Половина второго. Дверь в глубине аудитории отворяется, и под шквал аплодисментов мадам Кюри подходит к кафедре. Она делает кивок головой — этот сухой жест должен обозначать приветствие. Мари стоит, крепко сжав руками край длинного стола, уставленного приборами, и ждет конца оваций. Они сразу обрываются: перед этой бледной женщиной, которая пытается придать своему лицу соответственное выражение, какое-то неведомое волнующее чувство заставляет умолкнуть эту толпу, пришедшую полюбоваться зрелищем.

Глядя прямо перед собой, Мари произносит:

«Когда стоишь лицом к лицу с успехами, достигнутыми физикой за последние десять лет, невольно поражаешься тем сдвигом, какой произошел в наших понятиях об электричестве и о материи…»

Мадам Кюри начала свой курс точно с той фразы, на которой его оставил Пьер Кюри.

Что трогательного могут заключать в себе эти холодные слова: «Когда стоишь лицом к лицу с успехами, достигнутыми физикой…»? Но слезы навертываются на глаза и текут по лицам.

Тем же ровным, почти монотонным голосом ученая доводит до конца сегодняшнюю лекцию. Говорит о новых теориях структуры электричества, о ядерной дезинтеграции, о радиоактивных телах. Не понижая тона, она доводит до конца сухое изложение предмета и уходит в маленькую дверь так же быстро, как вошла.

Глава XIX

Одна

Нас удивляла Мари в ту пору, когда благодаря поддержке такого талантливого ученого, как ее муж, ей удавалось одновременно и вести дом и делать свое дело в большой научной работе. Нам казалось, что более трудной жизни и большего напряжения сил нельзя себе представить, но это положение вещей являлось еще легким в сравнении с тем, что ждало ее впереди. Обязанности «вдовы Кюри» испугали бы человека даже крепкого, мужественного, счастливого.

Она должна воспитывать маленьких детей, и зарабатывать на жизнь, и с блеском носить звание профессора. Она должна, уже не имея могучей научной опоры в лице Пьера Кюри, продолжать работы, начатые совместно с ним, сама давать все указания, советы ассистентам и студентам и, наконец, осуществить важную миссию: создать лабораторию, достойную обманутых мечтаний Пьера, такую, где молодые исследователи смогут развивать новую науку о радиоактивности.

Первой заботой Мари было создание здоровых условий жизни для своих дочерей и тестя. В Со на Железнодорожной улице она снимает дом № 6. Дом неказистый, но его красит уютный сад. Доктор Кюри занимает в доме отдельное крыло. Ирэн, к своей радости, получает во владение квадратик земли, на котором имеет право насаждать, что ей угодно. Ева под надзором гувернантки разыскивает в густой траве лужайки любимую черепаху и бегает по узеньким дорожкам то за черной, то за тигровой кошкой.

За все это мадам Кюри платится лишним утомлением: полчаса езды поездом до лаборатории. Каждое утро можно видеть, как она идет на станцию красивым быстрым шагом, точно стараясь неутомимым ходом наверстать опоздание куда-то. Эта женщина в глубоком трауре неизменно садится в один и тот же поезд, в одно и то же отделение второго класса и вскоре становится знакомою фигурой для пассажиров на этой линии.

По вечерам, иногда очень поздно, Мари опять садится в поезд и возвращается к себе, в светящийся огнями дом. Зимой она первым делом обследует большую печь в передней, подбрасывает угля и регулирует тягу. В ее голове прочно засела мысль, что никто в мире, кроме нее, не способен хорошо развести огонь, и, правда, она умеет артистически, как химик, распределить бумагу, щепки, положить сверху антрацит или дрова. Когда печь начинает гудеть по ее вкусу, Мари ложится на диван и отдыхает от изнурительного дня.

Она слишком скрытна, чтобы высказывать свое горе, никогда не плачет на людях, не хочет быть предметом жалости и утешений. Никому не поверяет ни своих приступов отчаяния, ни страшных кошмаров, которые терзают ее по ночам. Но близкие с тревогой посматривают на ее потухший взгляд, все время устремленный куда-то в пустоту, на ее руки с признаками тика: нервные, воспаленные ожогами радия пальцы неотвязным движением все время трутся друг о друга.

Бывают моменты, когда физические силы вдруг изменяют ей. Как одно из первых моих детских воспоминаний запечатлелся образ моей матери в ту минуту, когда она среди нашей столовой упала на пол, потеряв сознание, ее бледность, неподвижность.

В эти скорбные для Мари годы два человека становятся ее помощниками. Это Мария Каменская, свояченица Иосифа Склодовского, которая по настоянию Брони приняла на себя обязанности гувернантки и домоправительницы в семье Кюри. Ее присутствие частично внесло в жизнь Мари тот польский дух, которого недоставало ей вдали от родины. Впоследствии, когда пани Каменская по состоянию здоровья будет принуждена уехать опять в Варшаву, то другие гувернантки-польки, хотя и не такие надежные и не такие очаровательные, как она, заменят ее при Еве и Ирэн.

Другим и самым ценным союзником Мари был доктор Кюри. Смерть Пьера стала и для него тяжким испытанием. Но старик черпает в своем строгом рационализме известную долю мужества, на что Мари оказывалась неспособна. Он не признает бесплодных сожалений и поклонения могилам. После погребения он ни разу не ходил на кладбище. Раз от Пьера не остается ничего, старик не хочет мучить себя призраком.

Его стоическая безмятежность действует благотворно на Мари. В присутствии своего свекра, считающего нужным вести нормальный образ жизни, говорить, смеяться, ей стыдно за свою тупость, вызванную горем. И она старается придать своему лицу выражение спокойствия.

Общество доктора Кюри, приятное для Мари, было отрадой для ее дочерей. Не будь этого старика с голубыми глазами, детство девочек заглохло бы в атмосфере траурного настроения. При матери, всегда отсутствующей, занятой в лаборатории, название которой прожужжало им все уши, старик является для девочек товарищем их игр и наставником гораздо больше, чем мать. Ева была слишком мала, чтобы между ним и ею возникла настоящая близость, но он становится незаменимым другом Ирэн, медлительного и нелюдимого ребенка, так похожего характером на его погибшего сына.

Он не только преподает Ирэн начальные сведения по естественной истории, ботанике, передает ей свое восхищение Виктором Гюго, пишет ей летом письма, разумные, поучительные и забавные, в которых отражается и его насмешливое остроумие и изящный стиль, но и дает всему умственному ее развитию определенное направление. Духовная уравновешенность Ирэн Жолио-Кюри, ее отвращение к унынию, ее непререкаемая любовь к реальному, ее антиклерикализм, даже ее политические симпатии пришли прямым путем от ее деда по отцу.

Мадам Кюри окружает этого замечательного старика теплыми, нежными заботами. В 1909 году, заболев воспалением легких, он пролежал в постели целый год, и Мари проводит все свои свободные минуты у изголовья трудного, нетерпеливого больного, стараясь его развлечь.

25 февраля 1910 года он умирает. На оголенном зимой промерзшем кладбище в Со Мари требует от могильщиков произвести неожиданную для них работу — вынуть из могилы гроб Пьера. На дно могилы ставят гроб доктора Кюри, а на него опускают гроб Пьера. Не желая расставаться с мужем после своей смерти, Мари велит оставить место для себя и долго, бесстрашно смотрит в эту пустоту.

Теперь воспитание Ирэн и Евы перешло в руки самой Мари. О первоначальном детском воспитании у нее были свои установившиеся представления, которые и проводились менявшимися гувернантками более или менее удачно.

Каждый день начинается часом умственной и ручной работы, которую Мари старается делать привлекательной. Она ревностно следит за каждым пробуждением способностей у дочерей и заносит в свою серую тетрадь успехи Ирэн в вычислениях или раннее проявление музыкальности у Евы.

Как только кончаются занятия на данный день, девочек отправляют гулять на чистый воздух. В любую погоду они делают длинные прогулки и физические упражнения. В саду, у себя в Со, Мари велит построить портик, где вешают трапецию, кольца и канат для лазания. Поупражнявшись у себя дома, обе девочки станут рьяными ученицами гимнастической школы, где завоюют первые призы по упражнениям на снарядах.