Милая, очень милая мэ, почти неслышная, говорившая с нами чуть не робко, не стремившаяся внушать ни страха, ни обожания к себе. Милая мэ. которая в течение длинной череды годов нисколько не заботилась открыть нам, что она не обычная мать семьи, как прочие, и не обычный профессор, подавленный своей работой, а исключительное существо здесь, на земле.

Никогда Мари Кюри не старалась возбудить в нас гордость ее научными успехами, ее славой. Да разве это могло прийти ей в голову, если она при всей своей чудесной карьере являлась олицетворением сомнения в себе, самоотречения и самоунижения?

Глава XX

Успех — испытания

Очень бледная, сильно похудевшая, с чуть осунувшимся лицом и белокурыми, подернутыми сединой волосами, женщина-физик входит утром в помещение на улице Кювье, снимает с крюка блузу из толстой парусины, надевает поверх черного платья и принимается за работу.

В эту тусклую пору своей жизни Мари, неведомо для самой себя, достигла совершенства во внешнем облике. Говорят, что люди приобретают с возрастом достойное их выражение лица. Как это верно в отношении мадам Кюри! В ранней юности она была только мила, студенткой и молодой женой — прелестна, а в зрелой, убитой горем женщине-ученом проступает изумительная красота. Ее славянское лицо, озаренное живым умом, не нуждалось в добавочных украшениях: свежести и жизнерадостности. После сорока лет выражение печального мужества и все более и более обозначающаяся хрупкость становятся благородными особенностями ее красоты. Эта идеальная видимость останется в глазах Ирэн и Евы такой же еще много лет, до того дня, когда они с ужасом заметят, что их мать превратилась в старуху.

Профессор, исследователь, директор лаборатории, Мари Кюри работает с огромным напряжением. Она продолжает давать уроки в Севре. В Сорбонне, куда зачислена штатным профессором, она читает первый и в то время единственный в мире курс радиоактивности. Великие усилия! Если среднее образование во Франции казалось ей неправильным, высшее образование вызывало у нее искреннее восхищение. Ей хотелось бы сравниться с теми мастерами в науке, которые некогда ослепили своим блеском Маню Склодовскую.

Вскоре Мари задумывает издать курс своих лекций. В 1910 году она выпускает свое основное «Руководство по радиоактивности». Девятьсот одиннадцать страниц едва хватило, чтобы свести воедино знания, приобретенные в этой области, начиная с того, еще недавнего дня, когда супруги Кюри заявили об открытии радия.

Мари не приложила своего портрета в начале этой книги. Против титульного листа она поместила фотографию своего мужа. Двумя годами раньше эта фотография украшала том в шестьсот страниц — «Труды Пьера Кюри», приведенные в порядок и отредактированные Мари.

Вместо предисловия к этой книге вдова составила очерк научного пути Пьера. Она стыдливо жалуется на несправедливость его смерти:

«Последние годы Пьера Кюри были очень плодотворны; Умственные способности его достигли своего полного развития, так же, как и его искусство ставить опыты.

Перед ним открывалась новая эпоха жизни: ей предстояло при более действенных возможностях работы стать естественным продолжением его удивительной ученой карьеры. Судьба решила по-другому, и мы вынуждены склониться перед ее непостижимым приговором».

Число учеников мадам Кюри все время возрастает. Американский филантроп Эндрыо Карнеджи, начиная с 1907 года, предоставляет Мари ежегодные дотации, что дает возможность приютить на улице Кювье начинающих ученых. Они присоединяются к ассистентам, получающим жалованье от университета, и к сотрудникам-добровольцам. Среди последних выделяется своими способностями высокий юноша Морис Кюри, сын Жака Кюри. В этой лаборатории он начинает свою ученую карьеру. Мари гордится успехами своего племянника и всю жизнь питает к нему чувство материнской нежности.

Всем составом из восьми-десяти сотрудников руководит вместе с Мари бывший сотрудник Пьера, верный друг и выдающийся ученый Андре Дебьерн.

