленно, как во сне, я отступила в тень одной колонны и замерла там.

— Ну и как тебе «Алиса в стране чудес» в реальной жизни? — поинтересовался за спиной ехидный и неуловимо знакомый голос.

Я стремительно обернулась. По телу волной пробежала дрожь — передо мной стоял Шут. Лица, как и прежде, не было видно.

— Ой, как мы побледнели! Не личико, а меловая стена. У меня что, что-то с костюмом?

Несмотря ни на что, меня охватило раздражение. Может, и не стоило б разговаривать с Шутом в таком тоне, но мне не улыбалось церемониться с собственным глюком.

— Кто б уж говорил про лица! Явно не тот, кто своего не показывает.

Видно, очень страшное?

— Ну, ты в глубине души считаешь его очень даже красивым.

— Кто ты? — спросила я тихо.

— Я всегда презирал правила и законы; я не советовался с другими и не считался с последствиями; я тот, кто может вывести тебя отсюда.

Моё сердце подпрыгнуло от радости, но предупреждающий колокольчик не давал кинуться за Шутом сломя голову.

— Я хотела б увидеть твоё лицо.

Пожатие плеч. Смешок.

— Зачем? Зачем люди так часто ходят к гадалкам, стремясь узнать, что будет за поворотом? Зачем прислушиваются к голосу кукушки, словно птице и правда интересно, сколько проживёт то или иное двуногое создание? Право, глупо строить свою судьбу на пустых словах помешанных на деньгах шарлатанов. Они говорят лишь затем, чтоб сказать. Да и те, кто действительно что-то умеют, редко растрачивают свой дар на простых смертных. А они часто оказываются заложниками тех, кто предрёк смерть тому, кто мог бы ещё пожить. Зачем людям нужно видеть внешность собеседника и совсем не обязательно с ним говорить? Значит, для тебя внешность так же важна, как и для других. Как банально!

Моё вечное желание отличаться от других мгновенно взбунтовалось. Я хотела было уже отказаться от своей затеи, но занудный голос интуиции и не думал замолкать.

— А для тебя так важна внешность, что ты стыдишься её? Ещё банальней.

Шут как-то странно дёрнулся — видимо, я задела его за живое.

— Банален? Я? Глупая смертная! Да я почти сам Хаос! Я сама непредсказуемость! Значит, тебе так хочется знать, чей облик я принял сейчас?

— Да, я хочу знать.

— Всё по желанию прекрасной дамы!.. Я — авантюрное, безбашенное, бесшабашное, хитрое, дерзкое и склонное к театральности создание. Проще говоря, на данный момент я…

Эффектная пауза, взмах балахоном…

— …это ты!

Я тупо уставилась на саму себя, разодетую в шутовской наряд. У меня невольно вырвалось:

— Неправда! Я не такая!

Моя копия ответила ехидным прищуром.

— Ага, ты напомнила. Ко всем вышеперечисленным качествам стоит приплюсовать ещё и лживость.

— На словах ты меня можешь называть хоть императором Марса, но правды это не изменит. То описание мне совершенно не подходит.

— Не изменит правды? Ты хочешь мне сказать, что веришь в иллюзии или синих птиц? Правды нет, и ты сама это знаешь. В мире существуют просто разные точки зрения. Если ищешь правду, поговори по душам с актрисой Аней и своей бабушкой. Думаю, они много могут тебе рассказать. Хочешь сказать, ты никогда не действовала, не оглядываясь на последствия? Никогда не танцевала в огне? Не презирала правила и законы? Почему тогда ты стала гадать ночью? Или ты скажешь мне, что тебя не предупреждали?

— Я не восприняла это всерьез, — сама знаю, что лгу. Но что мне ещё остаётся?

— Ага. А почему ты не вышвырнула карты? Не продала с аукциона? Не вернула их Филоне, что, в общем-то, тебя и просили сделать?

— Это не мои карты. Меня б совесть замучила.

Моя копия с явной склонностью к шизофрении закинула голову и захохотала. Затряслись бубенцы на колпаке. Задрожали колонны. Волна воздуха отшвырнула меня метра на три.

— Совесть! Не восприняла всерьёз! Нет, ну умора! И кому ты лжёшь? Мне? Изначально глупо. Перехитрить обманщика может только ещё больший лгун. Ты, детский сад, совсем не тянешь — это, во-первых. А во-вторых, я — это ты. Что кривишься? Забыла? Обманывать себя — всё равно, что играть с самим собой в шахматы. Думаешь, я не понимаю, что тобой двигало? Совесть? Вот уж нет. Из благих побуждений? Частично, но вряд ли. А что у нас остаётся? Остаётся желание доказать что-то себе и другим, быть «не такой». Вот что тобой всегда движет. Я. Я всегда веду тебя за собой — пошли и на этот раз.