У Мари есть программа новых исследований. И она проводит ее благополучно, несмотря на какое-то общее недомогание. Она выделяет несколько дециграммов хлористого радия и вторично определяет атомный вес этого вещества. Затем приступает к выделению самого металла-радия. До этих пор, всякий раз, когда она добывала «чистый» радий, в действительности дело ограничивалось солями радия (хлористыми или бромистыми), представлявшими собой его единственно стойкую форму. Андре Дебьерну и Мари удается выделить самый металл, не изменяющийся от воздействия атмосферы. Это одна из самых тонких операций, которая никогда больше не повторялась

Андре Дебьерн помогает Мари изучать радиоактивность полониума. Наконец Мари, уже в самостоятельной работе, устанавливает способ дозировки радия путем измерения его эманации.

Всеобщее развитие радиотерапии требует, чтобы мельчайшие частицы драгоценного вещества могли быть отделены с большой точностью. Там, где дело идет о тысячных долях миллиграмма, от весов мало толку. Мари придумывает «взвешивать» радиоактивные вещества на основании силы их излучения. Она доводит эту трудную технику до желанной цели и создает у себя в лаборатории «измерительный отдел», куда ученые, врачи и просто частные люди смогут отдавать для проверки радиоактивные продукты или минералы и получать удостоверение о количестве содержащегося в них радия.

Опубликовывая «Классификацию радиоэлементов» и «Таблицу радиоактивных констант», она заканчивает также работу общего характера: получение первого международного эталона радия. В этой легонькой стеклянной трубочке, которую Мари с волнением запечатала собственноручно, содержится 21 миллиграмм чистого хлористого радия. Впоследствии этот эталон послужит образцом для эталонов на всех пяти континентах и будет торжественно водворен в Бюро мер и весов в Севре, под Парижем.

После общей славы четы Кюри известность самой мадам Кюри взлетает и рассыпается огнями, как ракета. Дипломы на звание доктора honoris causa, члена-корреспондента заграничных академий наук заполняют ящики письменного стола в Со, но лауреатка не выставляет их напоказ и даже не составляет списка этих званий.

Франция чтит своих выдающихся людей при их жизни только двумя способами: орденом Почетного легиона и званием академика. В 1910 году Мари предложили крест Почетного легиона, но, руководясь отношением Пьера к этому вопросу, она отказалась.

Почему же, несколько месяцев спустя, она не оказывает такого же сопротивления своим слишком рьяным коллегам, которые советуют ей выставить свою кандидатуру в Академию наук? Разве она забыла унизительное количество голосов, поданных за Пьера и при его провале и даже при его избрании? Разве она не знает, какая сеть зависти расставлена вокруг нее?

Да, не знает. А главное, в качестве наивной польки она боится выказать себя притязательной, неблагодарной, если откажется от высокого отличия, предложенного ей другим отечеством, каким она считает Францию.

У нее есть конкурент — выдающийся физик и заведомый католик Эдуард Бранли. Возгорается борьба между «кюристами» и «бранлистами», между вольнодумцами и церковниками, между защитниками и противниками такого сенсационного нововведения, как допущение женщины в члены академии. Беспомощная, испуганная Мари присутствует при полемике, которой она не ожидала.

Крупнейшие ученые — Анри Пуанкаре, доктор Ру, Эмиль Пикар, профессора Липпманн, Бути и Дарбу — стоят за нее. Но другой лагерь организует могучее сопротивление.

«Женщины не могут быть членами академии!» — восклицает в добродетельном негодовании академик Амага, оказавшийся восемь лет тому назад счастливым соперником Пьера Кюри. Добровольные осведомители, вопреки очевидности, говорят католикам, что Мари — еврейка, если не напоминает вольнодумцам, что она католичка. Двадцать третьего января 1911 года, в день выборов, президент, открывая заседание, говорит служителям: